Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

В то же время, по ту сторону балки, несся на тревогу весь Кумский пост из десяти казаков, при уряднике Вагине, не подозревая гибели, закрытой от него крутыми склонами балки. Напрасно казаки Тарасова кричали им об опасности; те с налета ринулись прямо в овраг и неожиданно врезались во всю пятисотенную партию.

Видя страшную опасность, которой подвергся малочисленный казачий пост, Тарасов и Кузнецов стремительно ударили на выручку, но кабардинцы сами бросились навстречу им в шашки, и, после минутной схватки, казаки были опрокинуты, оставив на месте боя двенадцать тел и одного раненого. Храбрый Кузнецов, врезавшийся на глазах у всех в самую середину неприятельской толпы, пропал без вести. Кумский пост был истреблен. Казаки Тарасова, отброшенные к Танлыцкому посту, заперлись в нем и отразили жестокое нападение горцев. Партия не стала, впрочем, домогаться взятия поста и отошла за Кубань.

Прошло несколько дней, и та же партия ночью опять вошла в русские пределы, но тут она ограничилась лишь отгоном пасшихся верстах в десяти от Кубани табунов ногайского владельца Азамат-Гирея. Храбрый Азамат со своими ногайцами немедленно бросился в погоню за Кубань и скоро настиг партию. Горцы вступили в переговоры. Всех лошадей Азамата они возвратили, остальных же, принадлежавших бабуковцам и другим мирным кабардинцам, увели с собою, сказав, что если хозяева желают получить их обратно, то пусть приедут за ними сами.

Было два-три случая и мелких разбоев, совершенных малыми шайками, вероятно отделявшимися все от той же пятисотенной партии. Так, 7 февраля пятнадцать человек кабардинцев появились в степи около села, принадлежавшего генерал-майору Столыпину. Четверо из них напали на ехавших в арбе двух мирных кабардинцев и завезли их на помещичье гумно, где были уже остальные одиннадцать хищников также с добычею, состоявшей из отставного солдата, женщины, двух мальчиков, двух лошадей и трех пар волов с повозками. Партия осторожно выждала на гумне вечера и только уже тогда, посадив женщину и двух мальчиков на лошадей, отправилась с ними вверх по реке Золке; солдата изрубили, мирных же кабардинцев, провезя несколько верст, связали и бросили среди степи в их же арбе, запряженной волами.

17 февраля, ночью, небольшая шайка повторила нападение на моздокские хутора, называемые хутора Соколова, захватила двух казачьих детей и угнала по ста восьмидесяти штук лошадей и рогатого скота.

Большая пятисотенная партия закубанцев между тем не расходилась. Отошедши за Кубань, она расположилась в верховьях Большого Зеленчука. Князья Мисостовы и Атажукины часто ездили туда и вели деятельные переговоры о том, как можно было догадываться, чтобы перевести за Кубань подвластные им аулы.

Тогда Сталь увидел необходимость возвратиться к своему прежнему проекту и выставить отряд майора Курилы на Малке, не в дальнем расстоянии от Каменного моста, возле которого сходятся все арбяные дороги, ведущие из Кабарды к Кубани. В то же время Кацыреву было приказано подвинуться к Баксану, чтобы, с одной стороны, поддерживать отряд майора Курилы, а с другой – угрожать аулам Мисостовых и Атажукиных. Для прикрытия же Ставропольского уезда вызвана была часть войск из Чечни и составлен особый также подвижной отряд, расположившийся в городе Александрове и в Круглолесском селении.

11 февраля Кацырев уже был у Кызбуруна, 18-го он отогнал в Баксанском ущелье значительные стада, 19-го за рекою Гунделеном истребил аул со всеми хуторами узденя Мансоха, а 20-го проник в ущелье Табашин и после жаркого дела истребил два аула, принадлежавшие Мисостовым и Атажукиным. Во всех этих аулах отряд потерял одного офицера и двадцать нижних чинов убитыми и ранеными.

11 марта Кацырев шел уже по направлению к горам; но здесь, при самом же начале движения, он был открыт конной партией кабардинцев в сто пятьдесят человек, направлявшихся под предводительством известного Таусултана Атажукина для разбоя на линию. Атажукин разослал во все стороны гонцов с извещением о движении отряда, приказав отгонять с равнин табуны и стада и собираться для защиты. Казаки, на глазах которых угоняли скот, пытались воспрепятствовать этому, но везде встречали сильные партии и успеха не имели. Тем не менее в течение семи дней, при беспрерывной перестрелке, пять больших аулов, не считая отдельных хуторов, кошей и кутанов, были истреблены до основания. Между ними аул владельцев Касаевых защищался так упорно, что раздраженные солдаты Кабардинского полка перекололи в нем всех, не успевших скрыться, – и мужчин, и женщин.

В это время в Кабарде появились грозные прокламации Ермолова, требовавшие покорности, но обещавшие пощаду всем, кто добровольно выйдет из гор и поселится на равнине. Кабардинцы действительно изъявили готовность покориться, но под тем непременным условием, чтобы им дозволено было остаться в ущельях; в залог своей верности они предлагали выдать всех русских пленных. Им было отказано и объявлено, что все, остающееся в горах, будет признаваться открыто враждебным России. Тогда, устрашенные погромами Кацырева и не видя другого исхода из своего положения, многие кабардинцы мало-помалу стали склоняться на предложение Ермолова, и в течение уже марта вышло на плоскость четырнадцать больших аулов, в которых насчитывалось до девятисот сорока пяти домов. Большая часть из них осела по левому берегу Терека, другие расположились по Уруху, Баксану и по небольшим речкам. Переселенцы, прибывшие с семействами и со всем имуществом, стали сперва бивуаками, откладывая постройку домов до весеннего времени.

К сожалению, положение их оказалось весьма критическим. С одной стороны, им постоянно угрожали буйные, злобствующие на их покорность и не хотевшие выходить из гор кабардинцы, с другой – по печальному недоразумению они были разбиты и ограблены самими же русскими. Едва переселенцы стали на своих местах, как на них налетели отряд штабс-капитана Токаревского из Елизаветинского редута и мирные чеченцы, под командой капитана Чернова, из Моздока; несколько человек было убито, несколько захвачено в плен, стада отогнаны, имущество разграблено. Встревоженные власти поспешили прекратить смятение. Переселенцам с лихвой возвращено было все, что они потеряли, но нужно было опасаться острой вражды между кабардинцами и чеченцами, и кабардинцы действительно уже просили позволения ограбить чеченцев. Токаревскому был сделан строгий выговор. «Непростительно, – писал ему генерал Вельяминов, – если не знали вы, что аулам сим позволено от правительства жить на занимаемых ими местах с обещанием, что никакого вреда им не будет; еще непростительнее, если известно вам было означенное позволение, и вы заведомо нарушили данное главнокомандующим слово». Гроза чеченцев, Чернов, не лишился места только благодаря заступничеству Грекова. «Не могут быть мне неизвестны недостатки Чернова, – писал он Ермолову, – но этот человек необходим, и не по тем сведениям, которые он доставляет, – эти сведения я получаю и от лазутчиков, – но за его необыкновенную храбрость, которая наводит страх на все чеченское население».