Нечестивец - Шеннон Дрейк

Текст под фотоснимком гласил: «Ликование не к добру; благородные супруги пали жертвой египетских кобр. Сама королева скорбит: мертвецы из могилы мстительно протягивают костлявые пальцы к ее престолу и, похоже, угрожают опустошить наше королевство».

* * *

Кто-то шел по коридору! Камилла хотела дочитать статью, но рисковать ни к чему: могли увидеть, как она роется в столе сэра Джона. Она быстро сунула газету в ящик, задвинула его, затем положила лупу на место и вскочила с кресла.

Сердце ее отчаянно колотилось — она и сама не знала почему. Ведь Камилла не сделала ничего ужасного. Всего лишь поправила ящик. Увидела статью и стала ее читать. Ей прежде не попадалась эта газета, тем более этот выпуск был прошлогодний и она тогда не работала в музее.

Вошел сэр Джон, с чрезвычайно озабоченным видом; однако он еще более нахмурился, увидев ее у стола.

— Что-то не так, Камилла? — спросил он. Разумеется, он интересовался, почему она не работает.

— Извините, сэр Джон. Все в порядке, я просто устала. Хотела выйти попить чаю. Я тогда не пойду на ланч. Вы сегодня любезно согласились отпустить меня пораньше к портнихе, по просьбе лорда Стерлинга.

К ее удивлению, сэр Джон равнодушно махнул рукой:

— Ничего страшного, милая, даже если бы вам не пришлось появиться на работе до конца недели. За эти дни вы и так уже успели славно потрудиться на благо нашего музея. Идите пейте чай. Ваша работа подождет.

— Спасибо. Я вовсе не собираюсь пренебрегать своими обязанностями!

— Даже мне надо иногда выпить чаю. Или виски! Для просветления мыслей. — Он немного подумал и, видимо, выбрал иное лекарство, потому что тряхнул головой. — Да, чаю. И не торопитесь.

Получив благословение, Камилла сняла халат и взяла синий ридикюль: он так славно сочетался с неброским, но элегантным платьем. С тем она и покинула офис.

Камилла молча шла вдоль экспозиции и почему-то невольно остановилась. Кобра за стеклом мирно дремала: поблизости не было детей, склонных ее дразнить.

Она подошла ближе, размышляя, так ли уж разумно с их стороны выставлять здесь эту тварь: ведь стекло, в конце концов, могло и разбиться.

Камилла нахмурилась. Забота о кобре входила в обязанности Обри. Он кое-что узнал о рептилиях, пока был в экспедициях. Она преисполнилась тревожных предчувствий. На том снимке, сделанном во время последней экспедиции Стерлингов, она видела Обри. Да и других тоже.

Камилла повернулась, собираясь пройти дальше, затем остановилась — неприятный холодок побежал по ее спине.

Она обернулась, огляделась по сторонам и выбранила себя. Неужели она и в самом деле опасается, что эта змея выберется из террариума и поползет за ней? Нет… она вовсе не боялась такой погони. Но спиной чувствовала на себе чей-то взгляд. А ведь здесь никого нет. По крайней мере, она никого не видит.

Камилла так и не смогла избавиться от этого неприятного чувства, и, пока она пересекала улицу и заходила в чайную, ей казалось, что Кто-то провожает ее взглядом.

* * *

Грегори Олторп сидел на табурете и сосредоточенно рассматривал Что-то под микроскопом.

Брайану пришлось кашлянуть, чтобы привлечь его внимание.

Грегори поднял голову.

— Брайан! — удивленно воскликнул он. — Ах, простите — лорд Стерлинг.

— Брайан — вполне еще жив, благодарю, — ответил граф, подходя к мужчине и пожимая ему руку. Они вместе служили, и Брайан полагал, что боевое товарищество позволяет им общаться на равных.

Грегори был настолько тощ и высок, что назвать его долговязым было бы комплиментом. На войну его все же взяли — в качестве опытного медика, но из-за осколочного ранения голени комиссовали. Он служил в некоем закрытом государственном университете не из-за нужды, а из безмерной любви к медицине, которая была его страстью. Однажды он признался Брайану, что, если бы работал день и ночь не покладая рук, все равно не хватило бы жизни, чтобы успеть исследовать все, что его интересует, все, что нуждается в его пристальном взгляде.

Рядом на раме висел скелет. Грегори желал докопаться до подлинных причин смертности всего живого, так что не упускал случая поработать в какой-нибудь прозекторской лаборатории. На столе под простыней лежало тело, ожидающее холодного скальпеля преподавателей или студентов.

Брайан знал, что душа давно покинула мертвое тело, но не мог избавиться от щемящего чувства жалости к этому трупу. Он знал, что некогда было много шума вокруг поставки анатомических материалов для медицинских институтов. Случались и ужасные убийства на этой почве, поскольку мертвец стал цениться больше, нежели живой человек. Судебный процесс над известными «похитителями трупов» в Эдинбурге привлек внимание публики и заставил пересмотреть цены на мертвецов.

Да, мертвые тела остались в цене, но правительству пришлось не на шутку потрудиться, с тем чтобы их не приходилось добывать из-под полы. Так что Грегори старался с пользой исследовать каждый дюйм трупа, точно так же, как оголодавший охотник до косточки съедает загнанную дичь. Целеустремленность Грегори была похвальна — она помогала ему понять, как устроено человеческое тело.

— Ну, как ты? — Грегори внимательно посмотрел Брайану в глаза. — Наверняка раны уже затянулись и не так безобразны, как эта маска!

Брайан пожал плечами.

— Может быть, эта маска стала уже моим лицом, — сказал он беспечно.

Грегори продолжал изучать его глаза.

— Да, давненько ты не заходил ко мне. Жаль, но мне пока не удалось разузнать то, о чем ты просил. За эти месяцы меня то и дело просили поработать для полиции. Очень жаль, но ничего нового сообщить тебе не могу. Пожалуй, мне не следовало беспокоить тебя после смерти родителей — я только добавил тебе хлопот.

Брайан покачал головой:

— Ты все сделал правильно.

— Это я подбил тебя на такие мучения, а там, похоже, не о чем и говорить. Иначе тебя не оставили бы в покое.

— Я в курсе, разумеется, — сказал Брайан, криво усмехнувшись. — Но мне хотелось бы снова перечитать твои записи, если возможно.

— Да, я внушил тебе эту навязчивую идею, — печально отозвался Грегори.

— Разве правосудие стало навязчивой идеей?

— Разве месть стала правосудием?

Брайан покачал головой:

— Полагаю, Кто-то настолько возжаждал богатства и славы, что не остановился перед убийством. И воздать по заслугам — вовсе не месть.

— Эх, Брайан! — вздохнул Грегори.

— Что верно, то верно: я разгневан. Возможно, жажду крови, в некотором смысле. Но время бежит, и мой гнев теперь холоден и расчетлив. Шрам у меня на сердце страшнее, чем на лице, и теперь я ищу только истины и правосудия.