Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый - Сергей Самаров

Это было для русов новостью. Разведчики погнали сани назад, не распродав товар. Спешили доложить весть, которая могла быть тревожной. Но посадские головы сильно не расстроились. Они не думали, что Годослав даст Гостомыслу свою дружину, чтобы бодричи воевали против родственников. У Годослава тоже боярский совет есть. Совет не одобрит такое. Да и сам Годослав понимает, как мало ему проку от таких действий. Позвали для совета бьярмских варягов. Те новости не удивились. Воевода Славер опять своё предположение высказал:

– Если никто в Славене не знает, что князь Войномир в городе, похоже, в городе его нет… Но где же он тогда? Есть ли смысл Гостомыслу отвозить Войномира к Годославу? Что это даст ему? Зачем так далеко пленника отправлять?

– Гостомысл числится в друзьях Годослава. Они могли раньше договориться?

– О чём? Гостомысл в последний раз у бодричей был четыре года назад… Тогда наша война только начиналась, и Буривой отнимал у нас крепость за крепостью… О Войномире Годослав тогда ещё и не слышал, а если и слышал, то только как о сыне своей старшей сестры.

– Тогда Гостомысл, выходит, не взял князя с собой?..

– Но в Славене Войномира нет!

– Тогда он взял его с собой?..

– Зачем? – не унимался Славер.

Наконец, кто-то из мудрых посадских советников подсказал мысль, которая, кажется, удовлетворила всех: По крайней мере, она была единственной правдоподобной.

– Может быть, он взял его, чтобы не дать Войномиру победить Буривоя до того, как сумеет о чём-то договориться с Годославом?

– О чём он может договориться с Годославом?

– Годослав может выступить посредником для установления мира… И мир будет устанавливать с князем Войномиром. Но с посадским советом, не с князем Здравенем, а с Войномиром.

Славер задумался.

– Если Войномир согласится установить мир со словенами, князь Астарата не будет против.

– Столько крови пролито, столько денег на эту войну потрачено, и всё напрасно? – впервые высказался молчавший до этого посадник Русы боярин Ворошила. Мудрый посадник. Десять раз подумает, один раз скажет. – Нужен нам этот мир?

– Он нужен словенам, а не нам. Нам Бьярмия нужна, а они её удержать не в состоянии…

– И что делать?

– Нужно победить словен до того, как вернётся Гостомысл! – высказал общее мнение посадских советников воевода Славер. – Нужно торопиться… Даст нам Руса свою дружину?

Совет промолчал, зная, как трудно будет уговорить князя Здравеня.

– Даст! – категорично сказал посадник Ворошила, который давно уже решил для себя вопрос о том, какие отношения следует в такой обстановке поддерживать со Славеном. Бывали времена, когда с соседями говорили иначе – за дружеским столом, бывали времена, когда полки сталкивались. Время всему – своё…

– А что князь Здравень скажет?

– Князь Здравень будет спать, как спит уже давно, спокойно и безмятежно… Для этого необходимо только одно – не проводить дружину под его окнами, чтоб звоном оружия не разбудить…

– Зовите городского воеводу! – Славер встал, показывая этим, что он хочет здесь командовать, хотя с ним пришло пока только две сотни дружинников.

Славера слишком хорошо знали, чтобы ему не доверять. Тем не менее, посадские советники переглянулись с вопросом в глазах. Ну, отвоюет этот воевода, и уедет к себе в Бьярмию. А Русе-то ещё жить рядом со Славеном. Как жить?.. Какие отношения поддерживать?..

Только один Ворошила выглядел решительно, и смотрел упрямо. Он слишком много денег вложил в освоение Бьярмии, чтобы молча и безропотно что-то там потерять…

Глава двенадцатая

Дверь распахнулась широко, и вошёл глашатный Сташко. Стукнул, как и полагается ему по должности, посохом в пол.

– Княже, прибыли послы от короля франков Карла Каролинга. Прикажешь собрать бояр и встретить послов в парадной горнице? – Сташко говорил не громко, совсем не так, как привык вещать в официальной обстановке.

Но Годослав, как и Дражко со Ставром, прекрасно слышал стук многих каблуков по коридору, и догадался, что Сташко уже пришёл не один.

– Это официальное посольство? – спросил Годослав, прекрасно разыгрывая голосом своё удивление.

– Нет, княже. Личный посланец короля шевалье дю Ратье желал бы поговорить без постороннего присутствия и в обстановке, далёкой от торжественности. Более того, он желает, как и его король Карл, чтобы миссия, с которой дю Ратье к нам прибыл, не разглашалась. Но решать, княже, тебе… Бояр собрать не долго. А они всегда обижаются, когда дела решаются помимо них, и без совета советников.

– Пусть обижаются. Ты зови посла сюда. Здесь нет посторонних. Я помню дю Ратье. Он всегда был уважительно настроен к бодричам, и мы к нему относимся точно так же…

Сташко поклонился, принимая княжескую волю, торжественным жестом распахнул вторую створку двери шире, и ещё раз стукнул посохом в пол.

– Шевалье дю Ратье! – теперь уже глашатный показал, что возраст не отнял у него голос.

Дю Ратье вошёл, стуча высокими каблуками по дощатому полу, жестом руки за спину попросил сопровождающего подождать за дверью, и уважительно поклонился сначала Годославу, потом стоящим чуть в стороне Дражко и Ставру. Майордом Карла прекрасно знал Дражко, а Ставра несколько раз видел, и тоже знал, кто это такой. И с самим Годославом был не менее хорошо знаком. Сам ростом с королевского дядюшку Бернара, дю Ратье не отличился в боях, и не имел воинской славы. И, чтобы как-то поднять себя и свое самоуважение, всегда носил сапоги на высоких каблуках, как греческие актеры носили котурны[105].

– Ты свободен… – Годослав отослал Сташко, и широким, но уважительным жестом пригласил посланца франков пройти в горницу.

– Вот удачный случай, достойный удивления! – сказал Годослав, протягивая шевалье руку для рукопожатия, как старому доброму знакомому. Это, конечно, было нарушением всякого этикета, но сразу сделало посла более радушным, поскольку такая честь послам обычно не оказывается. Годослав знал, что делал, демонстрируя радушие. – Не успеешь подумать, как оказия приходит сама собой…

– Я рад от своего лица и от лица своего сюзерена приветствовать принца[106] бодричей Годослава, и к радости своей удовлетвориться его добрым здравием и благополучием его дома. Хотя я и не понимаю, принц, о каком удачном случае, и о какой оказии вы говорите… – дю Ратье улыбался добродушно и открыто, как и положено улыбаться опытному дипломату. Он включился в игру приветливого уважения, хотя прекрасно понимал, что это только игра, и от князя бодричей его отдаляет громадная дистанция.

– Случай предельно прост, – сказал Годослав, шагнул к столу, и вытащил из целой стопки исписанных листов бумаги запечатанное княжеской печатью письмо.

– Я написал королю о своих проблемах, и искал нарочного, чтобы отправить письмо с наибольшей скоростью так, чтобы оно попало не в руки секретарей, где может надолго задержаться, а сразу к его величеству. Проблемы, признаюсь, серьёзные, и мне будет сложно разрешить их без поддержки моего царственного сюзерена.

– У вас что-то произошло? – обеспокоенно спросил дю Ратье. При этом было заметно, что беспокойство его совсем не наиграно.

– Ещё не произошло, но готово произойти, – посетовал Годослав. – Проклятые северные соседи никак не хотят успокоиться нашим мирным сосуществованием. Им не нравится не только то, как мы живём… Им вообще, похоже, не нравится, что мы живём…

– Датское королевство зашевелилось? – переспросил дю Ратье.

– Если бы просто зашевелилось… – вступил в разговор Дражко, уже сообразивший, к чему ведёт разговор Годослав. – Там, дорогой мой дю Ратье, заново родился не кто-то-нибудь, а сам герцог Трафальбрасс…

– То есть, как?.. – не понял посол франков, думающий, что Дражко неправильно выразил свою мысль на франкском языке, на котором все они разговаривали. – У них появился кто-то новый, равный Сигурду?

– Нет, слава Свентовиту. Просто, сам герцог снова вошёл в милость у конунга Готфрида. И, чтобы эта милость не оказалась случайным проходящим явлением, он старается укрепить свои позиции за счёт нашего княжества. То есть, готовит большую войну сразу в нескольких направлениях. Вы же знакомы с нашим главным разведчиком… – князь-воевода показал глазами на волхва Ставра. Майордом поклонился разведчику ещё раз. – Он только что вернулся с датской границы, и принес нам кучу неприятных известий. И я, прибыв только сегодня со своим полком из королевской армии, из седла попадаю в седло, чтобы отправиться в полуночную сторону…

– Это, в самом деле, неприятная новость… – задумчиво сказал дю Ратье. – И что Сигурд решил предпринять?

– Он готовит большую сухопутную армию, причём, растягивает её по всей протяжённости границы, чтобы одновременно растянуть и наши силы, и воспользоваться своим преимуществом в численности, – объяснил Годослав. – Кроме того, в ближних к материку датских фьордах концентрируются суда викингов, чтобы высадиться на острове Руян и захватить Аркону. Самое неприятное в том, что мы никак не ждали от данов зимней кампании. Впечатление такое, что Сигурд, в силу вспыльчивости своего характера, вдруг вспомнил собственное унижение на турнире три с половиной года назад, и воспылал жаждой мести. А если Сигурду что-то взбредёт в голову, он стремится воплотить это в жизнь немедленно. Вы же помните его норов…