В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг. - Ольга Игоревна Агансон

Хилми-пашой международной комиссии в составе двух гражданских и четырех финансовых агентов, представлявших Британию, Францию, Германию и Италию[443]. В июле Порта отклонила требования держав на том основании, что они нарушали суверенные права султана. Вопреки отказу Абдул-Хамида, посольства продолжали назначать финансовых агентов и направлять их в Македонию. 16 ноября в совместном выступлении послы великих держав поставили вопрос о немедленном признании Портой постановлений финансовых агентов по реорганизации македонских финансов, продлении миссии Хилми-паши, двух гражданских агентов и иностранных офицеров при жандармерии[444]. Султан отказал послам шести держав в совместной аудиенции и проигнорировал принятую ими ноту.

С целью оказания давления на Порту правительства России и Австро-Венгрии предложили державам отправить флот в составе международных сил к крупному турецкому порту. Англия, Франция и Италия поддержали инициативу Ламздорфа и Голуховского. Германия не посчитала нужным высылать свои корабли, но заявила о моральной поддержке действий пяти держав[445]. Берлин дистанцировался от участия в международной операции и в определенной степени противопоставил себя «европейскому концерту», таким образом ясно расставив приоритеты в своей балканской политике (сохранение статус-кво в регионе и неограниченного контроля Порты над Македонией).

25 ноября 1905 г. международная эскадра покинула Пирей и направилась к Митилене (о. Лесбос), где были блокированы таможня, почта и телеграф. Державы объявили о том, что доходы, поступавшие с таможни, замораживались до тех пор, пока султан не согласится с их программой. Затем эскадра взяла курс на Лемнос и вошла в Дарданеллы. По мере того как операции сопутствовал успех, Порта становилась все уступчивее[446]. В итоге османское правительство согласилось назначить финансовую комиссию сроком на два года[447]. Вошедшим в ее состав турецкому главному инспектору, австро-венгерскому и русскому гражданским агентам, делегатам от Британии, Франции, Германии и Италии поручался контроль за сбором и распределением налогов и десятины в трех вилайетах. Они также назначали инспекторов для надзора за чиновниками, ответственными за денежные поступления[448]. Учреждение финансовой комиссии означало конец русско-австрийской монополии в урегулировании ситуации на Балканах: другие великие державы, а среди них в первую очередь Англия, утверждали за собой право вмешиваться в решение македонского вопроса.

Как мы выяснили, неослабное внимание Форин Оффис к проблеме реформирования финансовой системы Македонии обусловливалось европейским контекстом конфигурации великих держав: стремлением Лондона «заглушить» австро-русский дуэт в «европейском концерте» и самому занять место у дирижерского пульта. Однако, анализируя дипломатическую активность Англии в этом эпизоде, мы не можем игнорировать экономическую подоплеку британско-турецких отношений. Во время обсуждения проекта финансовой реформы Порта обратилась к великим державам с просьбой санкционировать повышение турецких таможенных пошлин на 3 %. Этот вопрос поднимался еще в 1900 г. Тогда Форин Оффис отнесся к просьбе турецкого правительства сдержанно-настороженно. О’Конор выразил опасение по поводу того, что полученные таким путем дополнительные средства даже после отчислений части из них в Администрацию оттоманского долга могли быть использованы для выплат по железнодорожным гарантиям. Повышение тарифов, как отмечалось, в первую очередь поддерживала Германия, которая рассчитывала на то, что оздоровление турецких финансов обеспечит гарантии для проектируемой ею Багдадской железной дороги[449]. В 1905 г. Порта аргументировала необходимость повышения таможенных пошлин с 8 % до 11 % нехваткой средств для проведения реформ в Македонии. Великобритания, на долю которой приходилось 60 % внешнеторгового оборота Османской империи, оговаривала свое согласие на эту меру рядом условий. Во-первых, Лэнсдаун потребовал от Порты предоставить выкладки, на основании которых рассчитывались предполагаемые доходы и расходы в бюджете трех вилайетов и оценивался его дефицит. Во-вторых, делался акцент на том, что македонский бюджет должен учитывать реальные потребности администрации в крае, а также предусматривать достойное жалование официальным лицам с целью обеспечения надлежащего сбора и расходования средств[450].

Таким образом, перечисленные требования напрямую коррелировали с поправками, которые Форин Оффис стремился внести в австро-русскую схему финансовой реформы в Македонии. Ведь Лондон видел свою задачу в том, чтобы сделать турецкий бюджет, по крайней мере балканских вилайетов, как можно более прозрачным и иметь возможность контролировать движение капитала, в частности его использование в совместных германо-турецких проектах. Это было особенно актуально в начале XX в., когда, помимо Багдадской магистрали, немецкими инженерами проектировались дополнительные железнодорожные линии в Азии, представлявшие большую стратегическую важность, как, например, Хиджазская дорога[451].

Дискуссии по проблеме финансовой реформы в Македонии и повышения турецких таможенных пошлин на 3 % представляли для Лондона интерес также с точки зрения возможного давления на султана с целью заставить его сократить расходы на содержание большого контингента турецких войск (130 тыс. чел.) в Македонии[452]. Настойчивость Лондона кажется вполне объяснимой, если учесть, что турецкую армию инструктировали германские военные специалисты. Кроме того, размещение турецких войск в Македонии свидетельствовало о том, что, несмотря на все попытки держав провести реформы в европейских вилайетах, власть султана по-прежнему оставалась там неограниченной и нерегламентированной.

Проблемы увеличения турецкой армии на Балканах и пополнения османской казны за счет дополнительных доходов, которые могли быть направлены на сооружение железнодорожных линий, угрожавших безопасности Британской империи на Востоке, приобретали особенно тревожное звучание для Лондона в свете акабского кризиса 1906 г., вызванного англо-турецкими противоречиями из-за египетской границы на Синае. В начале 1906 г. турецкие войска заняли Табу, город в восточной части Синайского полуострова. Таба, по заявлению британского генерального консула в Египте Э. Кромера, находилась под англо-египетской юрисдикцией. Турция же настаивала на том, что город был расположен в зоне, подконтрольной османской администрации. Кроме того, Порта информировала хедива о своем намерении проложить ответвление от Хиджазской железной дороги до Акабы и далее к Суэцкому каналу. В мае 1906 г. британская сторона направила султану ультиматум с угрозой оккупировать турецкие острова в Средиземноморье, если турки в 10-дневный срок не очистят Табу. Порта отступила[453].

Во время акабского кризиса Британия и Турция балансировали на грани военного столкновения[454]. Комитетом имперской обороны всерьез рассматривалась возможность войны Англии с Османской империей и Германией и их наступления на Египет. Причем поводом к вооруженному конфликту мог послужить приграничный инцидент. Как отмечалось в памятной записке генерал-лейтенанта Дж. Френча, между Османской империей и Германией «существовало что-то вроде секретного союза» и их интересы были антагонистичными по отношению к британским на Ближнем и Среднем Востоке[455].

При таком сценарии развития событий Англия не просто утратила бы стратегическую инициативу, но под ударом оказались бы ее имперские коммуникации. Возможный германо-турецкий альянс привел бы к дисбалансу мощи на Ближнем Востоке, выражавшемуся в асимметричном усилении позиций Германии в регионе. Противовесом такой политической комбинации явилось бы сотрудничество с Россией, для которой турецко-германский союз и германское доминирование в регионе затрудняли реализацию ее внешнеполитических интересов на Ближнем Востоке, в