Глаза мертвецов (сборник) - Брэм Стокер

Оставив позади несколько коридоров, соединявших новые части замка со старыми постройками, и в конце концов оказавшись в холле, он внезапно почувствовал, сколь тягостное безмолвие царит в замке (дело было глухой ночью), с предельной ясностью осознал рискованный характер предприятия, в которое он вмешался по собственной воле, ощутил совершенное свое одиночество и удаленность от людей и, самое главное, испытал смутное, но несомненное дурное предчувствие. Его охватил столь неодолимый страх, что он не мог заставить себя двинуться дальше. Однако непритворная тревога о судьбе хозяина, к которому за долгие годы службы он стал питать привязанность, какую нередко вызывает давняя привычка к обществу даже самых отталкивающих людей, и тайное нежелание выставить слабость господина на посмешище перед остальными слугами как-то помогли ему превозмочь страх. Но не успел он поставить ногу на нижнюю ступеньку лестницы, которая вела в покои сэра Роберта, как его внимание привлек негромкий, но отчетливый стук в дверь холла. Возможно, не слишком сожалея о том, что нашелся повод отложить исполнение столь рискованного замысла, он поставил свечу на камень, лежавший в зале, и подкрался к двери, гадая, точно ли кто-то постучал, или это ему только послышалось. Он испытывал вполне оправданные сомнения, поскольку уже полвека вход через холл был закрыт. К тому же из-за расположения ворот, которые, как мы уже упоминали прежде, выходили на узкий уступ, обрывавшийся в пропасть, этот путь в замок в любое время суток, но особенно ночью, превращался в едва ли не самоубийственную затею. Отлого спускавшийся утес, по которому только и можно было подобраться к двери, перерезала глубокая канава, наподобие рва, а мостки над нею давным-давно исчезли — то ли сгнили от времени, то ли пропали по какой-то иной причине. Поэтому слуге представлялось по меньшей мере маловероятным, чтобы кто-нибудь благополучно достиг этим путем главного входа, особенно в такую ночь, как эта, когда безраздельно царила тьма. Старик, однако, внимательно прислушался, не повторится ли стук. Долго ждать ему не пришлось. Вскоре раздался тот же стук — негромкий, но отчетливый. Он был столь тихим, что казалось, будто стучат костяшками пальцев, и все же, несмотря на чудовищную толщину старинной двери, стучали сильно, ведь каждый звук четко доносился до слуха старого слуги.

Наконец постучали в третий раз, все так же тихо, и старик, повинуясь безотчетному порыву, который он до конца дней своих не мог себе объяснить, медленно отодвинул один за другим три тяжелых дубовых засова, запиравшие дверь. Время и влага настолько источили сталь замка, что он открылся без сопротивления. Дверь легко отворилась — как показалось слуге, не без напора извне, — и в зал шагнул низкорослый, приземистый человек, закутанный в широкий черный плащ. Слуга с трудом сумел рассмотреть незнакомца: на нем было платье иноземного покроя, полу плаща он закинул на одно плечо, его лицо скрывала большая широкополая шляпа, из-под которой ниспадали длинные, черные как вороново крыло волосы. Незнакомец носил грубые сапоги для верховой езды. Более слуга ничего не успел разглядеть в неверном свете свечи. Незнакомец потребовал, чтобы он доложил хозяину, что, как было условлено, прибыл его друг обсудить некоторые дела, касающиеся их обоих. Слуга было замешкался, однако гость сделал едва заметное движение, словно желая отобрать свечу, и тому ничего не оставалось, как подняться по лестнице в покои господина, а незнакомец стал ждать в холле.

Добравшись до комнаты, смежной с дубовым покоем, слуга, к своему удивлению, обнаружил, что дверь в него приоткрыта, а внутри горит свет. Он остановился и подождал, но из дубового покоя не доносилось ни звука. Он заглянул в щель и увидел сэра Роберта, упавшего головой на стол, где стояли две зажженные свечи. Он вытянул руки перед собой и не шевелился. Казалось, будто, сидя за столом, он бессильно уронил голову — или бездыханный, или лишившийся чувств. Слуга не расслышал его дыхания; в комнате раздавалось лишь громкое тиканье часов, лежащих возле свечей. Слуга несколько раз кашлянул, но не сумел разбудить сэра Роберта. Не сомневаясь более в том, что господин его мертв, он осторожно подошел поближе к столу, на котором лежал его хозяин, чтобы удостовериться в его смерти, но тут сэр Роберт медленно приподнял голову и, откинувшись на стуле, вперил в него остановившийся безумный взор. Наконец с трудом, точно каждое слово давалось ему мучительно, боясь услышать ответ, он произнес:

— Во имя Господа, зачем ты здесь?

— Сэр, — ответил слуга, — там внизу какой-то господин, он желает говорить с вами.

Услышав это известие, сэр Роберт вскочил и, в неистовстве воздев руки, издал крик, исполненный столь неизбывного, отчаянного ужаса, что казалось, его не в силах вынести человеческое ухо. И еще долго после того, как крик его затих, пораженному ужасом слуге чудилось, будто эхо в пустых залах замка откликается на этот вопль раскатами адского хохота. Спустя несколько мгновений сэр Роберт вымолвил:

— Неужели ты не можешь его отослать? Почему он пришел так скоро? О Господь милосердный! Пусть он подождет хотя бы час, хоть немного… Я не могу встретиться с ним теперь, отошли его, прошу тебя, попробуй… Ты же видишь, я не могу сейчас к нему спуститься, у меня сил нет… О Боже мой, Боже мой! Пусть возвращается через час, долго ждать я его не заставлю. Он ведь ничего не потеряет, ничего, ничего, ничего. Скажи ему! Скажи ему что хочешь, умоляю, хоть что-нибудь!

Слуга возвратился к незнакомцу. По его собственным словам, он ног под собой не чуял, пока брел в холл. Незнакомец стоял там, где он его оставил. Слуга сбивчиво и бессвязно передал послание своего господина. На это незнакомец ответил небрежным тоном:

— Что ж, если сэр Роберт не хочет спуститься, я сам поднимусь к нему.

Слуга вернулся в дубовый покой и, к своему немалому удивлению, обнаружил, что его господин несколько овладел собой. Он выслушал ответ незнакомца, и, хотя капли холодного пота выступали на лбу у него быстрее, чем он успевал их отирать, его необычайное возбуждение заметно улеглось. Он неуверенно поднялся, бросил последний страдальческий взгляд на слугу и, пошатываясь, направился в смежную комнату, жестом запретив слуге следовать за ним. Слуга осторожно выбрался затем на верхнюю ступеньку лестницы, откуда можно было неплохо разглядеть холл, слабо освещенный свечой, которую он там оставил.

Он увидел, как его хозяин, хватаясь за перила, не спускается, а скорее падает с лестницы. Затем он, едва держась на ногах, пошел навстречу гостю. Незнакомец двинулся к нему и, проходя мимо, задул свечу. Более слуга ничего не сумел различить, однако до него донеслись звуки борьбы, то затихавшей, то снова разгоравшейся с безмолвным и страшным ожесточением. Однако слуга понял, что борющиеся приблизились к двери, так как несколько раз слышались удары по тяжелому дубу — о него, вероятно, задевали ноги противников, когда один с трудом теснил другого к выходу. Спустя несколько минут он услышал, как дверь распахнулась с такой силой, что ее створка, кажется, ударилась о стену холла, — в кромешном мраке ничего нельзя было разглядеть, и лишь по звуку можно было догадаться, что происходит. Борьба возобновилась и, судя по вырывавшимся у противников глубоким вздохам, шла не на жизнь, а на смерть. За чьей-то отчаянной попыткой удержаться, закончившейся тем, что часть двери разнесли в щепки, последовала новая схватка, очевидно вывернувшая дверной косяк. После этого противники, судя по звуку, выкатились на узкий уступ скалы над самой бездной и вновь вступили там в борьбу. Вскоре послышался шум падения, словно чье-то тяжелое тело обрушилось в пропасть и стремительно летело вниз, ломая тонкие ветки, скрывающие чудовищное жерло бездны. Затем все стихло, шум сменился безмолвием могилы, нарушаемым лишь стенанием ветра в лесной долине.

Старый слуга не решился вернуться в замок через холл, и ему чудилось, что бесконечный мрак будет царить вечно, но и он в конце концов под утро рассеялся, и тогда открылись события прошлой ночи. Возле двери, на земле, лежала портупея сэра Роберта, оборвавшаяся в яростной схватке. Огромный кусок дерева был вырван из дверного косяка каким-то сверхчеловеческим усилием, свидетельствующим о решимости и силе отчаяния, а на утесе виднелись следы упирающихся и оскальзывающихся ног.

На дне пропасти, не под стенами замка, а в некотором отдалении от него, были найдены останки сэра Роберта, обезображенные до неузнаваемости. Однако правая его рука не пострадала, и окостенелые пальцы ее сжимали последней мертвой хваткой длинную прядь черных как вороново крыло волос — единственное материальное свидетельство загадочного и зловещего визита.

Джозеф Шеридан Ле Фаню

СТРАНИЦА ИСТОРИИ ОДНОГО СЕМЕЙСТВА ИЗ ГРАФСТВА ТИРОН