Солдаты России - Родион Малиновский

Вдруг кто-то отодвинул дверь Ванюшиной теплушки и заглянул в вагон:

— Ребята, смотри, пусто, а нас набили два взвода с пулеметами в один вагон. Давай перегружайсь!

И солдаты дружно полезли в вагон, бросая вперед вещевые мешки и другие немудреные солдатские пожитки. В углу, в сторонке, поставили два пулемета. В вагон вошел взводный унтер-офицер, дядька лет тридцати пяти, с небольшими усами и добрым круглым лицом. Ему сразу уступили место:

— Вы ляжете на верхних нарах, у окна, господин взводный!

— Ну, у окна так у окна, — ответил низкий грудной голос.

Солдат с черной бородкой и усами, рослый и статный, быстро вскочил на нары, расстелил соломенный мат и покрыл его домашним рядном — прямо против Ванюши, что притаился, как перепел во ржи. Единственным его желанием было остаться незамеченным, по крайней мере до тех пор, пока не тронется поезд. А там будь что будет!

Наконец, поезд тронулся, лязгая буферами. Эшелон тяжелый — сорок набитых до отказа вагонов. Паровозу сразу взять его трудно, получаются рывки, да такие, что с полки можно слететь. В теплушке зажгли фонари. Кто-то, забрасывая вещевой мешок на полку, заметил беглеца.

— Ого, хлопцы, да тут зайчишка притаился. Ну-ка, вылазь, косой! — и стал стаскивать Ванюшу с полки.

Ваня смотрел на солдата умоляющими глазами.

— Ты, Бильченко, полегче, не пугай мальца, — это был голос взводного. И, уже обращаясь к Ванюше, унтер-офицер спокойно сказал:

— Вылезай, милок, поглядим на тебя.

Солдаты обступили «зайца». Со всех сторон слышалось:

— Э-э, да это хлопец малый, сосунок.

— А мать-то, поди, ищет.

И опять вмешался взводный:

— Садись-ка, рассказывай, куда путь держишь? — Он усадил около себя смущенного и несколько растерявшегося Ванюшу.

— Рассказывай, рассказывай, не бойсь, мы тебя есть не будем, а так — штаны спустим и малость всыплем, чтобы в воинский эшелон не залазил, — пообещал кто-то из солдат.

— За что вы меня будете бить? — Ванюша ощетинился волчонком. — Я на войну еду!

— На войну-у, — удивился взводный. — Вот оно что. Значит, ерманца бить будем... — И уже серьезно сказал: — А думаешь, сынок, на войне — это все равно что мед лизать да та пряники мазать?

— Нет, ничего такого я не думаю, знаю, что тяжело будет, да так уж решил.

— Значит, решил, а мы тут ведь можем перерешить, — добродушно улыбнулся взводный. — Вот ты нам расскажи, почему убежал из дому, а мы рассудим, правильно ты поступил или нет.

Ванюша, не таясь, все рассказал о себе, о маме, о тете Елене, о своей болезни скарлатиной и о том, что хозяин взял на его место другого «мальчика».

Долго взводный и солдаты судили да рядили, как быть с Ванюшей, и всем взводом решили: пусть едет, а там видно будет; начальству же о нем доложить при подъезде к фронту.

Так Ванюша оказался среди пулеметчиков, которые стали называть его «сынком».

Эшелон шел ходко. Миновали Жмеринку, Казатин, Киев, Чернигов Гомель. Всем стало ясно, что везут их на германский фронт, а не на австрийский. Значит, воевать будет тяжело. Вести с фронта шли плохие вроде как бы побили германцы наших, а «Солдатский вестник», как называли в шутку невесть откуда бравшуюся молву, сообщал, что наших вообще разбили в Восточной Пруссии, а многих взяли в плен, что от армии генерала Самсонова ничего не осталось и о нем самом ни слуху ни духу.

Когда эшелон пришел в Вильно, о Ванюше доложили начальству. Так, мол, и так, обнаружили приставшего хлопца, как быть, что прикажете с ним делать? От начальства последовал приказ: приставшего подростка передать военному коменданту для отправки этапным порядком домой.

Ванюша уперся: даже слезы из глаз брызнули.

— Никуда я не пойду, и отправлять меня некуда. Я бездомный и от вас не отстану!

Взводный унтер-офицер, Митрофан Иванович Шаповалов, уже успевший за дорогу привыкнуть к Ванюше, потрепал его по плечу:

— Вот те раз! А слезы-то зачем? Солдату, сынок, плакать не полагается.

И решил взводный просить начальника пулеметной команды поручика Ржичицкого оставить парнишку во взводе. Пусть, мол, поглядит, что такое война. А там, коль не устоит, можно будет отправить назад.

Ванюша был представлен полковому начальству. И поступило новое решение — оставить его во втором взводе, под ответственность взводного старшего унтер-офицера Шаповалова. По прибытии на место сосредоточения обмундировать и зачислить подносчиком патронов.

Поезд отправился дальше. А ночью в районе крепости Ковно, в лесу, эшелон разгрузился. Огней и фонарей не зажигали, покуривали в рукав. Моросил дождик, низко над лесом висели густые облака, плотно закрывая все небо.

После разгрузки полк вышел на шоссе и, то растягиваясь, как гармошка, то сжимаясь, двинулся в сторону города Олита. Беспрерывно сыпал дождь, было холодно.

Ванюша, шагая всю ночь за двуколкой, промок до последней нитки и продрог. Уже на рассвете кто-то из солдат сжалился над парнишкой, дал ему свою палатку. Ванюша покрылся полотнищем, стало как будто теплее. А дождь усилился, шагать за двуколкой было тяжело — ноги в дырявых ботинках мокрые, то и дело в них похлюпывает вода.

Пулеметчики шли понурые, обозленные. Хотя у солдат добротные юфтевые сапоги воды не пропускали, все были угрюмы — чувствовалась усталость. За ночь и полдня прошли, наверное, верст тридцать, а кое-кто, явно преувеличивая, говорил, что и все сорок. Вдали, в хмурой сетке дождя, показалась колокольня костела. Колонна сошла с дороги в лес и остановилась на ночлег. Люди садились прямо на раскисшую землю и засыпали.

Ноги гудели, как налитые свинцом, от спящих солдат поднималась испарина. Отдавало кислым запахом намокших шинелей и сапог. Ванюша тоже уснул, пригревшись в тесном кругу пулеметчиков.

Подъехали походные кухни. Солдаты начали подниматься, загремели котелки. У кухонь выстроились длинные очереди. Получив обед, люди тут же на обочине дороги ели. Коновод принес и поставил перед унтер-офицером Шаповаловым котелок дымящегося жирного борща. В другом котелке была гречневая каша с подрумяненными шкварками. Ванюша сглотнул слюну. Взводный, видимо, заметил это.

— Ну, что ж, сынок, подсаживайся, отведаем солдатской пищи. — И он протянул Ванюше добрый ломоть хлеба.

Деревянной ложкой Ванюша уже обзавелся. Пообедав и выпив горячего чая, господин взводный, его коновод — седьмой номер рядовой Дратва — и Ванюша устроились на мокром сене под большой сосной, накрылись полотнищами палатки и крепко уснули.

Где-то в голове колонны горнист сыграл подъем, в батальонах его повторили. Кончился ночлег. Как прошла ночь, никто и не заметил. Наскоро позавтракали и двинулись дальше. Наконец после тяжелого перехода, длившегося двое суток, полк добрался до местечка Меречь и расположился на постой. Пулеметная команда разместилась в большом сарае с сеновалом. Шестнадцать двуколок в два ряда были установлены в обширном дворе, а лошади на коновязи за сараем.