Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе) - Рустам Гусейнов

Небывалый и в прошедшие времена религиозный подъем, захвативший народ по окончании ужасов гражданской войны, отец Иннокентий воспринял и как свою победу, и как победу Церкви под водительством Патриарха. Храм его в те годы был переполнен молящимися во всякую службу. На праздники же творилось настоящее столпотворение. Он едва успевал крестить, венчать, исповедовать, причащать, беседовать с духовными чадами.

Так вот это и была его каждодневная битва с сатаной. Что же другое можно было предпринять тогда?

Два года - до весны двадцать второго длилось перемирие. Начался НЭП, и даже в какой-то момент стало казаться, что, может быть, утвердив свою власть, хоть немного одумаются ироды, хоть внешне захотят казаться миру цивилизованными правителями, хоть отчасти позволят жизни российской течь по исконным законам. Но иллюзии эти оказались недолгими. Разразившийся летом двадцать первого, к концу зимы достигший не виданных никогда масштабов, голод и мор в Поволжье оказался для них удобным поводом к началу нового похода на Церковь.

Масла в огонь подлило тогда же и Заграничное Церковное Управление - эмигрировавшие за рубеж, но остававшиеся в канонической власти Патриарха, архиереи. Заседая в Карловцах, в Чехословакии, в удобной недосягаемости для Советов, они приняли послание, в котором призывали "на Всероссийский престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного царя из Дома Романовых". Затем направили обращение к Генуэзской конференции с призывом не допускать на нее Советы и "помочь честным русским гражданам". "Дайте им оружие в руки, призывали они, - дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевиков".

"Известия" той весной с удовольствием цитировали документы Карловацкого собрания. Лучшего повода, более удобной обстановки и придумать нельзя было Ленину, чтобы развернуть новую атаку на Православие. В феврале было принято постановление ВЦИКа об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья. В ответ на него Патриарх разрешил жертвовать на нужды голодающих только те церковные украшения, которые не имеют богослужебного употребления. Но компромиссы большевикам были уже не нужны.

Во время воскресной службы в церковь к отцу Иннокентию вломилась банда красноармейцев. Не снимая поганых буденовок своих, быстро разогнали они прихожан, принялись прикладами сбивать с иконостаса иконы, сдирать с них серебряные ризы. При первых же словах отповеди отец Иннокентий получил прикладом в затылок, потерял сознание и очнулся, когда все уже было кончено. Очнулся в разграбленном, оскверненном храме. Кто-то из помраченных в довершение помочился на алтарь.

Всю следующую неделю вместе с паствой приводили они в порядок то, что можно было в порядок привести. Прихожане несли ему домашние иконы. Через неделю заново освятил он храм.

Но изъятием церковных ценностей планы большевиков не ограничивались. В мае начались судебные процессы над духовенством, обвиняемым в подстрекательстве к беспорядкам при конфискации ценностей. И приговоры на этот раз были нешуточными. Одиннадцать человек в Москве, четверо в Петрограде - во главе с митрополитом Петроградским Вениамином - были казнены. Кстати пришлась и статья в апрельском номере "Русской мысли", где протопресвитер Шавельский предрекал "недалекое время, когда Святейший Патриарх возьмет в свои руки бразды народного правления, чтобы затем передать их в руки им самим указанному будущему носителю этой власти." Советские газеты наперебой визжали - мол, выявилось, наконец, подлинное лицо Церкви, заинтересованной в том, чтобы "костлявая рука голода" задушила советскую власть. 19 мая Тихон был взят под домашний арест в Донском монастыре.

Этим массированным ударом большевикам удалось расколоть Церковь. 14 мая в "Известиях" появилось обращение группы из восьми священников, одного псаломщика и одного епископа Антонина (Грановского). Этот Антонин был фигурой известной и колоритной в церковной среде. Во время Поместного Собора отец Иннокентий встречал его. Огромного роста, черный, как смоль, с горящим недобрым взглядом - он ошивался по Москве в рваном подряснике, ночевал на скамейке рядом с храмом Христа Спасителя, приставал к соборянам, юродствовал. Рассказывали, что в бытность смотрителем духовного училища, он завел на квартире медведя и всюду таскался с ним. Рассказывали еще, что развратничал, пьянствовал, лечился в доме умалишенных, работал цензором, посещал кружок Василия Розанова и получил от него кличку Левиафан. Теперь он оказался во главе группы подонков, пытающихся подлизаться к большевикам. Сам он, по слухам, был даже дружен с некоторыми из них. Группа заявила о необходимости пересмотра догматов и канонов Православия для приведения их в соответствие с новым политическим строем. Иуды обвинили церковное руководство в контрреволюции и потребовали суда над ним. Обманом им удалось тогда же захватить синодальную канцелярию. В конце мая они созвали учредительное собрание, объявили о создании некой "живой церкви" и организовали так называемое высшее церковное управление.

Отец Иннокентий слыхивал и раньше о всех этих "революционных" течениях в духовенстве - о Введенском, о Титлинове, о "Союзе демократического духовенства". Но до той поры все это казалось ему лишь лицемерным шутовством нескольких перетрусивших иереев. Все оказалось гораздо серьезней, после того, как мерзавцы пришлись под руку большевикам. События тем летом развивались стремительно.

Уже в начале июня совместно с ГПУ живоцерковники захватили храм Христа Спасителя и осквернили его "революционными богослужениями". Волной прокатились аресты епископов, воздавших должное их "революционной" деятельности. Но самым непостижимым и удручающим было появление в печати "меморандума трех". Маститые и уважаемые иерархи - митрополит Владимирский Сергий будущий Местоблюститель Патриаршего престола, архиепископы Нижегородский и Костромской признали высшее церковное управление единственной канонической церковной властью. После этого успех раскольников стал нарастать. Больше половины священников и иерархов признала их. Впрочем, успех этот достигался в основном за счет сибирских и иных окраинных епархий. Да и то потому, что многие прихожане просто не слышали о расколе. В центральной России успех их был гораздо скромнее.

В июле в церковь к отцу Иннокентию пришли двое человек в рясах и без бород - один из них был ему незнаком, в другом он не сразу и с изумлением узнал отца Евдокима - побрившегося молодого священника из Никольского прихода. Незнакомец отрекомендовался ему представителем высшего церковного управления и сообщил отцу Иннокентию, что основной задачей ВЦУ было и остается освобождение белого духовенства из-под гнета монашества. Отныне, сообщил он, не монахам, а всем женатым иереям открыт доступ к управлению Церковью. Священникам разрешено будет жениться вторично, а монашество будет запрещено, как вполне бессмысленное тунеядство.

- Господь создал мужчину и женщину, - говорил он отцу Иннокентию. - Господь наказал им любить друг-друга. Ничего нет на свете более естественного и богоугодного, чем любовь между мужчиной и женщиной. Ничего нет более важного в религии, чем пастырское слово и иерейская служба. Так почему же управлять Церковью должны непременно импотенты и тунеядцы? Где в Писании сказано это? Почему служба, призванная духовно просветлять народ, ведется на непонятном этому народу языке? Разве Христос или апостолы учили этому? После великой социальной революции, свершившейся в России, Церковь не может более оставаться прежней и загнивать в косности. Христианство и коммунизм преследуют одни цели. Перед вами, отец Иннокентий, ваш новый белый епископ - Евдоким. Ваш бывший епископ Никон извержен нами из сана. Должен вам сообщить, что живая церковь отныне является на территории СССР единственной легальной православной Церковью. И как советский гражданин вы, конечно же, не станете поддерживать врага советской власти Тихона. Он будет вскоре судим - церковным и гражданским судами. А вы присоединяйтесь поскорее к нам.

Ему немалого труда тогда стоило сдержать себя и прогнать их обоих в более или менее пристойной форме.

В церковь с той поры, случалось, приходили к нему миряне из других приходов. Люди не желали справлять требы в храмах, захваченных отщепенцами. Тем временем сами раскольники, овладев властью, грызлись за нее между собой. Даже епископ Антонин вскоре оказался слишком консервативен для них. Начиная с августа они стали дробиться на какие-то уже просто дикие секты: "Церковное возрождение", "Свободная трудовая церковь", "Союз религиозных трудовых коммунистов", "Пуританская партия революционного духовенства и мирян". Священник Калиновский один из подписавших обращение в "Известия" - главный редактор газеты "Живая церковь" - объявил о своем выходе из ВЦУ в связи с утратой веры в Бога, и стал заниматься атеистической пропагандой.