Материнская власть. Психологические последствия в жизни взрослых людей. Как начать жить своей жизнью - Елена Андреевна Новоселова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваш сын — взрослый человек. Когда он был маленьким, вы были проводником его эмоций, помогали ему справиться с гневом, тревогой, обидой. Теперь пришел его черед немножко помочь вам. Только не наезжайте: говорите о своих чувствах без обвинений и обидных подозрений. Будьте тактичны, соблюдайте культуру беседы, и, надеюсь, ваш сын будет поступать по отношению к вам так же.
«Проституткой станешь»
Моей клиентке Лене 35, ее маме — 70. Мама Лены росла в советское время в среде, где важна была «духовность». Ценились походы в театры и музеи, умение читать серьезные книги и делиться прочитанным. В то же время телесного принято было стыдиться; нет, даже не стыдиться — как бы не замечать, не придавать ему значения. Советская культура по своей сути не была светской, она предполагала господство идеи над материей, а духа над телом. Тело и его желания были непознанным и грешным миром, а слушать себя казалось невозможным. Что там слушать, чего там может быть хорошего?
Лена же росла в 1990-е, когда сексуальность россиян раскрепостилась. Мама была шокирована происходящим: журнал «Птюч», яркие мини и топы, подростки в клубах. Лена многое скрывала от нее, но даже то, что маме удавалось увидеть, ей сильнейшим образом не нравилось. Не в силах бороться с духом времени и его влиянием на дочь, мама выражала свое бессилие словесно:
— Ты хоть понимаешь, что так красятся те, кто хочет привлечь к себе внимание мужчин? Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Это не просто неприлично, это максимально неуместно и смешно!
Мама опасалась, что жажда красивой жизни увлечет Лену в пучину криминала, сделает продажной женщиной, заставит отказаться от получения образования. Чтобы предотвратить такое развитие событий, мама Лены напирала на то, что внешность дочери не настолько хороший товар и ее невозможно продать дорого, а значит, не стоит и делать на нее ставку. В попытках изменить поведение Лены мать постоянно внушала ей:
— У тебя неформатная фигура, тебе надо брать умом. Ты из серых мышек, как и я. Волосы у тебя, конечно, не фонтан, зато глаза красивые, глубокие.
Мама у Лены была культурным человеком, она не переходила границ. Не топтала, как многие другие мамы в ее ситуации, одежду дочери, не выплескивала воду в накрашенное лицо, не орала: «Проституткой вырастешь!» Но и Лена была не такой уж бунтаркой. Она освоила множество уловок, с помощью которых можно было сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы: краситься в лифте или школьном туалете, скрывать «порочные» черные чулки со стрелкой под джинсами, а мини-юбку выносить из дома в рюкзаке и потом переодеваться. Но именно потому, что Лена не была бунтаркой, а с мамой у нее всегда были неплохие отношения, она, к сожалению, верила всем ее словам о собственной некрасивости. (Подростки вообще гораздо более уязвимы и внушаемы, чем кажутся. Они могут яростно спорить с вами и отрицать вашу точку зрения, а потом вы случайно услышите, как они так же яростно отстаивают ее перед сверстником — не выдавая первоисточника, а может быть, и забывая о нем.) Лена всей душой поверила, что она некрасива, что у нее «хомячьи щечки», «короткие кривые ножки», «попа как груша», «узенький лобик» и «жиденькие волосики».
Итак, Лена росла в противоречивой среде. С одной стороны, это было общество потребления, полное ярких красок и бурных эмоций, общество, в котором высока ценность отношений и общения. Притом это было не вполне эмансипированное общество, в котором женщина должна была показывать максимум — быть одновременно сексуальной и раскрепощенной, угождать мужчинам и нравиться, соответствовать глянцевым идеалам. С другой — мамины принципы и запреты (которые удавалось обойти), а также ее пренебрежительные замечания (которым Лена верила).
Стоит ли удивляться, что Лена выросла со столь же противоречивыми ощущениями по поводу собственного тела, внешности, желаний, сексуальности, удовольствия?
— Надо собой заниматься! — говорит Лена. — По-хорошему во мне надо все изменить. Живот подкачать. Нанять стилиста. Ухаживать за волосами, ногтями. Но я не хочу. Махнула на себя рукой! Все равно ведь я неженственная… Наверное, не люблю себя…
В этом монологе каждая фраза симптоматична. Тут и идея о бесконечном совершенствовании, без которого так и останешься дурнушкой (на этой идее основаны фильмы вроде «Не родись красивой», «Служебный роман» или «Моя прекрасная леди»). И порицание собственной лени, с которой невозможно стать «настоящей женщиной». И стереотипы о женственности и красоте. И мысль о том, что она, эта самая женственность, необходима, а если ее нет — это значит, что человек себя не любит и не принимает. (Хотя вполне возможно, что гендерная идентификация просто не является необходимой для этого человека.)
— Никогда не понимала, что хорошего в сексе, — говорит Лена. — Мне всегда неловко от этого действа. Нелепо как-то и смешно. Удовольствие случалось, но неловкости гораздо больше, и она чаще. А после развода я вообще забыла, что такое секс, и не скучаю по нему. Это ж надо сначала себя в порядок приводить, потом наряжаться, тащиться куда-то знакомиться — да ну! Не стоит оно того.
Для Лены секс — это что-то вроде яхты, на которой два горячих любовника из сериала предаются огненной страсти. Картинка сколь идеализированная, столь же (для умной Лены) и безвкусная, китчевая. Лена, может, и хотела бы заняться сексом, но совершенно не представляет себе, каким образом вписать его в свою картину мира. Она не видит себя в сексе, не знает и не чувствует, какова ее собственная сексуальность, как она соотносится с ее телом и с ней самой как с социальным существом. Где знакомятся? Как заинтересовать себя другим человеком, а его — собой? Как перейти от дружбы к близким отношениям? Когда-то этот путь был проделан Леной с ее мужем, но сейчас он ощущается как что-то, во-первых, непосильное, а во-вторых, смешное (ну в самом деле, не молоденькая уже, и внешность не та… «И волосики жиденькие, и складочки на бочках»). Да, мама тут
