Екатерина Медичи - Василий Балакин

На сей раз королева поверила и, не пытаясь противиться неизбежному, задумала матримониальную комбинацию, в результате которой на французском троне все же остался бы носитель крови Валуа и Медичи: следует выдать дочь Маргариту замуж за Генриха Наваррского. Пусть хотя бы внук по женской линии когда-нибудь взойдет на трон Французского королевства. Екатерина, одержимая мечтой, забыла, что судьбу нельзя обмануть даже в малом: Маргарита действительно станет женой Генриха Наваррского, однако детей не родит, и Валуа навсегда сойдут с арены истории. Впрочем, мы не знаем, действительно ли занимали все эти мысли Екатерину Медичи и вправду ли были явлены ей упомянутые здесь пророчества. Кому хочется, тот может верить в них, однако королева-мать, сделавшая все возможное ради сохранения трона для своих сыновей, определенно руководствовалась не пророчествами, а более рациональными мотивами. Что же касается бракосочетания Маргариты с Генрихом Наваррским, то на него Екатерина решилась лишь после того, как провалились ее попытки выдать дочь замуж сначала за Дона Карлоса, сына Филиппа II, а затем за Рудольфа, сына императора Максимилиана II.

Все краски юга

Далее путь королевского кортежа пролегал по Провансу. Как сама Екатерина, любившая экзотические растения и животных, так и ее дети были в восторге от красот субтропической природы. Прямо под открытым небом росли апельсиновые деревья, недавно завезенные из Китая, и берберские пальмы. Королеву не на шутку взволновало раскинувшееся перед ней южное море, которое она в последний раз видела 31 год назад, когда папская галера привезла ее в Марсель. Туда теперь и направились путешественники, предварительно удостоив кратким визитом Тулон, где король осмотрел порт и совершил морскую прогулку на галере.

В Марсель они прибыли в начале ноября, встретив там восторженный прием. Екатерина была счастлива вновь увидеть город, в котором впервые повстречала своего будущего супруга и где зародилась любовь, пронесенная ею через всю жизнь. Местные жители, верные роялисты и истинные католики, выражали ей чувства, которые сама она питала к их городу. Даже испанский посол был удивлен столь горячей приверженностью марсельцев короне и церкви. Карл IX собственной персоной присутствовал на больших публичных богослужениях. По протоколу его должен был сопровождать гугенот Генрих Наваррский, который, памятуя о полученных от матери наставлениях, останавливался у дверей храма, не решаясь войти внутрь. Тогда Карл IX срывал с его головы шляпу и бросал ее в храм, после чего принцу Наваррскому не оставалось ничего иного, кроме как последовать за своей шляпой. И это повторялось не раз, превратившись в своего рода шутливый ритуал. Короля хотели было порадовать посещением знаменитого замка Иф, но бурное море не позволило причалить к каменистым берегам острова, и в порядке компенсации в одной из тихих бухт для него устроили инсценировку морского сражения христиан с турками. Поскольку сам Карл IX участвовал в этой забаве, нарядившись турком, победа турецкой флотилии была предрешена, к великому неудовольствию испанского посла, усмотревшего в этом аллюзию на реальные политические события: как известно, французы еще со времен Франциска I прибегали к помощи турок в своей борьбе против Габсбургов.

В Арле, где путешественникам пришлось из-за небывалого разлива Роны задержаться на месяц, короля и принцев ждало новое развлечение — бои с быками. Правда, от непосредственного участия в потехе они на сей раз воздержались. Екатерина же посвятила это время делам, которые наметила для себя в Лангедоке. Этот край, обретший благодаря ей права автономии, был далек от умиротворения. Эдикт, предписывавший веротерпимость, практически не исполнялся, поэтому потребовались усилия, чтобы обеспечить мирное сосуществование обеих религий под эгидой королевской власти.

Лангедок, разделившийся на две непримиримые друг к другу фанатичные группировки, сильно беспокоил королеву-мать. И все же Ним, преимущественно протестантский город, вопреки ожиданию устроил королевскому семейству теплый прием, не поскупившись на расходы. Город был изумительно украшен, а представление живых картинок надолго врезалось в память высоких гостей. Воздав положенные почести, жителя Нима побеспокоили короля жалобой, и небезосновательной, на губернатора Лангедока Монморанси-Дамвиля, притеснявшего кальвинистов. Король распорядился расследовать дело и восстановить пострадавших в их законных правах.

17 декабря 1564 года королевский кортеж прибыл в Монпелье, незадолго перед тем возвращенный усилиями Дамвиля к повиновению королю и к католической вере. Ранее же, на протяжении многих лет, в городе бесчинствовали гугеноты, грабя и закрывая церкви и устанавливая порядки, весьма далекие от терпимости. Понятно, что католики восторженно приветствовали прибытие королевской семьи, решившей праздновать в их городе Рождество. Проводились великолепные богослужения и устраивались грандиозные шествия, участвовать в которых должен был каждый, кто не хотел подвергнуться крупному штрафу. Молодежь искрометно веселилась и танцевала. И все же чувствовалось, что восстановлением католицизма Монпелье был обязан не столько единодушию своих граждан, сколько войскам Дамвиля, поэтому Екатерина предпочла не задерживаться в этом городе, покинув его сразу же после Рождества.

Ситуация в Лангедоке определенно не радовала ее. Кальвинизм здесь был далеко не таким мирным, каким хотел казаться. Постоянно тлевшее недовольство грозило перерасти в открытый мятеж. Политику Екатерины в этом регионе не одобряли. И все же тактика ее оставалась неизменной: избегать столкновений и применения санкций. За это она была не раз вознаграждена. В Нарбонне, в котором уважались католицизм и королевская власть, двор был встречен с искренней теплотой. Екатерина настолько уверовала в благорасположение местных жителей, что, торжественно отпраздновав Богоявление, решила прогуляться по окрестностям города. При этом она посмела даже ступить на территорию маленького портового города Сальс, тогда находившегося под испанской юрисдикцией. Вторгаясь во владения испанского короля, под предлогом посещения имевшегося там замечательного ботанического сада, она, видимо, полагала, что поступает по-родственному: ведь королева Испании Елизавета — как-никак ее дочь...

Города и области, не похожие друг на друга, сменялись перед глазами путешественников. 12 января 1565 года они прибыли в Каркасон, за год до того переживший невообразимые эксцессы: палачи заживо сдирали кожу с гугенотов. Теперь город был «умиротворен», однако ощущения праздника не возникало. Внесла свои коррективы и погода: обильный снегопад точно лавиной накрыл город. Под тяжестью выпавшего снега рухнули бутафорские триумфальные арки и прочая декоративная мишура. Зато Карл IX, обозревавший с высоты крепостных стен окрестности, был в восторге от невиданного зрелища. Он, его брат Генрих и Генрих Наваррский постоянно устраивали баталии, оружием в которых служили снежки, строили и штурмовали снежные крепости. Позднее Карл IX говорил, что это осталось для него самым прекрасным впечатлением от путешествия. Екатерина же погрузилась в изучение законов и обычаев Французского королевства. Приходилось отдавать распоряжения и по текущим делам королевства. Так, из Парижа пришла тревожная весть о столкновении вооруженной охраны кардинала Лотарингского с людьми Монморанси, сына коннетабля, исполнявшего обязанности губернатора города. Екатерина, крайне раздраженная этим инцидентом, строго-настрого запретила чьим бы то ни было вооруженным отрядам, будь то Гизы, Монморанси или Колиньи, входить в Париж.