Парадокс Prada - Джулия Кеннер

Оба посмотрели на Энди, но тот пожал плечами:

— А что с этим платьем?

— Понятия не имею, — сказала Деви. — Я брала его на время, а потом вернула в «Версаче».

— Но это неплохая мысль. Ты ведь одевалась для красного ковра, верно? Возможно, речь все же идет о каком-то приеме.

— Вроде…

Деви покрутила рукой в воздухе, предлагая ему продолжать.

— Мне нечего добавить, — признался Блейк. — Я до сих пор не знаю, как нужно одеваться для подобных мероприятий.

— В смокинг, — насмешливо сказала Деви. — Причем его не следует брать напрокат в химчистке.

Она рассмеялась, очевидно радуясь приятным воспоминаниям. Блейк вовсе не виноват, что вел себя так бестолково на их первом свидании. Ему никогда прежде не приходилось надевать смокинг.

Блейк хотел было объяснить причину своего давнишнего фиаско со смокингом, когда ее смех внезапно оборвался.

— Боже мой, я поняла.

— Что? — одновременно спросили Блейк и Энди.

— Клубника в шоколаде. Ты не помнишь? Она была в маленьком смокинге.

— Проклятье, — пробормотал Блейк. — Ты права.

И у шоколада был горький вкус. Он вдруг почувствовал тяжесть в животе.

— О, Блейк, — сказала Деви, протягивая к нему руку. — Блейк…

— Я понимаю. Отравлена не ты, а я.

— Дерьмо, — прошептал Энди, когда Деви сжала руку Блейка, с ужасом и болью глядя ему в глаза.

— Похоже, в этой истории есть приятная новость и для меня, — произнес Блейк, стараясь не терять самообладания.

— Ты спятил?

— Разве что немного, — ответил он, притягивая Деви к себе. — Но теперь вам от меня не избавиться. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не найдем противоядие.

ГЛАВА 27

«Теперь вам от меня не избавиться…»

Его слова продолжают звучать у меня в голове, радость мешается с горечью и страхом. Я ужасно боюсь за Блейка, но радуюсь, что теперь у меня нет оснований его прогонять. Я так сильно хочу, чтобы он остался рядом со мной, что потрясена этим.

Взяв руку Блейка, я сжимаю его ладонь и говорю:

— Мне так жаль.

Он прижимает меня к груди и целует в макушку.

— Это не твоя вина, — говорит он.

Он прав, но это ничего не меняет, и я все равно чувствую себя виноватой. Хотя я никогда не пожелала бы Блейку ничего плохого, должна признаться — хотя бы самой себе, — что я испытала облегчение, узнав, что отравлен он, а не я.

Я вздрагиваю, высвобождаюсь из его объятий и скрещиваю руки на груди. Не могу поверить, что подумала об этом, однако так оно и есть, и я не могу взять и отбросить эти мысли в сторону.

— Деви, — твердо говорит Блейк, словно видит меня насквозь. — Это нормально.

Конечно, ничего нормального тут нет, но я не собираюсь с ним спорить.

— Нам нельзя терять время, — говорю я.

— Тут я с тобой полностью согласен, — отвечает Блейк, и я вновь касаюсь пальцами его руки.

— Но мы не знаем, в каком направлении двигаться, — замечаю я. — Значит, мы что-то упустили.

— Может быть, вернуться к первой подсказке? — предлагает Блейк.

Энди отрицательно качает головой.

— Нет. Игра носит линейный характер. Одна подсказка ведет к следующей, и так далее. Да, в тех случаях, когда подсказки становятся труднее, они начинают взаимодействовать друг с другом, но не на ранней стадии игры, когда первая подсказка подводит к квалификационной.

Мы с Блейком переглядываемся. Квалификационная подсказка…

— Легко сказать, что игра линейна, — резко говорит Блейк. — Но о какой линейности идет речь? Мне необходимо найти чертово противоядие. Нам нужно…

— Подожди! — прерываю я Блейка. — Послушайте, ребята, так просто не может быть.

— Деви, — устало говорит Блейк. — Отрицать бесполезно.

— Нет-нет, — отмахиваюсь я. — Я ничего не отрицаю. Я размышляю.

— О чем? — спрашивает Энди, а поскольку сейчас он более восприимчив к новым идеям, я поворачиваюсь к нему.

— Шоколад прислал Тобайас, — продолжаю я. — Он не мог быть отравленным.

— Это правда, — поддерживает меня Блейк, и я слышу надежду в его голосе.

Я тут же поворачиваюсь к нему, обрадованная его согласием.

— Деви, только не бери ничего на веру. Так легко погибнуть.

— Речь не идет о слепой вере, — возражаю я. — Я знаю этого человека. Подарок наверняка целый день пролежал на столе у Марсии, пока Тобайас собирался написать записку и… Вот дерьмо! Записка.

Оба посмотрели на меня.

— Какая записка? — спросил Энди.

— Вместе с клубникой в шоколаде была записка. Ссылка на сайт в Интернете. Я подумала, что она от Тобайаса, но теперь, когда мы знаем про клубнику…

— Кто-то либо немного поработал с подарком Тобайаса, либо все устроил сам, — деловито заканчивает мою мысль Энди. — И что же говорилось в записке?

— Там упоминался сайт. И больше ничего. Я подумала, что Тобайас хотел пошутить. Ну, понимаете, ведь он совершенно безграмотный в отношении компьютеров, а в фильме компьютеры играют немалую роль.

— Ты помнишь адрес сайта? — нетерпеливо спрашивает Энди, вытаскивая телефон.

Я пытаюсь вспомнить, но у меня ничего не получается.

— Я могу попросить Лукаса войти в дом и найти записку, — говорю я, доставая телефон.

Но прежде чем я успеваю набрать номер, телефон начинает вибрировать у меня в руке.

Я испуганно вздрагиваю, и вся моя жизнь проносится у меня перед глазами. Впрочем, этот короткометражный фильм заканчивается в ту же секунду, как только я понимаю, что это всего лишь телефонный звонок. Увидев, кто звонит, я спешу ответить.

— Тобайас! — кричу я, но больше мне ничего не удается сказать, потому что в трубке раздается глухой голос Тобайаса.

— Мак мертва, — сообщает он без всяких предисловий. — Деви, мне очень жаль, но Макензи умерла.

ГЛАВА 28

Не может быть. Этого просто не может быть.

Эта единственная мысль настойчиво вертится у меня в голове, когда Блейк подъезжает к дому Мак, окруженному толпой зевак. Полицейский офицер предлагает ему остановиться, и Блейк опускает стекло, чтобы объяснить, кто мы такие. Выражение лица офицера тут же меняется на сочувственное, и он предлагает нам проехать дальше, чтобы припарковаться возле желтой ленты, отмечающей место преступления.

Место преступления.

О господи!

«Я не смогу это сделать», — думаю я, а Блейк гладит меня по щеке и шепчет:

— Ты справишься. У тебя все получится.

Несмотря на собственный ужас, он думает обо мне, и тогда я собираю все свое мужество и открываю дверцу. Энди уже успел выйти из машины, и мы вместе подходим к ленте, присоединяясь к толпе зевак.

— Что произошло? — спрашивает Энди у стоящей рядом женщины, одетой в футболку и шорты для бега.

— Я точно не знаю, — отвечает женщина. — Кажется, бандитское нападение.

— Макензи…

Имя слетает с моих губ прежде, чем я успеваю что-то сообразить, и мне с трудом удается сдержать слезы.

Женщина обращает на меня сочувственный взгляд.

— О боже. Вы ее друг. Милая, мне очень жаль.

Я киваю, в горле так пересохло, что я не в силах даже ее поблагодарить.

Блейк успел поговорить с полицейскими и идет к нам. Его лицо серьезно, но в глазах я вижу нежность. Он протягивает ко мне руки, и я тут же оказываюсь в его объятиях.

— Шшш, — тихонько шепчет он, уводя меня в сторону от толпы, и мы оказываемся на заросшей травой лужайке напротив дома.

Мы в Бербанке, где маленькие домики расположены близко друг от друга. Вокруг люди, но никто не обращает на нас внимания. Все смотрят на место убийства на противоположной стороне улицы.

— Думаешь, это связано с…

Я замолкаю, не в силах произнести это вслух.

— Как такое может быть? — возражает мне Блейк. — Она не имела никакого отношения к игре.

Я киваю, но сомнения не проходят. Я ищу взглядом Энди — он стоит в нескольких ярдах от нас, рядом с Тобайасом, лица обоих очень серьезны. Я закрываю глаза и напоминаю себе, что нужно дышать. Нужно посмотреть правде в глаза, потому что каждый день мир наполняется ужасом. Случайная вспышка насилия, и наша жизнь может мгновенно закончиться. Игра настолько поглотила мои мысли, что я об этом забыла. Я думала только о том, что стала жертвой, полностью забыв об окружающем мире.

Сегодня жертва — Мак. И в отличие от меня она не знала о грозящей ей опасности.

Я смахиваю слезу и замечаю, что Тобайас смотрит на меня. Он что-то говорит Энди, и оба направляются к нам.

— Как ты? — спрашивает Тобайас.

Мне хочется ответить, что было бы гораздо лучше, если бы все перестали задавать этот вопрос, но я сдерживаюсь. Его беспокойство искренне, а моя боль реальна.

— Я и сама не знаю, — наконец говорю я, давая единственно возможный честный ответ.

Он вздыхает.

— Полиция считает, что это случайность.