Ножом по сердцу - Сара Дюнан

Молодой кивнул, не сводя с меня глаз. Я одарила его одной из самых лучистых своих улыбок. Он умудрился устоять перед ее сиянием.

— Я знавал вашего босса, — сказал Ролингс.

— Я ему передам. Все, разговор окончен?

— Знаете, вы даже говорите точь-в-точь как он.

— Ага, я при нем вроде болвана, — сказала я. — Гляньте в окно, Фрэнк стоит на тротуаре и вещает, а я повторяю.

Некоторое время Мередит смотрел на меня, потом добродушно сказал, почесывая подбородок:

— Может, ты, Майкл, теперь рискнешь?

Майкл, состроив на ходу гримасу, провел языком по губам. Коллаген! Делает губы пышными и влажными.

— Спасибо, что пришли, мисс Вульф! — сказал он, пожалуй, даже без всякой иронии. — Будем признательны, если вы расскажете вкратце, что связало вас с миссис Марчант и какую, собственно, работу вы для нее выполняете.

— Почту за честь! — Тут я сделала паузу. — Но только прежде вы немного меня просветите. — Молодой метнул взгляд на Ролингса, который молча сидел в стороне. — Фрэнк любит точный отчет. Ну, сами понимаете, чтоб над всеми «i» стояли точки, — завершила я, демонстрируя трепет перед полицейским протоколом.

Ролингс тихонько рыкнул. Или, может быть, это он так усмехнулся? У него одно не сильно отличалось от другого.

— Что ж, в этом смысле Фрэнк не изменился.

Я восприняла это как согласие и переключилась на более любезного Гранта:

— Как он был убит?

— Мы пока не получили заключения экспертизы, но почти наверняка смерть наступила от одной из ножевых ран, от удара сзади в шею при многочисленных ножевых ударах в спину и в грудь.

— Орудие?

— Вез экспертизы точно сказать нельзя, но, как выяснилось, он держал у себя на столе хирургический скальпель, чтобы вскрывать письма. Теперь скальпеля там нет.

— А глаза?

— По предварительным данным, его изуродовали, уже когда он был мертв.

— Ей не показали? Он покачал головой:

— Мы прикрыли часть лица при опознании.

Между прочим, подумала я, мы говорим о даме, которой, вероятно, тоже прошлись скальпелем по области глаз. Впрочем, мне-то известно, что порез порезу рознь. Интересно, заметили ли они? Все-таки приятно, что уже столько часов никто со мной об этом не заговаривает.

— Когда наступила смерть?

Он еле слышно фыркнул, просто чтоб показать мне, что я его достала:

— Примерно между одиннадцатью вечера и половиной третьего ночи.

— Что он так поздно там делал? Ведь, по-моему, ему предстояло ранним утром вылетать в Амстердам.

— Верно. Мы обнаружили авиабилет в его бумажнике. Рейс в шесть тридцать утра. Вероятно, перед отъездом надо было завершить кое-какие дела.

Может, кое с кем встретиться? Гм!

— Есть ли следы борьбы?

— Нет, Но, видно, уже после первого удара он утратил способность сопротивляться.

Мне не терпелось еще кое о чем их расспросить, но не хотелось, чтоб они почувствовали мой интерес. Воспользовавшись моей заминкой, Ролингс перехватил у меня инициативу.

— Итак, — произнес он. — Не пора ли поменяться ролями? Дайте-ка и нам хоть пару минут поработать полицейскими.

Я взглянула на него. Господи, как вы и все ваше племя похожи на динозавров; мозгов с гулькин нос, никак не поймете, что уже наполовину вымерли. Ну же, ну, Ханна, чему тебя Фрэнк учил!

— Разумеется, — улыбнулась я. — Я к вашим услугам, констебль.

Они распределили роли быстро и ловко, значит, к парной охоте привычны. Для начала спросили о том, о чем и без того знали, чтоб просто удостовериться, что я приняла подачу, затем перешли к тому, что их интересовало по-настоящему.

— Так, значит, у вас есть одно из полученных ими анонимных писем?

Это была очередь Мередита, солировал он. Я кивнула. Он протянул руку. Я улыбнулась:

— Не здесь! При себе не держу. Оно у меня в бумагах.

Так. Не прошло и пяти минут, а я уже вру. Полицейские и частные сыщики — традиционная антипатия, никуда не денешься.

Он ощерился:

— Так, может, расскажете, что в нем?

Что рассказывать-то? Письмо в простом коричневом конверте, марка центрального лондонского почтового отделения, составлено из написанных от руки и вырезанных слов.

— Есть соображения насчет почерка?

— Угу, — сказала я. — Похоже, почерк Камю.

— Что-что?

— Это я так. Сорвалось. Нет, почерк незнакомый. — А письма, приходившие в оздоровительный центр?

— Я их не видела, но, судя по словам той девицы, стиль более или менее совпадает. Только там послания были печатные.

— Вы считаете, что между этими письмами есть связь?

Я медлила с ответом. Не ловушка ли этот вопрос?

— Я… да, я склонялась к такому выводу.

— А что это за девица, которая занималась вредительством?

— Лола Марш? Ну, на убийцу она, по-моему, не тянет, хотя данное событие возвращает ее в список подозрительных лиц.

— Оливия Марчант сказала, вы не знаете, где она? Я покачала головой;

— Никаких следов. Она вышла из такси у Редингского вокзала и растворилась в ночи. Если прочесать все крупные салоны красоты в стране, думаю, можно ее отыскать. Я такими возможностями не располагала.

Молодой с улыбкой спросил:

— Тогда, может, расскажете про досье пациентов Марчанта?

— Что рассказать?

— Нашли вы что-нибудь?

— И да, и нет. Сначала имелось примерно три десятка потенциальных подозреваемых. Я сократила список до десяти. С большинством либо виделась, либо говорила по телефону.

— И?..

— Картонного Мориса Марчанта в качестве объекта для пристрелки ни у кого из них не обнаружила.

— А остальные? — вполз в разговор Ролингс, учуяв поживу.

— Прошу — они ваши. Одна липосакция, пара случаев с отвисшими веками, уменьшение челюсти путем ринопластики.

— Как-как?

— Это когда у вас подбородок чересчур выпирает. Отрезают кусок и добавляют вам к носу.

Я вовсе не хотела его обидеть, но ведь никогда не угадаешь, где у кого слабое место. Ролингс метнул на меня свирепый взгляд. Вдруг мне подумалось, что это дело, пожалуй, не для него. Да, он много перевидал женских тел, изувеченных ножами, но, как правило, то были трупы. Как большинство копов, он чувствовал себя крутым мужиком, и я с трудом могла представить его непринужденно беседующим с богатыми реконструированными дамами об их любимых способах кидать деньги на ветер. Что за дребедень! Ему подавай гонки с препятствиями!

— Ага, — сказал Грант, вступая в разговор, чтоб помочь напарнику из него выйти, — так, значит, мы можем забрать у вас эти досье?

— Милости прошу! Я только и жду момента передать их в более достойные руки, — сказала я, давая им повод еще выше задрать носы.

— Когда вы в последний раз перед убийством видели ее? — Ей-ей, судя по тону Ролингса, моя грубая лесть достигла цели.

— Кого?

— Царицу Савскую!. Вашу клиентку, миссис Марчант.

— Э-э-э… В воскресенье утром. Она занесла досье ко мне домой.

— И это было ваше последнее с ней общение?

— Нет. Во вторник она звонила, спрашивала, как продвигается расследование.

— Откуда звонила?

— Понятия не имею. Я не интересовалась.

— Ну а муж?

— Что муж?

— С ним вы виделись?

— Да. Вчера в обеденное время.

— Вот как? Беседовали насчет угроз?

— Нет. Нет, я… э-э-э… пришла к нему как к специалисту.

И тут Ролингс, конечно, не выдержал:

— И по какому конкретно поводу?

— Я работала подсадной уткой, — спокойно сказала я. — Думаю, вы о таком слыхали? Это когда приходишь, называешься чужим именем, забираешь наркотики, нарушаешь закон, а потом арестовываешь за это других.

— Вот черт, как Фрэнк такую бабу терпит! — сквозь зубы процедил Ролингс Гранту, после чего обратился ко мне: — Послушай, дамочка, будешь меня подковыривать, я тебя так подковырну, что мало не покажется, ясно?

— Понял! — кротко ответила я. Да ну тебя, Мередит, девчонки шутки любят, а ты шуток не сечешь.

— Какое у вас осталось мнение о Марчанте, мисс Вульф? — Теперь спрашивал вежливый.

— Уверенный в себе преуспевающий мужчина. Словом, как и подобает хирургу-эстетику.

— Привлекательный внешне?

Я пожала плечами:

— Ну, до жены ему далеко, если вы это имеете в виду.

— Не заметили, что он нервничает, напуган чем-то? — снова метнулся на прорыв Ролингс.

— Нет. Наоборот. Да и к чему бы ему пугаться, ведь он же не знал, что уже на мушке.

— Как вы думаете, не был он из тех мужчин, которые способны вызвать в женщине ненависть?

Ну-у, Ролингс, это называется подлавливать. Ма-аленький крючочек, от дубины ведь рыбка увернется.

— Смотря насколько он ей угодил, — сказала я. — Некоторые женщины весьма ревностно относятся к своей внешности.