Para bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Да-да. Конечно. Но, полагаю, вы будете достаточно благоразумны и не станете болтать лишнего? Мы имеем возможность послушать вас всюду. И на улице, и дома, и в магазине.

Супруга генерального секретаря Верховного совета СССР с трудом сдержала улыбку. Уж в чем-чем, а в подобных технических средствах она разбиралась. Пусть и поверхностно, но реальные возможности современной аппаратуры представляла себе ясно. Муж при ней нередко проводил беседы с сотрудниками службы безопасности, которые регулярно проверяли квартиру, дачи и других объектов. И касались они не только непосредственной проверки, но и установки средств наблюдения за разными ключевыми местами, дабы снайпер нигде не засел или еще какой пакости не случилось. Вот и нахваталась…

Собеседник же воспринял эту ее гримасу не то вялую улыбку, не то нервную ужимку по-своему. На этом они разошлись. Он удалился в неизвестном направлении, а Любовь Петровна отправилась дожидаться мужа домой…

Фрунзе тем временем общался со Зворыкиным. Уговорить его присоединиться к проекту создания советского телевидения не удавалось. Он упорствовал, хотя с деньгами у него все в США было не ладно. Однако, после небольшого расследования выяснилось, дело в тщеславии. Владимир Козьмич не желал становиться «одним из». Ему хотелось большего. Ему хотелось свой большой проект.

Какой? Так в ходе этого расследования удалось узнать о том, что тот бегает с идеей компактной кинокамеры для создания телеуправляемых самолетов. Он что-то подобное предлагал должностным лицам одной крупной компании в США. Скепсис, правда, пока не позволял этот проект даже ограниченно профинансировать. Особенно на фоне стремительно прогрессирующего кризиса.

Но это там. А тут — в Союзе — почему нет?

И генсек вышел на него с интересным, индивидуальным предложением. Сам того не ведая, встав на довольно «богатый» путь. Он не знал, что в конце 1930-х, несмотря на все сложности, Зворыкин своего добьется. А вооруженные силы США получат возможность переоборудовать свои старые самолеты в «управляемые бомбы» самого разного вида. И не только. И результаты испытаний 1940–1943 годов покажут в целом обнадеживающие результаты. Но… программу свернут, так как командованию США будет проще решать вопросы обычными методами.

Тут же Фрунзе прямо стойку взял на идею.

Да, непросто.

Но если получится, то… это ведь боевые дроны. Да, большие, да дорогие. Однако для поражения одиночных целей высокой важности — самое то. В том числе и кораблей. А кораблей у врагов Союза хватало.

Ну и для решения вопроса точности ракет — отличное решение. Во всяком случае на данном уровне развития науки и техники. Ведь тактические ракеты с жидкостным двигателем уже даже летали, грозя в горизонте полугода — года достигнуть требуемых дальностей при запрошенной массе боевой части и общих габаритах. Но точность… на дистанции в полсотни километров это уже было словно пальцем в небо. И реальные цели с таких ракет можно только накрыть только массированным пуском.

А тут такое решение!

Понятно — потребуется ни год и ни два для получения надежного практического результата. Но сомнений в успехе у генсека не было. Тем более, что уже удалось «изобрести» стержневые радиолампы, позволяющие добиться намного проще и быстрее миниатюризации.

И Зворыкин, который «клюнул» на эту приманку, приехал в Москву. Более того, вдохновленный тем, как сам Фрунзе увлекся идеей, охотно согласился на сотрудничество. И даже пообещал подтянуть из США «толковых парней ему в помощь…»

Когда генсек супруга, поманив его рукой, зашла в ванную комнату. Включила воду. И тихим шепотом спросила:

— Тебе уже доложили?

— Что это за тип?

— Мне его рекомендовали как очень перспективного поэта, который нуждался в поддержке. Дескать, редактора его затирают. Вот я и решила выделить на него пятнадцать минут после парикмахера. Послушать.

— А кем оказался?

— Шпион какой-то. Шантажировал поддельными фото, на которых якобы я с любовником в интимных позах. Угрожал передать тебе, а если не поможет — огласке. Предлагал шпионить за тобой.

— Занятно. — усмехнулся Фрунзе.

За женой у него был тотальный контроль. И не потому, что он боялся измены. Нет. Скорее похищения или убийства. Поэтому за ней всегда ходило несколько бойцов службы охраны и он знал буквально каждый ее шаг. И она об этом прекрасно знала.

— Соглашайся, — ответил генсек после некоторого раздумья. — Поиграем.

— А это не могут быть наши?

— Артузов?

— Да. Он выглядит достаточно беспринципным для этого.

— Вряд ли. Он мне наперед моей службы сообщил, что ты сегодня встречалась с каким-то мутным типом и ему это совсем не нравится.

— Может быть пытается рассорить нас?

— Он в курсе, что ты всегда не одна. И не пошел бы на такую глупость. Уж что-что, а правильно раскручивать он умеет.

— Ну… — неопределенно пожала плечами жена. — Может быть. Этот уверял, что нас подслушивают.

— Ты сама в это веришь?

— Нет, но, — скосилась она на воду. — Мало ли?

— И то верно. Нужно будет инициировать новую проверку.

— И на фото было отражено довольно точно мое нижнее белье. Прачка? Домработница?

— Проверим, — кивнул генсек и, поцеловав жену, вышел из ванной комнаты…

Глава 2

1929, июль, 18. Где-то в северном Афганистане

Посол СССР отхлебнул чая и, добродушно улыбнувшись, поставил пиалу на низенький столик. Здесь, в прекрасном саду собралась довольно внушительная делегация. Кроме Амануллы-хана, бывшего, по сути, таким же гостем, как и посол, здесь присутствовало местное афганское духовенство. Почти все его значимые персоны. Как суннитского толка, так и аятоллы шиитов. Переводчик, как и всякие лишние люди, отсутствовали, благо, что посол владел пушту и арабским на достаточном уровне.

— Нас тревожит, что в наши земли вошло много неверных с оружием в руках. — осторожно произнес один из имамов, близких к противникам Амануллы. — Злые языки говорят, что правоверным нужно объявить джихад, ради спасения своих бессмертных душ.

— Прежде всего Союз, выставивший войско, не является богоборческим государством. — спокойно и максимально миролюбиво ответил посол. — Мы уважительно относимся к любым людям книги[1]. Исключая, конечно, сектантов и разных безумцев, что прикрываются именем Бога ради сотворения своих поганых дел. Во вторую очередь войско, что вошло в Афганистан, состоит полностью из людей книги, верующих, так что называть его воинством неверных[2], значит грешить против истины. Более того, мусульман среди них большинство и если потребуется, мы доведем их до полного штата…

Фрунзе прекрасно знал, на чем сыграли противники Союза и во время первой Афганской кампании 1929–1930 годов, что во время второй 1979–1989 годов. И постарался это компенсировать.

Понятное дело, что от весьма сомнительного статуса богоборческой державы имелись проблемы много с кем. Начиная от собственного народа и заканчивая большей частью населения мира. Так что тут было без вариантов. Прям люто-бешено строить церкви и загонять в них все население, конечно, выглядело глупо. Но и открыто враждовать с ключевыми мировыми конфессиями выглядело еще более безрассудно.

Что же до людей, которые непосредственно участвовали в силах вторжения, то правильно отобрать их, чтобы плодить как можно меньше проблем, составляло еще меньшую проблему. Почему так не поступали в оригинальном Союзе? Загадка за семью печатями. Михаил Васильевич мог найти объяснение только в богоборческой доктрине, с которой они лезли в один из самых религиозных регионов планеты. Что не могло не породить рано или поздно радикального отторжения, которое, без всякого сомнения, могло закончится либо физическим уничтожение одной из сторон, либо уходом СССР из Афганистана. Понятно, проблем и других хватало. Но религиозный аспект был упущен, что повлекло за собой очень серьезные проблемы. Ибо нет более безумных и отчаянных войн, чем религиозные…