Латунная луна : рассказы - Асар Эппель

Это была квартира, верней, комната достойной грузной дамы, прогуливавшейся в магазин “Казанку” в шляпке и с зонтиком от солнца. Имя ее Раиса Исаевна. Раиса Исаевна, вдобавок к своим чужестранным нарядам и французской картавости, еще и шепелявила, и говорила в нос, потому что у нее полипы, так что встреча с ней, а значит, возможный разговор, никому не бывали особенно приятны. Тем более что о газе с ней поговорить не удавалось. Она упорно подразумевала под словом “газ” легкую вуаль или что-то вроде этого.

Раиса Исаевна сколько-то лет назад проживала в Харбине и приехала оттуда с мужем. Мужа, конечно, вскорости пустили в расход, как и прочих мужей ее барака, и она теперь одна, причем не может забыть свои харбинские привычки, поскольку проживала в этом самом Харбине с самого детства. И училась там (ходила в гимназию), и молилась в Софийском соборе.

Сейчас в довольно обширной комнате Раиса Исаевна заполняет жировки за свет и за квартиру. Жировки напечатаны на волокнистой, рыхлой, отвратительной бумаге (какая чудная была рисовая бумага в Харбине!), причем Раиса Исаевна пользуется для заполнения ручкой с пером “рондо”, а надо бы пользоваться в таких случаях пером “гусиная лапка” — оно пишет по любой бумаге и пригодно для любых квитанций. Правда, если чернила хорошие.

Однако водянистые чернила, в которые Раиса Исаевна макает, тыча “рондо” в харбинскую еще чернильницу, созданы из химического карандаша, и на пере держатся только потому, что на дне чернильницы слипшийся еще китайский сор с тамошней пылью создают липкую чернильную тину, которая, соединившись сейчас с уже московскими козявками, на перо налипла и, зацепившись за волоконце ужасной жировочной бумаги, посадила большую кляксу, и надо ее промокнуть, пока не впиталось.

Раиса Исаевна встает искать промокашку, которую она называет “клякспапир”. При этом она напевает:

Муж мой едет в Амстердам,Вы приходите — я вам дам…Чаю с лимоном!Чаю с лимоном!

А заодно покрасивей рассаживает на канапе разных своих кукол — китайских болванчиков, японских дармоедиков, а также русского голыша, которого именует “пупсом”.

Придет гостья — соседская девочка Раечка, и надо, чтобы все было красиво убрано.

— “Чаю с лимоном! Чаю с лимоном!” — напевает она и при этом вспоминает волнующее прошлое, когда харбинские девицы постоянно напевали такие песенки и происходили рискованные свидания с усатыми обожателями. О, как бережно ухажеры эти касались их бантиков и кружавчиков. И ничего себе не позволяли лишнего. И самое неосмотрительное, самое максимум, что могло получиться от прикосновений, так это если забеременеешь!

Ах как были нафабрены усы, ах как остры были самонадеянно торчавшие вверх кончики этих усов!

В прошлый раз, когда к ней приходила девочка Раечка из дома напротив (она обожает приходить к ней, как к наставнице). Раиса Исаевна подробно ей рассказала одно волнующее событие, которое любит вспоминать до сих пор.

— Знаешь, меня увез кататься верхом один русский полицейский. Ха-ха-ха! Я-то ездить верхом не умела, поэтому он посадил меня перед собой. Я ужасно боялась и помню только, что в спину мне упирался жесткий темляк его сабли…

Потом она задумывается и лукаво глядит.

— А может, это был не темляк? Но кто мог тогда знать?

А Раечка ничего не понимает.

Между тем в дверь стучат — вот она и пришла, Раечка. Они ставят чайник, сняв с него ватного хитроватого китайца, Раиса Исаевна включает черный репродуктор — вдруг там как раз Таисия Савва — странное имя, правда? — свистит художественным свистом “Танго соловья”, прелестную мелодию, которую не устаешь слушать. Обе начинают разговаривать. Верней, разговаривает и наставляет Раечку Раиса Исаевна, а та затаив дыхание ловит каждое слово, например, уже запомнила слово “темляк”.

Раисе Исаевне вообще приятно разговаривать с Раечкой. Чего только она ей уже не порассказала. И как она познакомила лучшую подругу с тем русским полицейским, катавшим ее на лошади, а подруга стала показывать ум и полицейского отбила. А он растратил казенные деньги и сбежал от подруги в Шанхай.

И еще про то, как пропала кофейная ложечка. Но потом нашлась.

И про то, как у нее украл брошку слуга-китаец, и хозяин, от которого китаец у нее работал, велел тому съесть при ней три столовые ложки мокрой соли, после чего сказал воришке стоя спустить штаны и побил его бамбуковой палкой по заднице, отчего у нечистого на руку слуги прыгал мужской орган и она — ха-ха-ха — все видела.

Раиса Исаевна в Харбине, когда распрощалась со своей девичьей упругостью и прочими привадами, стала служить в тамошнем подобии нашего детского сада, где, отдавая всю себя, работала с фантазией, готовясь к каждодневным занятиям с детьми. Отсюда ее склонность к обдуманной работе. С Раечкой она общается тоже по обдуманному плану. В прошлый раз пересказывала ей книжку про Жоржика и Боржика. А до того учила растирать пальцем карандашные линии, в результате чего получалась красивая растушевка.

Пока Раечка растирала пальцем тени на рисунке, Раиса Исаевна напевала: “Милый брюнет, дай мне ответ, любишь меня или нет?” Где “брюнет”, там в рифму и “корсет”. Сегодня вроде бы собирались поговорить о корсете, о его прошедшей роли в жизни девушки и женщины. Возможно, даже попримерять старинный, на китовом усе, канаусовый корсет Раисы Исаевны.

Иногда к ним присоединяется Райка, у которой Раечка проясняет намеки и непонятные словечки Раисы Исаевны.

Она тоже, постучавшись, пришла к Раисе Исаевне перебирать крупу, потому что Раиса Исаевна плохо видит и в крупе не замечает мышиных пакостей и всякого сора.

Раечка в этот раз очень рассеянна и думает о чем-то своем. Может быть, о корсете, который ей обещала показать добрая Раиса Исаевна? Но нет! Она просто хочет спросить, что имели в виду девушки, возвращавшиеся откуда-то на полуторке и горланившие:

Мы девчонки молоденьки,Добываем люськой деньги…

— Об этом я тебе расскажу через несколько занятий! — обещает Раечке Раиса Исаевна и лукаво улыбается.

— А я расскажу, когда выйдем… — шепчет Раечке Райка. Она и про “темляк” у нее спрашивала.

Уй, чего Райка ей порассказала! Временами Райка, ошалев от перебирания гречки, спрашивает (всегда не к месту) что-нибудь несуразное.

— Раиса Исаевна, а в Китае слыхали песенку “Во саду ли в огороде поймали китайца”?

Между тем Раиса Исаевна приносит корсет, весь отсвечивающий перламутровыми пуговичками, шелковистыми тесемками и кручеными шнурками. Есть в нем и китовый ус, однако он зашитый, и поэтому его не видно, но если попытаться согнуть корсетные части в тех местах, куда китовый ус зашит, он будет пружинить. Райка и Раечка бросаются к корсету щупать его и разглядывать, а Раиса Исаевна между тем объясняет:

— Знаете, барышни, дамский утренний туалет занимал не меньше часа. Сначала надо было надеть на голое тело сорочку и панталоны. Затем позвать горничную, чтобы она как можно туже затянула корсет на талии, а потом надеть две накрахмаленные нижние юбки. Вы даже не можете представить себе, насколько тяжело приходилось дамам во время тайных свиданий (ты, Раечка, пока не слушай), справиться самостоятельно не было никакой возможности, так что кавалер должен был обращаться со всеми деталями женского туалета не хуже горничной. Ха-ха-ха!

— А можно примерить! — рвется распаленная Райка и уже расстегнула кофточку.

— Можно. Но сперва припудри тальком подмышки! — требует Раиса Исаевна.

Райка раздевается до голяка, Раиса Исаевна надевает на нее корсет и начинает его зашнуровывать.

— Дайте и мне затянуть! — просит вежливо Раечка.

— Затягивай! Но только посильней, — говорит Раиса Исаевна.

— Ох, дыхнуть же нельзя. Воздуху не хватает! — говорит Райка.

— Пур этр бель иль фо суфрир…

— Раиса Исаевна! Вы ведь весь французский язык знаете? Весь? А вот что такое “Наш пан теля пасе”? — спрашивает Райка…

Райка — случай особый. Она стройная привлекательная и молоденькая. С виду прямо девушка. Когда она разделась примерять корсет, обнажился ее тощий торс с трогательными ключицами и маленькими красивыми грудями (это при троих детишках!), а еще латаные сиреневые байковые штаны (это несмотря на летнюю пору). Своих детей она нагуляла каким-то непостижимым образом от разных мужчин (а такое для наших краев было делом неслыханным). Сейчас она берется за любую работу, поскольку ребятишек надо кормить. Она и к Раисе Исаевне ходит принести воду, протереть пыль под шкафом, помочь помыться в корыте, а детки ее непрерывно дерутся, особенно когда, сидя все вместе за столом, едят жареные семечки или черный хлеб с сахарным песком. Они сидят-сидят, сопят из-за соплей, перхают, и вдруг кто-нибудь из них говорит: