Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Теперь у вас есть, чем оплатить плавание к своим семьям, — сказал им на прощанье. — Если не найдете никого, подождите, когда я построю корабль и возьму вас в свой экипаж, доплывете бесплатно.

Мне по-любому нужны будут матросы. Уж лучше взять знакомых, проверенных в бою. Тем более, что ахейцы, в отличие от египтян, не боятся моря, правда, привыкли путешествовать на галерах вдоль берега и во время штормов отсиживаться на суше.

— Нам хочется побыстрее вернуться к своим, — честно признался Эйрас. — Попробуем доплыть на сорском корабле.

— Будьте с ними осторожны, — напомнил я.

Мне рассказывали в Мен-Нефере, что с финикийцами надо держать ухо востро. Они могут несколько дней честно торговать, а когда распродадут почти весь товар, захватить пришедших за покупками и сбежать с ними, продав потом в рабство. На галерах у них уже сидят на веслах прикованные рабы, хотя хватает и вольнонаемных.

— Я помню, — сказал предводитель ахейцев, которому я рассказывал и дурных привычках финикийцев.

Доставшихся мне ослов, пергамент, большую часть предметов из кож, слоновой кости и стекла продал оптом митаннийскому купцу, который догадался, как этот груз оказался у меня. Если бы я продавал это все в Митанни или здесь захваченное у тирского купца, у меня бы возникли проблемы, а так никому нет дела до нас. Привезли и продали свой товар — молодцы, сумели захватить чужой — тоже молодцы. Сейчас, как и во все времена, не любят только неудачников. Считается, что они прогневили богов, за что и были наказаны, а грабители — лишь орудие божье. На вырученные деньги снял на полгода дом из четырех комнат и с небольшим садиком из пяти деревьев: трех инжирных и двух оливковых. После чего занялся строительством корабля.

В материковой части Тира на берегу моря с десяток стапелей разного размера. Каждый занимается изготовлением судов определенного типа: половина, если ни больше — рыбацких лодок разного размера, два — галер и лишь один — больших парусных судов, которые позже будут называть круглыми. Круг, правда, сплюснутый с боков. Уже выработано идеальное для данной эпохи соотношение длины и ширины — три к одному. С такими параметрами суда могут идти под парусами не слишком медленно и в то же время хорошо выдерживать высокую, штормовую волну. Обшивка внахлест, что делает ее прочнее, но протекает так же хорошо, как и встык. Доски используют дубовые и из ливанского кедра, желтоватые, со специфичным запахом. Египтяне любят делать мебель из очень дорогого для них ливанского кедра и называют его желтым деревом. Обшивку конопатят льняной пенькой и покрывают смолой. Мачта-однодеревка одна, тоже из кедра, устанавливается чуть впереди мидель-шпангоута. Парус на ней прямой и довольно широкий, с двумя реями, верхним и нижним. Когда надо убрать парус, его наматывают на нижний рей, более тонкий и легкий, который привязывают к верхнему, или оба опускают на палубу и кладут в диаметральной плоскости. Видел на одном судне вторую то ли мачту, то ли бушприт, задранный высоковато, на котором с помощью двух реев ставили небольшой прямоугольный парус-блинд. Не думаю, что этот парус сильно увеличивал скорость, но наверняка улучшал управляемость. Есть сплошная или почти сплошная главная палуба. Бак и ют немного выше и резко сходят на нет к штевням, которые выше палуб метра на два-три. Оба штевня прямые, почти вертикальные, из-за чего суда похожи на обоюдоострые утюги. Верхушки обоих штевней часто заканчиваются фигурами в виде дельфина или лошадиной головы с обязательно нарисованными большими глазами. Если фигура «неживая», типа загнутого рога или рыбьего или скорпионьего хвоста, то глаза нарисованы на корпусе и спереди, и сзади, так что догадаться, какая часть носовая, можно по большому высокому толстостенному глиняному сосуду с пресной водой, который устанавливают рядом с форштевнем. Почему именно там — не знаю. Может, чья-то прихоть стала модой, а может, брызги летят на сосуд, обдуваемый ветром, и высыхающая морская вода понижают температуру в нем. В сильную жару каждый сниженный градус на счету. Трюм один. Бимсов, связывающих противоположные шпангоуты и придающих поперечную прочность, можно считать, что нет. Есть поперечные балки, к которым крепят деревянным нагелями доски главной палубы, но концы их лежат не на привальном брусе, а на верхушках шпангоутов, с которыми не соединены кницами. То есть, поперечную прочность усиливают, но не так хорошо, как могли бы. Сачкуют, в общем. По бортам судна решетки высотой метра два, чтобы палубный груз не вываливался. Вместо руля, как и у египтян, два весла, по одному с каждого борта, верхние концы которых соединены поперечной жердью, поэтому поворачиваются одновременно одним или двумя рулевыми, по погоде. Кто у кого позаимствовал это новшество — не знаю, но тирские корабелы утверждали, что это их придумка. Галеры строят с соотношением длины к ширине, как шесть-семь к одному. Некоторые достигают в длину метров сорок и имеют постицы для длинных и тяжелых весел, каждым из которых гребут по два-три человека. Бортовая обшивка сравнительно тонкая, потому что с высокой и тяжелой волной им сражаться не надо. На больших галерах две мачты-однодеревки и такие же паруса, как на круглых судах. Уже придумали таран, как немного задранное вверх продолжение киля. Нам мой взгляд, эффективность такого тарана невелика, особенно против круглых судов, у которых бортовая обшивка из толстых досок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Свободным был стапель, на котором делали галеры, и я решил, что это знак судьбы. Собирался построить что-то типа лансона — парусно-гребное двухмачтовое судно с косыми парусами. Я видел такие суда в Мраморном море и Босфоре, когда служил на британском флоте. Турки использовали их, как рыбацкие и каботажные, а иногда, вооружив несколькими фальконетами, и как пакетботы. Точнее, это будет бастард лансона и шхуны с длинным бушпритом для кливеров.

Хозяина стапеля звали Ипшемуаби. Был он малоросл, худощав, с вытянутым лицом, которое больше бы подошло высокорослому, и удивительно горласт. Мне казалось, что весь Тир, включая островную его часть, затихает, когда говорит Ипшемуаби, потому что ничего другого все равно не сможет услышать. Как заведено у корабелов, его самоуверенность была равно только его высокомерию.

Когда я начал объяснять, что именно хочу построить, Ипшемуаби воскликнул нетерпеливо:

— Я построю тебе отличную галеру без всей этой твоей ерунды, и она будет намного лучше!

— Нисколько не сомневаюсь, что ты строишь хорошие галеры, но мне нужен плохой, почти круглый корабль, — возразил я. — Если тебе нужны деньги, мы сейчас же приступим к делу, если нет, я подожду, когда освободится соседний стапель.

На соседнем как раз заканчивали галеру, работы оставалось на пару дней, после чего оба стапеля будут простаивать, потому что очереди из заказчиков я не увидел. Если сейчас начать, то корабль будет готов к концу осени, когда его надо ставить на прикол до весны и всю зиму беспокоиться, как бы чего с ним не случилось. Я, в отличие от аборигенов, не боялся отправляться в рейс в осенне-зимний период. Когда служил в британском флоте, то в восточной части Средиземного моря плохими считались периоды с июля по сентябрь, когда здесь дуют сильные северные ветры, и с февраля по май, когда погода меняется часто и быстро, а самым лучшим — с конца сентября по конец ноября.

— Хорошо, построю тебе круглый, — согласился Ипшемуаби и сразу подстраховался: — Правда, давно ими не занимался, надо чертежи поискать.

— Будем строить по моим чертежам, — предложил я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Может, и работами будешь руководить ты?! — ехидно поинтересовался он.

— Нет, — отказался я и объяснил почему: — Не умею так громко кричать на рабочих.

Ипшемуаби принял мои слова за лесть. Так ему и надо!

Первые дни мы с ним часто ругались, потому что я предлагал сделать не так, как надо. По мере того, как вырисовывался красивый корпус (а все правильное обязательно красиво, хотя не все красивое обязательно правильное), смирился и даже говорить стал тише. Притихли и его коллеги, которые сперва похихикивали над чудачествами странного чужеземца. Красивый силуэт, моя уверенность в своей правоте и масса усовершенствований, которыми я щедро делился, заставили корабелов признать меня если не лучшим, то, как минимум, равным им. Кстати, они многое в морском деле позаимствовали у шумеров, включая деление круга на триста шестьдесят градусов. Система счета у них десятичная, знают ноль. Не удивлюсь, если выясню, что их предки пришли сюда с побережья Персидского залива, где переняли знания, переданные мной шумерам. Тогда получается, что я сейчас учу тех, кто учился у учеников моих учеников.