Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

– Так тушенку же выбросили, – подняла бровки Катюша, – с гречей. Я иду, а ее на углу Ленина и Свердлова дают, где кооперация, знаете? Я и на вас взяла баночку.

– Спасибо, Катюша, мне не надо.

– Зря, – спокойно сказала Катюша, – хорошая тушенка, минская. А что опоздала, так у меня ненормированный рабочий день, сами знаете.

– У нас у всех ненормированный рабочий день. И это значит, что мы перерабатываем. Что нас можно среди ночи поднять, если что. А вовсе не на работу опаздывать. Так что, Катюша, подключайся. Серьезное положение же…

– Это вам этот ваш Вася сказал? – Катюша уютно разгладила пуховую кофточку, сняла шерстинку с юбки. – А вы ему и поверили? Это он себе цену набивает…

– Какую цену? Два трупа, Катюша… Тебе мало?

– Это еще доказать надо, что наши покойники, – равнодушно сказала Катюша. – Я бы на вашем месте так этому Лещинскому и сказала – пускай докажет сначала… А то валят все на нас.

– Наши, к сожалению.

– Опять Вася сказал? Вы, Елена Сергеевна, дорогая, уж извините, ничего в этом не понимаете. Вас в мединституте вашем не тому учили. А у нас трудовые нормативы. Вот если сигнал сверху будет, если хотя б Вилен Владимирович скажет: «Катюша, помогай, а то не справляется Елена Сергеевна», тогда отчего ж нет.

– С людьми ты хочешь работать, – сказала Петрищенко, закипая, – так иди в дурку… там Бабкин сидит этот несчастный. Или в морг… работай… Ликвидируй последствия.

– Вот вы, Елена Сергеевна, голубушка, зря кипятитесь так… Спокойней надо. Добрее к людям надо. А то как бы не пожалеть вам…

– Знаю, – сказала Петрищенко, оттягивая пальцем душивший ее воротничок блузы, – знаю, что пожалею.

– Ну, – устало спросил Вася, – что еще стряслось?

Розка схватила Васю за рукав и потянула на улицу. В комнате сидела Катюша и смотрела своими круглыми голубыми глазами. Говорить при ней не хотелось.

С серого неба сеялся мелкий дождик, пришлось спрятаться под козырек. Невидимое море монотонно шумело за темными коробками складов.

Она закусила губу. Что стряслось? На самом ведь деле ничего… ну, показалось что-то. Вася ведь засмеет…

– Я тебе вчера звонила вечером, – сказала она, – а тебя не было.

– Я был на задании. – Вася понизил голос. – Очень ответственном. Очень важном. Я не имел права об этом говорить, но теперь ты знаешь, Розалия.

– Вася, вот ты всегда… ты же сам сказал, позвонить, если что.

– Ну да, – сказал Вася деловито, – так если что?

– Вот если мне кажется, что кто-то за мной следит, это считается? – спросила она наглым, для куражу, голосом.

– Предположим, – неопределенно ответил Вася. – Кто? Человек в черных очках? Рыжий? Косоглазый?

– Нет, – совсем растерялась Розка. – Просто… ну, у меня такое ощущение, ну, я тебе еще вчера на стадионе говорила, помнишь? Что смотрят в спину… Два вечера уже как. Когда домой иду, как раз мимо стадиона, там такой отрезок пустынный, знаешь?

– Знаю, – сказал Вася и замолчал.

– Ты чего? – спросила Розка на всякий случай.

– Ничего. Слушай, Розалия, ты вот что… Ты иди домой, а? Я отпускаю. И не выходи вечером. Вообще не выходи.

– У меня вечером подготовительные, – сказала Розка.

– Ну пропусти, что ли. Скажи маме, голова болит.

Розка, которая пропустила прошлое занятие на подготовительных именно под этим предлогом, страдальчески нахмурилась.

– Это платные курсы, – пояснила она, – жалко пропускать.

– Что значит, жалко пропускать, Розалия? – спросил Вася вкрадчиво. – Ну, ради меня. Один разик. А мы с тобой на той неделе в кино пойдем, а? Точно пойдем! Только ты слово дай, что сегодня вообще из дому не выйдешь.

– Мама…

– Ну хочешь, я маме сам позвоню?

– Нет, – окончательно испугалась Розка.

– Пойдешь домой? Сиди там и переводи Леви-Стросса. Ты переводишь Леви-Стросса?

– Ну…

– Это задание. Идешь домой, берешь Леви-Стросса, берешь словарь…

– Вася…

– Десять страниц. Машинописного текста. Нет, двадцать. Ясно?

– Ясно, – сказала Розка уныло.

– Это очень ответственное задание. Завтра можешь не приходить. В понедельник выйдешь. И на улицу не выходи больше ни в коем разе сегодня. Ага?

– А… завтра можно?

– И завтра нельзя. Можно будет, если я тебе позвоню и скажу – можно. Ясно?

– А… что это было, Вася? Что это такое?

Вася огляделся по сторонам. Потом высунулся под дождь и заглянул за угол. Вернулся. Водяная пыль осела в темных волосах.

– Вроде никого, – раздумчиво сказал он. – В общем, так. Про психотронное оружие слышала?

– Нет.

– Не понимаю, – раздраженно сказал Вася, – в каком мире ты живешь… Кругом враги, империалисты везде, так и думают, как бы Олимпиаду сорвать. Ночами не спят. Ну и мы не дремлем. В общем, на случай всяческих провокаций у нас есть асимметричный ответ. Это, Розалия, испытания. Что тебе еще сказать?

– Вот ты опять врешь, Вася, – обиженно сказала Розка.

Вася захохотал, но как-то невесело.

– Ну вот все тебе скажи, Розалия. Леви-Стросс у тебя где?

– Дома, – сказала Розка, шмыгнув носом.

– Вот и вали домой.

– А ты?

– А мне надо мир спасать. Я занят. Ладно, ты иди, Розалия. А я еще к Лене Сергеевне забегу. Вот ведь какая петрушка получается!

Он удивленно покачал головой. Розка, вообще-то, девка ничего себе, в этом возрасте они все ничего себе, но что этот в ней нашел? Уму же непостижимо.

– Ты вроде поспать собирался, Вася, – удивилась Петрищенко, увидев в дверях кабинета мрачную Васину морду.

– Хрен тут поспишь, – сказал Вася злобно. – Ну что, говорили с Лещинским?

– Стадион закроют.

– И все?

– И все.

– Он что, совсем дурак?

– Он говорит, – губы ее задрожали, – сами нагадили, сами и подчищайте.

– Вот ведь урод, Лена Сергеевна! – восхитился Вася. – А Катюша?

– А ты как думаешь?

– Все уроды, – подытожил Вася. – Все, как один, уроды. Тут еще одно непредвиденное обстоятельство выяснилось, Лена Сергеевна. Розку он гоняет. Видит он ее.

– Что? – Петрищенко потянула пальцем вниз ворот блузки, и Вася увидел, как на ее шее проступают яркие пятна.

– Два вечера как гоняет. Она, оказывается, вчера мне звонила. Говорит, в спину смотрит…

– Ты уверен, Вася?

– Стопудово.

– Опять Белкина, – с тоской проговорила Петрищенко.

– Вы чего, Лена Сергеевна? Нормальная же девка.

– Нормальная? – взвилась Петрищенко. – Тупая, нахальная… ни квалификации, ничего. Она ж двумя пальцами печатает!

– Да бросьте, Лена Сергеевна. Она просто не осмотрелась еще. А работать, извините, вообще дураков нет.

– Когда осмотрится, – зловеще сказала Петрищенко, – будет еще хуже.

– Тем не менее, Лена Сергеевна, факт остается фактом. Он ее гоняет. Пасет. Не так, как тех, а так… балуется… Я вот все думаю – почему, Лена Сергеевна? Что в ней, Розке, такого?

– Не знаю. Она, по-моему, еще хуже Ляльки.

Ох, что это я говорю, одернула она себя.

– А вдруг он ее до смерти загоняет? Или с ума сведет? Прикрыть бы ее надо.

Петрищенко вздохнула, вынула из сумочки ключи и открыла сейф.

– Вы чего, Лена Сергеевна, – укоризненно сказал Вася. – Вы ж сами говорите – на работе!

– Ну… – Петрищенко подумала, куда бы разлить спирт, и не нашла. – Жизнь строится на исключениях из правил. Она, Вася, в сущности, и есть исключение из правил. Ты сходи к Чашкам Петри, Вася, у них там над мойкой шкафчик, там такие стаканчики стоят химические.

– Да знаю