Расстояние - Хелен Гилтроу

– Кейт…

Она поворачивается и тревожно смотрит ему в глаза. Он еще раз произносит ее имя, и Кейт устало опускает руки. Несколько секунд она молчит, глядя перед собой немигающим взглядом, и произносит:

– Уберите все, ладно?

И вновь ее лицо становится каменным, словно отстраненным от всего мира. Кейт стягивает перчатки, бросает их в корзину и уходит. Через секунду с лестницы доносятся ее неторопливые шаги.

Райли бормочет ругательства и идет в кладовую, где хранятся мешки для трупов. Притихшие парни смотрят на происходящее с каталок, на их лицах шок, а старик выглядит вполне довольным, словно только сейчас смог представить доказательства своему видению жизни.

К трупу подходит Дрил, склоняется над черепом и принимается с интересом разглядывать остывающий мозг. Окружающие реагируют на это по-разному – кто-то морщится, кто-то стонет, – но Дрил не обращает на них внимания. Лицо его становится моложе, в глазах вспыхивают любознательность и азарт.

Возвращается Райли:

– Он убил несколько детей. Известно о трех случаях. Каждый раз разными способами. Парень любит эксперименты. Ему плевать на теорию об индивидуальном почерке убийцы. Его вычислили полицейские, Дрил не из тех, кто сам сдается. – С кончика сигареты падает пепел. Райли делает затяжку и выпускает струю дыма. – Ему двадцать четыре.

– Выглядит на семнадцать.

– Да уж.

Они стоят под навесом на улице у входа в клинику. У соседнего дома несколько мужчин кутаются в плащи, стараясь укрыться от дождя.

– Они считают, что он начал убивать в двенадцать лет. Забавный пацан. Любопытный.

Чреда жизни и смерти. Чреда боли. Это его и привлекало. Он пытался заглянуть внутрь человеческой жизни.

Райли несколько секунд курит молча, но поднимается ветер, капли дождя бьют в лицо, и они уходят внутрь. Совсем рядом в домах для персонала горит свет, сквозь стекла видны фигуры. А где-то вдалеке, через несколько улиц, человек повторяет одно и то же имя.

– Он узнал о клинике, – продолжает Райли, – пришел сюда и стал просить, чтобы его взяли. Сказал, хочет посмотреть. Его прогоняли, а он возвращался. Однажды об этом узнала Кейт. Она вышла, поговорила с Дрилом, а потом с Кийаном, убедила его взять парня. Неделю он стоял здесь столбом, наблюдал. Пытаешься спасти какого-то придурка с кишками наружу, а этот стоит рядом и смотрит. – Райли ухмыляется воспоминаниям. – Потом ему стали давать поручения. Знаешь, у него получалось. Не волновался, не ныл. Только не оставляй его одного. С больными у него не очень, но, черт, – на лице Райли появляется ироничное выражение, – мы сделаем из него нормального члена общества. – Райли довольно усмехается. – Он тебя пугает, верно? Ты ничего подобного, поди, не видел. – Череда затяжек и струй дыма. – Там, в Штатах. Я о том, что ты сделал.

– Это просто надо было сделать, – отвечает Йоханссон. Больше он ничего не собирается объяснять.

Преступление Райана Джексона сделало его больным человеком, скользким, коварным, он не может никому доверять.

Несколько минут они стоят и смотрят на струи дождя, скользящие по стеклу.

– И где ты всему этому научился? – наконец спрашивает Райли.

Йоханссон пожимает плечами:

– Везде понемногу. Сам не знаю.

Взгляд Райли говорит: «Ну, конечно». Йоханссон смотрит твердо, и тот отводит взгляд.

– А ты?

– В армии, – усмехается Райли. – Военный медик. Басра, Гельмент – да, я настоящий герой. – Он делает затяжку. – Демобилизовался после Гильманда. Занимался всем понемногу. Появилась зависимость – ты понял. Нужны были деньги, попросил одного парня, он отказался, пришлось поговорить серьезно.

Поговорить серьезно. Брайс говорил тогда во дворе: «Может, ты не понимаешь, что мы люди серьезные?»

– После первого раза было уже трудно остановиться. – На пол падает кучка пепла. – Ты меня понимаешь. Тебя это захватывает. – Райли отворачивается и смотрит в темноту. – Захватывает. Жизнь ни черта не стоит, верно?

– Да, – кивает Йоханссон.

Несколько минут молчания.

– Я был здесь с самого начала, – продолжает Райли. – Думали все это разрушить, потом кому-то пришла идея поселить нас. Пришли люди, подключили аппаратуру, и вот мы здесь живем. Черт, непонятно, как, они думали, все это будет работать… Половина болтается без дела, как зомби, а вторая половина… – Он вздыхает и машет рукой.

– Кийан всем здесь руководит?

– Да, руководит. Ерунда все это. Он делает ровно столько, чтобы соблюдался порядок, но недостаточно, чтобы начальство могло быть спокойно. Это он умеет, Кийан. Держит линию. Умеет выкрутиться так, что все проблемы приносят ему пользу. Банды? Так он играет ими, настраивая друг на друга, чтобы люди не маялись без дела. – Райли опускает голову и достает сигарету. – То же самое с Брайсом. Он псих, и Кийан это знает и понимает, что такого придурка надо чем-то занять. Вот он и находит ему занятия, чтобы разрядился. – Опять затяжка и струя дыма в воздух.

– Хочешь сказать, кого-то типа меня?

Райли поворачивается к Йоханссону, и взгляд его становится острым, как скальпель, кажется, даже свет в помещении меркнет.

– А почему, ты думаешь, он позволил тебе остаться? Потому что ты нужен нам? Чтобы Брайс учился жить с чувством разочарования? – Райли фыркает. – Брайс не отстанет, и он тебя получит. И не жди чего-то простого, например ножа в живот из-за угла, только не после публичного избиения, которое ты ему устроил. Брайс жаждет зрелища. Пока он планирует представление, он вполне контролируем. – Райли оглядывается, проникая взглядом сквозь пелену дождя. – А я просто зритель. – Он делает последнюю затяжку, огонь тлеет у самого фильтра. – К черту все, я пошел спать. – Разворачивается и уходит, не сказав больше ни слова.

К концу ночи поток людей к клинике редеет. Сложных случаев нет. Старик с болями в груди дремлет на каталке, уверенный в предстоящей поездке в больницу за забором: чистое современное учреждение, чашка чая в ожидании приема, может, даже повезет остаться на день-два… Парни тоже замолкли, запас ругательств и оскорблений иссяк. Простреливший себе руку блаженствует в наркотическом дурмане. Кейт закрепила его руку так, чтобы он не смог случайно повредить повязку. С ней он похож на отдыхающего боксера. Сама она дописывает краткую историю болезни – причины, лечение, препараты – и прикрепляет лист булавкой к его одежде для врачей по ту сторону забора. Почерк у нее мелкий, резкий, словно она из последних сил пыталась сосредоточиться.

Закончив, Кейт берет тарелку с едой и поднимается к себе в комнату, а через некоторое время тишину вновь пронзает душераздирающий крик.

Йоханссон лежит на своей койке и слушает тихий скрип лестницы под ее ногами. Напряженно прислушивается к звуку открывшейся двери и не слышит, как она хлопнула, закрываясь. Кейт все еще в клинике. Через пять минут он поднимается, натягивает одежду и ботинки и выходит из комнаты.

Она стоит в кабинете и смотрит на лезвия скальпелей. Что она собирается делать? Обработать их?

В этот момент Кейт замечает его и произносит:

– Ты опять уходишь? – Должно быть, она видела вчера, как он уходил прогуляться по территории. Пришлось вернуться, чтобы запутать следивших за ним, но сегодня он опять попробует добраться до цели.

– Да, – говорит Йоханссон и направляется к раковине. Открыв кран с холодной водой, он жадно делает несколько глотков. Кейт не сводит с него глаз.

– Куда? – неожиданно спрашивает она.

– Пройтись.

– Зачем?

Он вытирает руки и смотрит прямо ей в лицо.

– Хочу проверить, попытается ли Брайс меня убить.

– Он не попытается, – равнодушно бросает Кейт; простая констатация факта. Лицо ее похоже на безмятежную гладь воды; лишь легкая рябь наводит на мысль о сильном глубинном течении.

– Кийан за мной следит. Я в безопасности.

Она молча переводит взгляд с предмета на предмет.

Решив, что разговор окончен, Йоханссон собирается уходить.

– Та черепно-мозговая травма. Ты как, нормально? – Глаза Кейт холодны, ничего общего с той женщиной, что работала ночью в клинике, которая мучилась, потеряв пациента, не могла, но очень хотела это скрыть.

– Нормально, – отвечает он.

– Приходилось видеть и раньше. – Это не вопрос.

– Случалось.

Кейт садится на стул, складывает руки на груди и смотрит в глаза Йоханссону.

– У тебя шрам два дюйма длиной на правом предплечье, – говорит она, – вероятнее всего, ножевое ранение. На правом плече ожог. Старый, я бы сказала, из детства. Каким-то плоским предметом. Утюг? На правом бедре зажившая рваная рана, довольно глубокая. Заточенной отверткой? Многочисленные порезы голени. Шрам за ухом, еще один выше линии роста волос. Шрам на левой челюсти. На костяшках пальцев. – Она делает паузу. – Борьба всегда была твоей жизнью, верно? И человек с вывороченными мозгами тоже всего лишь часть жизни, так? – Она пожимает плечами и кладет руку на скальпель.