Магазин работает до наступления тьмы (СИ) - Бобылёва Дарья

— Мы с вами свяжемся! — оповестила она внучку коллекционера. — Мне пора!

— Конечно, конечно, — донесся из уборной охрипший голос. — Нехорошо что-то стало… Ручку там внизу поверните, а потом захлопните просто…

— Пейте пустырник! — посоветовала на прощание Матильда и вышла из квартиры.

***

Славик, пожалуй, никогда не видел Женечку так близко. Хрупкое создание устроилось рядом с ним на заднем сиденье автомобиля и молчало, изредка вздыхая. Кажется, это значило «просто побыть рядом» в Женечкином понимании. Арахнодактилия, подумал Славик, глядя на длинные и до прозрачности тонкие пальцы. Когда-то давно, в прошлой жизни, он любил блуждать по интернету, бесцельно поглощая любые подвернувшиеся сведения — хоть о строении Вселенной, хоть о редких заболеваниях. И про убийства Славик тоже любил читать, особенно про нераскрытые или необычайно жестокие…

— Может, она там живая, отключилась только? — тихо спросил он у Женечки.

Ответа не последовало, но большие серые глаза, как показалось Славику, взглянули на него сочувственно. Или ему просто очень хотелось увидеть в них хоть что-то помимо слегка удивленной пустоты.

— Меня теперь посадят, да?

Женечкина рука коснулась его головы и мягко скользнула по волосам. Так оглаживают, пытаясь успокоить, напуганное животное.

— Ты не умеешь разговаривать?..

Создание приложило палец к губам, еле заметно улыбнулось — или Славику опять почудилось — и указало на вывеску рядом с подъездом, у которого стояла машина. «Печати, штампы», — прочитал Славик и рассеянно кивнул, как будто это все объясняло.

Грохнула подъездная дверь, Матильда сбежала по ступенькам, согнала Женечку и сама устроилась рядом со Славиком, немного придавив его чемоданом.

— Там все вещи не в себе. Полная квартира, — выпалила она. — Надо Хозяина звать.

Машина завелась и резко тронулась с места — Женечкина манера вождения оставляла желать лучшего. Матильда водрузила чемодан на сиденье, совсем зажав Славика в угол, щелкнула замками и медленно, даже как-то торжественно подняла крышку, словно это был не обыкновенный старый чемодан, а сундук с сокровищами.

— Что здесь может открывать двери?

Славик обвел содержимое чемодана тяжелым непонимающим взглядом, задержавшись на поеденном молью чучеле попугая. Попугай был настолько вопиюще и бесповоротно мертв, что даже в груди заныло.

— Сосредоточься. Что из этого может открывать двери?

Славик, помедлив, указал на медную ручку в виде львиной морды.

— Почему она?

— Ну… она же дверная.

— То есть чутья у тебя тоже нет, — констатировала Матильда и захлопнула чемодан. — Ни мозгов, ни совести, ни чутья. И вдобавок бло-огер, — протянула она так же язвительно, как до этого во сне у Славика. — Слышишь, Женечка? Крум у нас блогер.

Если бы Славик не ощущал себя так, словно его вышибло из собственной жизни, и он висит где-то в черном вакууме, оглушенный и оцепеневший, он бы, наверное, заметил, что Матильда произносит слово «блогер» в точности как его мама или любая другая тетенька старшего возраста, видевшая этих самых блогеров преимущественно по телевизору в скандальных ток-шоу. И он бы, наверное, попытался объяснить, что скорее мечтал стать блогером, чем был им, потому что он мнительный интроверт, мучительный перфекционист и вообще слишком взрослый для начала карьеры в интернете. Трудно представить себе более проигрышные исходные данные, но Славик упорно боролся с собой. Это был его способ хоть как-то самоутвердиться, преодолеть стеснение, «стать лучшей версией себя». Дурацкая калька с английского, всегда его бесила, но, глядя на себя на экране, он не мог отделаться от мысли, что это другой, лучший Славик — раскрепощенный и уверенный в себе…

— А я знаю историю про одного блогера, — не унималась Матильда. — Известного, в отличие от тебя. Они вместе с подружкой разоблачали всяких колдунов и экстрасенсов. Смешно получалось. Пока им не попалась одна ясновидящая… — Голос Матильды становился все тише и вкрадчивей. — Ее шар для предсказаний был вещью не в себе, причем трудной. Трудные — это которые сами на контакт идут. Можно сказать, нападают. Ясновидящая утверждала, что это шар самого Якова Брюса. Хотя, как по мне, фабричный новодел, но неважно… Блогер с подружкой потихоньку заменили шар точно таким же, а настоящий забрали себе. Мол, если не заметит подмены — значит, никакая она не ясновидящая. Она, разумеется, не заметила. Она была мошенницей, как и все прочие. А блогер с подружкой устроили гадание на знаменитом шаре в прямом эфире…

Матильда умолкла, придвинулась поближе и продолжила полушепотом:

— Шар держала в руках подружка. Они спрашивали, сменится ли президент, чем закончатся сериалы, которые тогда все смотрели… Сначала стекло покраснело, но все решили, что это из-за освещения. Потом в шаре проявились очертания человеческого черепа. Она наклонилась, чтобы рассмотреть получше, — голос Матильды дрожал от еле сдерживаемого восторга, — и шар взорвался! Осколки изрешетили ей лицо, самые большие воткнулись в глаз и в горло… Что такое? А, точно, если показываешь на себе, надо сдуть. — Матильда с серьезным видом подула на ладонь. — Она умерла быстро, до приезда скорой. Блогер очень плакал. А зрители кидали ему деньги, чтобы он задрал на ней, мертвой, майку и показал сиськи…

Спереди прямо Матильде в лоб прилетела метко запущенная плоская «елочка» автомобильного ароматизатора. Славик вдруг необыкновенно ярко представил себе, как плакал над телом своей подружки безымянный блогер — возможно, выдуманный Матильдой от начала и до конца, — вспомнил каменно неподвижные Лесины пятки, расплывающееся по паркету кровавое пятно и густой землисто-горький запах, заполнивший прихожую. Леся не любила такие запахи, Славик, чтобы не ошибиться при покупке духов в подарок, выучил ее любимые ароматы наизусть: тубероза, ваниль, яблоко. На ее коже они вкусно и как-то хрустяще раскрывались сладкой весенней влагой, свежестью древесных почек… Мысль о том, что Леси теперь не будет — никогда больше не будет — взорвалась в голове жгучей, почти физической болью. Славик опустил голову и расплакался, покачиваясь на сиденье. Ему было до судороги в горле жаль Лесю, и себя жаль, и он никак не мог поверить, что не вернется вечером домой, не поужинает сырниками, не чмокнет благодарно Лесю масляными после еды губами. А Леся не скажет, поморщившись, чтобы он хотя бы рот вытер перед тем, как целоваться. Они вечно не могли поделить удобное рабочее место за столом в комнате, Леся ворчала, когда он забывал поднять сиденье в туалете, а сама не завинчивала тюбики с зубной пастой, и Славик потом выковыривал спичкой застывшие у горлышка мятные комки… Он прижал к лицу забинтованные ладони, от запаха больницы щекотало в носу, а от соленых слез зудели порезы.

— Да хватит уже, — услышал Славик голос Матильды, убрал руки и обнаружил, что ему под нос суют бумажный платочек. — Все в прошлом, жизнь растоптала еще один цветок, жалобно стонет ветер осенний… Сморкайся давай. Все, конечно, из-за тебя, но ты, может, в сущности и не виноват.

Славик высморкался и вопросительно на нее посмотрел.

— Бесомраки выбрали тебя, потому что ты неудачник.

— Б-бесомраки?

— Я всегда знала, что в интернете полно наших, но чтоб настолько… А наших так и тянет к вашим. Сечешь?

Судя по растерянности на заплаканном лице, Славик совершенно не сек.

— Неудачники — самый доступный корм. Они вас ищут, как свинья — трюфели. Ты хоть знаешь, что такое трюфели?

Славик кивнул.

— Молодец. Не трясись так, мы тебя не тронем. И Женечке ты понравился.

С водительского места донеслось недовольное цоканье.

— Я бы тебя сразу отпустила, но Женечка, видишь, не хочет. Женечка правила любит. А ты на нас тяжелых духов вывел, это серьезно.

— Да я не понимаю…

— И не надо понимать! — Матильда даже как будто обрадовалась. — Для этого есть Хозяин. Он разберется.

Машина сбавила ход, сворачивая во двор, посреди которого красовалась круглая клумба с кустом сирени в центре, а за сиренью маячила дверь, похожая на плитку шоколада.