Наемники - Дональд Уэстлейк

— Я разыщу его, Эд, — пообещал я.

— Теперь, парень, вся надежда на тебя.

— Слушай, Эд, надо еще кое над чем помозговать. Это, конечно, улаживает дело с убийством Мейвис Сент-Пол. А что насчет Бетти Бенсон? Ведь все еще считается, что это я ее замочил.

— Теперь, когда у фараонов есть Билли-Билли, — сказал Эд, — думаю, будет несложно уговорить их повесить на него оба убийства.

— Хотелось бы надеяться. А что насчет самого Билли-Билли? Как ты думаешь, легавые станут искать того, кто его грохнул?

— Скажешь тоже! Они решат, что свели с ним счеты мы, и оставят все как есть. Какое им дело до того, кто прикончил какого-то там вонючего лоха?

— И то правда. Я просто подумал, Эд, что стоило посоветоваться про Билли-Билли. Ладно, пойду работать.

— Иди, Клей. И приволоки мне эту свинью.

— Ага, на подносе, — поддакнул я. — И с яблочком во рту.

— Постой-постой, — спохватился он. — Клэнси тоже надо сообщить. Ведь это ему придется уговаривать фараонов переписать убийство Бенсон с тебя на Билли-Билли. Так что отправляйся и поговори с ним. Вам, вообще, нужно придумать что-нибудь убедительное, чтобы понадежнее выгородить тебя и наилучшим образом использовать случай с Билли-Билли.

— Куда отправляться? К нему домой?

— А куда же еще, черт возьми? Ведь уже ночь на дворе.

— Вот и я о том же. Сам же знаешь, что Клэнси терпеть не может заниматься делами дома.

— А кому это нравится? К черту условности, — заявил он тоном, не допускающим возражений. — Дело важнее. Так что поезжай туда и обсуди все с ним.

— Хорошо, Эд.

— И добудь мне эту гниду тепленькой.

— Будет сделано.

Я снова влез в пиджак и собрался уже было уходить, когда раздался телефонный звонок. Звонил Бык Рокко.

— Ты хотел знать, где Сай Грилдквист был вчера в четыре часа дня, — сказал он. — Так вот, я это выяснил. На аудиенции у спонсора по поводу постановки им новой пьесы.

— Это точно? — переспросил я. — А он не мог удрать оттуда хотя бы на полчаса?

— Исключено. Он точно был там и усердно обхаживал спонсора, норовя покрепче присосаться к его денежкам.

— Спасибо, — поблагодарил я. — В долгу не останусь. Теперь я точно знал по крайней мере одного человека, который был вне подозрений. И это заметно улучшило настроение.

Глава 19

Клэнси Маршалл живет в Бронксе, но совсем не в том Бронксе, о котором пишет “Дейли ныос” и каким его обычно представляет себе большинство граждан. Он живет севернее тех мест, тоже в Бронксе — одном из районов Нью-Йорка, но уже в совершенно ином мире. Называется это местечко Ривердейл, оно аккуратно поделено между многоэтажными домами из красного кирпича и извилистыми улочками, к которым с обеих сторон подступают двухэтажные особнячки и добротные домики довоенной постройки с обязательными верандами, столовыми и мансардами. И это тоже часть Нью-Йорка.

Клэнси жил в одном из таких довоенных двухэтажных домиков с белыми стенами, зелеными ставнями и верандой, пол на которой выкрашен в серый цвет. На лужайке перед домом установлены миниатюрные раскрашенные фигурки. Зайчики, щенята, лягушата и уточки — очень мило и банально, как программа утреннего телевидения. Тут же, под фонарем, стояла еще одна деревянная статуя, изображающая одетого в жокейские штаны типичного мальчишку-раба с плантации с вечно протянутой черной рукой, готовой в любое время принять поводья. Наверное, очень многие обитатели подобных домиков могли бы признаться в том, что им ужасно хочется хоть чуточку почувствовать себя аристократами.

Свернув с Кингсбридж-роуд на Роджерс-Лейн и проехав немного по извилистой дорожке, я наконец остановился перед домом Клэнси. У моего “мерседеса” нет поводьев, поэтому я лишь виновато пожал плечами, глядя на деревянного мальчишку с плантации, протягивавшего руку в надежде когда-нибудь снова взять коня под уздцы, и взбежал по лестнице на веранду. Был час ночи, и лишь в одном окне на втором этаже горел свет. Я знал, что Клэнси не будет рад мне, но все же собрался с духом и позвонил. Если хочет, пусть обижается на Эда.

Прошло некоторое время, дверь приоткрылась, и на пороге возникла жена Клэнси, Лора. Описать Лору Маршалл нетрудно, достаточно всего нескольких слов. Это богатая, надменная сука из предместья, возомнившая себя великосветской дамой. Активистка партийного движения на выборах в конгресс (на уровне рядовых членов). Она также принимает участие в работе школьного родительского комитета, имеет отношение к “Молодежной лиге”[1], любит верховодить на светских посиделках и вовсю командует Клэнси Маршаллом. В полном соответствии со своими снобистскими замашками она считает, что вышла замуж за преуспевающего адвоката, сотрудничающего с солидной корпорацией и имеющего дело с разного рода акциями и прочими ценными бумагами. Я вовсе не хочу сказать, что она не догадывается, чем на самом деле Клэнси зарабатывает на безбедную жизнь, но ей удается разыгрывать на людях высокую степень добродетели и со спокойной душой тратить полученные не праведным путем денежки, не испытывая никаких угрызений совести.

Клэнси же по какой-то известной только ему одному причине безумно влюблен в эту напыщенную стерву и до смерти боится, что в один прекрасный день она просто соберет чемоданы и уйдет от него, забрав с собой обоих деток. (Ведь не может быть два и шесть десятых ребенка.) И дело совсем не в том, что он сомневается в собственных мужских достоинствах. Он опасается, что в один прекрасный день все его неблаговидные делишки с громким скандалом выплывут наружу и эта грязь будет столь очевидна, что Лора с ее псевдоаристократическими замашками уже больше не сможет, подобно страусу, прятать голову в песок. И уйдет. Возможно, так оно и будет. И тогда, влюбленного Клэнси заменит безмолвный ежемесячный чек на алименты, что позволит ей по-прежнему беззаботно жить в свое удовольствие.

На большинство незнакомых людей я произвожу впечатление преуспевающего молодого человека, вращающегося в деловых кругах и занимающегося чистеньким бизнесом типа рекламы, страхования или еще чего-нибудь в этом роде. Что до некоторой степени почти соответствует истине. Но, увидев меня на пороге своего дома в час ночи, Лора Маршалл, очевидно, немедленно решила, что у меня нет и не может быть знакомых ее круга и, как писали в старых романах, смерила меня надменным ледяным взглядом.

Ну и черт с ней. Я не боюсь холода.

— У меня разговор к Клэнси, — сказал я, назло ей фамильярно называя Клэнси по имени.

— В час ночи? — ехидно уточнила она.

— Так надо, — ответил я, даже и не думая переходить к извинениям и вообще соблюдать приличия.

— У моего мужа есть рабочие часы, — высокомерно начала было она цедить слова, но я перебил ее. У меня не было ни времени, ни настроения на пустые препирательства.

— Скажите ему, что это Клей, — грубовато посоветовал я. — Уверен, он захочет увидеть меня немедленно.

Она с сомнением оглядела меня.

— Подождите здесь. — И захлопнула дверь перед моим носом.

Что ж, подождем. К балкам веранды был подвешен деревянный диван-качалка, выкрашенный зеленой краской, и я присел на него. Качалка оказалась скрипучей, чем вполне оправдала мои ожидания, и я принялся слегка покачиваться взад-вперед, наслаждаясь противным звуковым эффектом. Мне очень хотелось позлить Лору Маршалл, ибо она и ее манеры раздражали меня до глубины души.

Минуту-другую спустя дверь распахнулась, и на пороге возник Клэнси собственной персоной. На нем был темный халат со строгим орнаментом и атласными лацканами — совсем как у Джорджа Сэндерса[2], — а исказившее его лицо подобие улыбки правильнее было бы назвать свирепой гримасой.

— Заходите, мистер Клей, — пригласил он. — Мы можем поговорить в моем кабинете.

Я прошел за ним в дом. Кабинет помещался рядом со столовой, в которую вела дверь из гостиной, отделенной от входа небольшим фойе. Стервы нигде поблизости не угадывалось.

Оказавшись в кабинете — квадратной комнате, словно сошедшей с фотографии журнала по домоводству “Беттер хоумс энд гарденс”, в интерьерах которого знаменитости обычно демонстрировали Эду Марроу[3] разные безделушки, — Клэнси включил свет, плотно закрыл дверь и повернулся ко мне.

— Кто, черт побери, тебе сказал, что ты можешь вот так запросто припереться сюда? — Хотя он говорил тихо, в его голосе скрежетали металлические нотки, а обычная располагающая улыбка сменилась гневной гримасой.

— Эд, — ответил я. — И он сказал, что я не только могу, а прямо-таки обязан это сделать. Обстоятельства изменились.

— У тебя нет права заявляться ко мне домой, — гневно бубнил он. — Запомни это раз и навсегда. Тебе здесь делать нечего.

— Кроме случаев, когда это необходимо. Он пропустил реплику мимо ушей.

— Я сказал Лоре, что ты работаешь на одного из моих клиентов, — сказал он. — На легального клиента, разумеется. Это деловой срочный визит, поэтому, когда будешь уходить, веди себя соответствующим образом.