Спящая красавица - Джудит Майкл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это слишком большая работа, – сказала Элинор на Рождество, бросая книги, которые принесла домой на каникулы, на стол Анны. – Действительно ли я хочу так много трудиться? Или кто-то еще? А тебе это нравится, правда? Все – от и до.
– Большей частью, да, – сказала Анна, почти извиняясь. – Это так интересно, складывать отдельные части, чтобы вещи приобрели смысл. Это самое лучшее в учебе.
Элинор покачала головой.
– Я просто не могу вникнуть в это. – Она раскрыла одну из своих книг. Единственное, что я знаю, это то, что я просиживаю задницу, изучая алгоритмы и революционные войны, а на кой черт все это?
Анна мрачно посмотрела на нее.
– Ты собираешься бросить?
– Боже, Анна, это сверхъестественно, как ты видишь людей насквозь. Вообще-то, да... я подумываю об этом.
– Ты не могла бы подождать? Только закончить этот курс? Это всего лишь до мая.
– Какая разница?
Анна посмотрела на свои книги и стопки бумаги, исписанные ее четким почерком.
– Я понимаю, каждый относится к этому по-разному. – Она улыбнулась Элинор. – Может быть, я боюсь остаться одна в университете.
– У тебя там много друзей.
– У меня там знакомые.
– Хорошо, у тебя будет много друзей. И потом однажды в ресторане ты будешь подавать обед привлекательному, преуспевающему бизнесмену, который стоит кучу баксов, и он увезет тебя в своей карете и будет вечно заботиться о тебе и... – Элинор замолчала. Их глаза встретились. – Я рассуждаю, как моя мать.
– Я думаю, ты готова ехать домой.
Она услышала тоску в своем голосе при мысли о доме.
– Я буду так скучать по тебе.
– Эй, я не исчезаю, ты знаешь. Я еще даже не совсем решила.
Анна изучающе посмотрела на ее лицо.
– Ты собираешься домой на Рождество.
– Я тебе этого никогда не говорила.
– Да, но это же очевидно.
– Боже, я терпеть не могу быть ясной и понятной. Ну, это только визит. Я думала нагрянуть неожиданно. Рождество такое большое дело для них, ты же знаешь. Не для меня, мне наплевать. Но они, в самом деле, придают этому такое значение, а я не была с ними в эти дни за последние два года – даже не прислала рождественской открытки – а для них это так много значит...
Анна серьезно кивнула.
– Очень хорошо с твоей стороны сделать это для них.
– Вот что я надумала. А мне о многом надо подумать, и может быть, легче думать там, чем здесь. Я думаю, что сама не знаю, чего хочу. Все казалось таким простым, когда я приехала сюда, а теперь перемешалось. Я правда люблю тебя, Анна, но ты изменилась, знаешь. Похоже, я тебе больше не нужна, как раньше. И я чувствую себя очень одиноко в Беркли, как будто я не на своем месте. И не знаю, где мое место, думаю, мне нужно решить, где оно. Где на самом деле я хочу быть и что хочу делать.
– Тогда, мне кажется, тебе нужно быть дома с людьми, которые помогут это решить.
– Ты вправду так думаешь? Честно, как перед Богом? Я не хочу убегать из Хейта, ты знаешь; я убежала из дому, чтобы приехать сюда, и ужасно глупо будет бежать снова в обратном направлении.
– Ты не убегаешь. Ты едешь домой, чтобы составить план действий на оставшуюся жизнь.
Элинор улыбнулась.
– Такое великое дело составить его. Ты замечательная, Анна, действительно, потрясающая. Я боялась сказать тебе, а теперь ты успокоила меня.
– Почему ты боялась сказать мне?
– Я думала, ты опечалишься.
– Я опечалена. Но я счастлива за тебя.
– Я буду писать, вот увидишь. А телефон? Мы будем часто говорить.
– Где ты будешь?
– Я же тебе сказала. Дома.
– Но я не знаю, где твой дом. Ты мне никогда не рассказывала.
– О, да, ты тоже не говорила об этом.
– Лейк Форест, к северу от Чикаго.
– Сэдл Ривер. Нью-Джерси.
– Нью-Джерси, – эхом отозвалась Анна. – Такой долгий путь. – Душа ее ныла от боли расставания и от сознания того, что она снова будет одна.
– Наверное, все кончится тем, что я вернусь, – сказала Элинор. – Правда, я люблю это место. Только дай мне знать, где найти тебя, чем бы ты ни занималась. – Она собрала свои книги. – Я их возьму. Может быть, пригодятся, кто знает.
– Когда ты уезжаешь?
– Завтра. Я... ой, они прислали мне билет. Я подумала, что, конечно, не могу позволить себе эту поездку, а если они в самом деле хотят, чтобы я приехала, почему бы не позволить им оплатить дорогу.
Анна кивнула.
– Ты прекрасно проведешь время.
Они крепко обнялись, и Элинор пошла к дому, где она жила. Анна стояла у своего стола. Она окинула взглядом большую пустую комнату с пятью матрасами, посмотрела в круглое окно над своим матрасом, совсем как тогда, когда оказалась здесь в первый раз, и увидела дома через дорогу и вереницы прохожих внизу. Этот район был ее убежищем почти два года. Но Элинор права: она становилась другой.
Однако, Хейт Эшбери менялся еще круче. Впервые Анна так ясно увидела это; она проводила здесь мало времени, а когда приходила, то постоянно сидела за своим столом. Но скоро она не сможет не замечать изменений или притворяться, что они были незначительны. Они слишком большие и слишком неприятные.
Сначала перемены происходили медленно, и пришли они с репортерами газет и телевидения. Потом, вдруг, показалось, что люди с блокнотами и фотоаппаратами в руках всегда были на улицах и в парке, интервьюируя тех, кого они называли «дети цветов». Фотографии девушек с повязками на длинных волосах и мужчин с татуировкой и с серьгами в ушах появились в «Таймс» и «Ньюсуик»; психологи писали длинные истории, анализируя, почему молодые люди становятся хиппи; команды операторов, которые уже сняли Лето Любви, вернулись и пытались найти другие драматические события для вечерних выпусков новостей и экстренных выпусков о наркотиках и исчезновениях. Автобус Грей Лайн с закрытыми окнами начали привозить туристов в Хейт, вклиниваясь в поток любопытных и хиппи, которые прогуливались, держа в руках зеркальца для водителей и пассажиров, чтобы те посмотрели на себя. Некоторые хиппи еще рассуждали о любви и радости, но никто их не слушал – простые времена Хейта прошли.
Дон Сантелли и его друзья оставались в доме, отказываясь давать интервью или сниматься. Но яркие огни, дразнящие линзы камеры, зеваки на улицах и мысль о национальной аудитории были слишком большим искушением для многих, чтобы не поддаться ему, и они начали создавать новые виды театра, шокируя и привлекая еще больше внимания. Спокойные люди покинули Хейт. Владельцы магазинов закрывали свои лавки и переезжали, так как героин заменил марихуану, и торговцы наркотиками стояли на углах улиц. Ветер кружил мусор на тротуарах, где раньше пели и танцевали мужчины и женщины, а Анна и Элинор возвращались с продуктами из магазина.