Кристалл, несущий смерть - Майкл Муркок

Хоукмун обернулся и увидел двух наемников, бегущих к нему. Он наклонился и поднял окровавленную маску Микосеваара. Показав ее им, он рассмеялся:

– Смотрите! Ваш командир мертв! Я убил его!

Воины остановились в нерешительности, затем попятились и обратились в бегство. В Легионе Стервятников не было такой железной дисциплины, как в орденах Империи Мрака.

Хоукмун устало перешагивал через трупы. Сражение здесь почти закончилось. Лишь на склоне холма фон Виллах, издав победный клич, добивал Мигеля Хольста и готовился встретить бегущих к нему солдат эрцгерцога. Кажется, фон Виллаху помощь не требовалась. Тогда Хоукмун побежал на вершину холма, чтобы оттуда увидеть полную картину сражения.

Трижды обагрил он кровью меч, прежде чем смог добраться туда. Огромная армия, приведенная Мелиадусом, поредела раз в шесть, а то и больше.

Половина знамен Империи Мрака была повержена и втоптана в грязь. Четкие боевые ряды имперской пехоты сломались, и Хоукмун увидел нечто невероятное – формирования разных орденов смешались, тем самым приводя в настоящее смятение воинов, привыкших сражаться бок о бок лишь со своими «братьями».

Хоукмун видел графа, бьющегося сразу с несколькими всадниками, и вдалеке – штандарт Мелиадуса. Со всех сторон знамя обступили люди Ордена Волка. Барон неплохо позаботился о себе. Потом Хоукмун увидел и других военачальников, среди них были Адаз Промп и Йорик Нанкенсен. Они направлялись к Мелиадусу, и было ясно, что они готовы отступить, но вынуждены ждать приказа барона.

Хоукмун мог предположить, о чем они говорят Мелиадусу – о том, что цвет армии, лучшие ее воины погибли и что такие потери не стоят какой-то крошечной провинции.

Но трубы глашатаев молчали. Очевидно, Мелиадус продолжал упорствовать.

Подъехал фон Виллах. Он снял шлем и широко улыбнулся Хоукмуну.

– Думаю, что мы их побеждаем – сказал он. – А где граф?

– Там, – улыбнувшись, указал Хоукмун. – Во всей своей красе. Надо бы узнать у него, что дальше делать. Гранбретанцы в растерянности. Они явно хотят покинуть поле боя. Можно было бы немножко подтолкнуть их к этому.

Фон Виллах кивнул:

– Пусть граф решает. Я пошлю к нему человека.

Он повернулся к ближайшему всаднику, что-то сказал ему, и тот быстро стал спускаться по склону.

Минут через десять граф подъехал к ним.

– Я зарубил пятерых военачальников, – сказал он с видимым удовлетворением, – но Мелиадусу удалось ускользнуть.

Хоукмун повторил то, что говорил фон Виллаху. Граф согласился, и вскоре уже пехота Камарга пошла в наступление, уверенно тесня гранбретанцев.

Хоукмун нашел себе нового коня и возглавил атаку. Он мчался, нанося сокрушительные удары, снося головы с плеч и отрубая конечности. С ног до головы он был забрызган кровью. Пробитая во многих местах кольчуга едва держалась на нем. Грудь покрывали синяки и царапины, рука кровоточила, и боль в ноге причиняла сильнейшие муки, но он не обращал на это внимания – жажда крови овладела им, и он убивал человека за человеком.

Скачущий рядом фон Виллах сказал ему в минуту относительного спокойствия:

– По-моему, ты решил в одиночку расправиться с ними.

– Я не остановлюсь, даже если их кровь затопит эту долину, – ответил Хоукмун. – Я буду истреблять их, пока они все не подохнут.

– Ты такой же кровожадный, как и они, – с иронией в голосе сказал фон Виллах.

– Нет. Я кровожаднее! – крикнул Хоукмун, вырываясь вперед. – Для них-то это забава!

И он продолжал беспощадно убивать.

Но вот наконец военачальники, кажется, убедили Мелиадуса: герольды затрубили отбой, и оставшиеся в живых гранбретанцы обратились в бегство.

Некоторые из них бросали оружие и, стоя на коленях, молили о пощаде. Хоукмуна это не останавливало.

– Мне не нужны живые гранбретанцы, – говорил он и убивал безоружных. Но, в конце концов, Хоукмун удовлетворил свою ненависть и, присоединившись к графу и фон Виллаху, наблюдал, как гранбретанцы, перестроив ряды, покидают поле боя.

Хоукмуну показалось, что он услышал крик ярости, донесшийся оттуда, и, признав в нем голос Мелиадуса, он улыбнулся.

– Мы еще встретимся с бароном, – сказал он. Граф, соглашаясь, кивнул.

– Сейчас он понял, что Камарг неприступен для его армий, и знает, что мы не поддадимся на его уловки. Но он найдет какой-нибудь иной путь. Скоро Империя Мрака захватит все земли вокруг Камарга, и нам невольно придется быть все время настороже.

Когда они этой же ночью вернулись в замок, Ноблио завел с графом разговор.

– Сейчас ты понял, что Гранбретания безумна? В ее силах изменить ход истории. А это приведет не только к гибели человечества, но и к уничтожению всего разумного во Вселенной.

Граф Брасс улыбнулся:

– Ты преувеличиваешь, Ноблио. Откуда ты это знаешь?

– Это мое ремесло – понимать силы, творящие то, что мы называем судьбой. Я повторяю, граф: Империя Мрака уничтожит мир, если не остановить ее.

Хоукмун сидел, вытянув ноги, стараясь дать отдых натруженным мышцам.

– Я не понимаю тех философских принципов, что служат основой ваших убеждений, господин Ноблио, – сказал он, – но интуитивно я знаю, что вы правы. Мы все еще воспринимаем Гранбретанию как просто могущественную силу, стремящуюся править миром, – нечто подобное бывало и раньше – но Империя Мрака – это совсем другое. Не забывайте, граф, я провел какое-то время в Лондре и воочию видел куда как более наглядные доказательства их ненормальности. Вы видели лишь их армии – они мало чем отличаются от прочих, разве что своей жестокостью и дисциплиной. Но что вы, например, скажете об их короле-императоре, этом живом трупе? Или об их манере общения друг с другом? Город буквально пропитан безумием…

– Ты думаешь, мы видели еще не самое худшее из того, на что они способны? – серьезно спросил граф Брасс.

– Думаю, что так, – ответил Хоукмун. – Не только месть заставляла меня столь безжалостно убивать их, а нечто большее. Я словно чувствую в них угрозу самой жизни.

Граф вздохнул:

– Возможно, ты и прав. Не знаю. Только Рунный Посох может знать это.

Хоукмун тяжело поднялся.

– Я еще не видел Иссельду, – сказал он.

– Думаю, она уже спит, – ответил ему Ноблио.

Хоукмун был разочарован. Он так желал встречи с ней. Хотел рассказать ей о своих победах. И ее отсутствие неприятно удивило его.

Он пожал плечами:

– Ладно, думаю, пора и мне. Спокойной ночи, господа.

Они почти не говорили о победе – сказывались нечеловеческое напряжение и усталость. Но завтра, вне всякого сомнения, воины будут праздновать свой триумф.

Когда Хоукмун вошел в свою комнату, там было темно. Он почувствовал чье-то присутствие и, прежде чем подойти к столу и зажечь стоящую там лампу, вытащил из ножен меч.