Не без вранья - Елена Колина

Опять была дачная идиллия, как в Левашове: Лиля загорает, Маяковский работает, Брик разрабатывает теорию предложения и спроса в искусстве. Разработает теорию и скажет Маяковскому — что людям нужно от искусства, и что Маяковский должен им дать. А Якобсон изучает рифмы Маяковского. Все при деле, и все при Маяковском.

Была идиллия… Была ли? У них был блокнотик, «Желтая книга боевых действий между Лилей и Володей». Маяковский записывал туда свои обиды, Лиля записывала «мирные договоры», чтобы Маяковский, прочитав, мог принять их и стереть ластиком причиненные ею обиды. Какие обиды?.. Якобсон писал Эльзе об этом периоде их жизни: «Лиле Володя давно надоел, он превратился в такого истового мещанского мужа, который жену кормит-откармливает. Разумеется, было не по Лиле. Кончилось бесконечными ссорами: Лиля готова была к каждой ерунде придраться».

Это «готова была к каждой ерунде придраться» — ужасно мило. Прежде в Лиле была неприятная четкость, как будто она автомат для управления мужчинами, литературный персонаж, а не живой человек, в котором всегда есть непоследовательность. Впервые она обнаружила слабость: Маяковский так ее раздражает, что она готова вцепиться в него за всякую ерунду — не то сказал, не так посмотрел, не там сел!..

Якобсон: «Он невероятно боялся Лили. Она могла ему выговор сделать, и он был кончен». Ну конечно! Когда ты кого-то раздражаешь, заранее сжимаешься, заранее дрожишь, потому что не знаешь, в чем виноват, — для чужого раздражения ведь нет никакой причины, это физиологическая реакция организма на бедного тебя… А уж если выговор жестокими словами — ужас!..

Маяковскому не удалось стереть все обиды ластиком, потому что после этого лета Лиля и Маяковский расстались. Маяковский съехал от Бриков. Якобсон помог ему получить отдельную комнату в квартире, где жил сам, в Лубянском проезде. Маяковский бывал у Бриков каждый день и оставался ночевать, но все же съехал.

Что это было — «развод»? Эксперимент «втроем» провалился? Конечно, это Лиля не захотела больше быть с ним, а не сам Маяковский. Почему? Без сложных причин — он ей надоел.

Можно удивиться — что значит «откармливал» в голодный год? Что значит «мещанский муж», ведь Маяковский так яростно выступал в стихах против мещанства, как будто мещанство — фикус и канарейка — были его личными врагами? Но «откармливать» можно и одной морковкой, здесь ведь что важно — с какой страстью Маяковский хотел, чтобы его Лиля съела эту морковку. И быть «мещанским мужем» означает то же самое: Маяковский хотел, чтобы каждая ее крошечка была только для него, чтобы было такое взаимное проникновение, чтобы он знал все про нее. Как если бы у них были мобильные телефоны, и он бы звонил каждую минуту: «Ты вышла из дома? Ты доехала? А когда вернешься?» Он как будто хотел ее всю съесть, а она не желала, чтобы ее съели, не желала быть его собственностью. Именно на это он и пытался заявить права, что он с Лилей — вдвоем, она жена, он муж. Маяковский оказался не таким авангардистом в личной жизни, не таким продвинутым, как Лиля. Оказался «мещанским мужем».

А главное в роли мещанского мужа, которую примерял на себя Маяковский, — то, что он один спит со своей женой.

Лиля писала: «Мы все трое женаты друг на дружке». «Втроем» Маяковского устраивало, но хотя бы втроем, а не вчетвером или впятером, — а у Лили были любовники, и Маяковский обо всех «всегда знал». Бедный, бедный Маяковский, бедный «бог неприкаянный»! Он так хотел огромной любви, безраздельного обладания. Лиля не виновата — если бы она дала ему полную физическую верность, он тосковал бы о безраздельном духовном обладании. Но как будто специально — кто много хочет, тот мало получит — ему не досталось даже простой физической верности, чтобы его любимая женщина принадлежала только ему.

Якобсон докладывает Эльзе: «…К осени 1919 года разъехались, Володя поселился со мной, а зимой разошлись».

Лилю раздражал Маяковский, но любое наше раздражение означает, что мы просто дали себе волю, разрешили себе сердиться и топать ногами, и на это всегда есть причина. Причина у Лили была: хотела начать другую жизнь. Хотела сойти с рельс, развернуться в другую сторону — Лиля собиралась эмигрировать.

Лиля решила уехать из России. Идеологические причины здесь ни при чем, большевики никак ее не трогали. Не в том смысле, что не обижали, а просто политика Лилю не интересовала, ее волновала только ее личная единственная жизнь. А жизнь ее шла как-то неправильно, не так.

Морковь за зеленый хвостик — трогательно, конечно, но Лиля была европейская женщина. Лиле это выражение подходит, она в детстве и юности много бывала в Европе, говорила по-немецки и по-французски, любила красивую одежду, комфорт, она была очень европейская женщина… И все это — жечь карнизы в камине, есть гнилую картошку и вместо теплой ванны вокзальная уборная, которую страшно себе представить… Зачем?! И что она получила за это? За отказ от цивилизованной жизни? Быть примерной музой — спасибо, не надо! И она опять, как в восемнадцатом году, произвела смотр личного состава.

Кое-что за это время изменилось. С зимы 1918 до зимы 1919 года футуристы были в центре культурной жизни и занимали важные позиции, а осенью 1919 года — уже нет. Футуристы перестали быть в центре, и Лиля перестала быть в центре. Унылая жизнь, приевшаяся роль Кисы, не то чтобы окончательно надоевшее, но уже исчерпанное окружение, споры об искусстве… Да, все это было мило, но — надоело! Лиле уже двадцать восемь лет.

Лиле еще только двадцать восемь лет. Она еще может начать новую жизнь — у кошки семь жизней, а у Кисы тем более, она еще может стать кем угодно где угодно, хоть в Европе, хоть в Америке! Вроде бы в Америку она и собралась. Якобсон официально уезжал за границу — в научную командировку, но ясно было, что навсегда, и Лиля предложила ему вступить с нею в фиктивный брак. Развестись с Бриком ей было бы нетрудно, формальный развод тогда был минутным делом. Эта история — очередная тайна, и мы не знаем, какова была в ней роль Осипа, знал он о Лилиных планах, не знал?.. Но в любом случае ничего не вышло. Якобсон пишет Эльзе: «Случайно не получилось».

Лиля была так раздражена и настроена против Маяковского, по словам Якобсона, была «так против Володи», что без «зверской злобы» не могла слышать про искусство, про поэтов и художников. Это очень понятно: если раздражает мужчина, то и его дело, которым долго жила вместе с ним, раздражает тоже. Лиля всегда жила интересами своего мужчины, и если бы у нее был, к примеру, муж — инженер-турбинщик, она бы увлекалась турбинами, и если бы он ей надоел, она бы возненавидела эти турбины. А так она возненавидела поэтов и теперь с упоением говорила о совершенно других людях, о «людях дела».

Может быть, у нее тогда кто-то был — директор завода, строитель, турбинщик? Наверняка, ведь она воспринимала жизнь через мужчину. Якобсон рассматривался только как фиктивный муж для отъезда, и, может быть, именно с этим «человеком дела» Лиля собиралась за границей соединиться, а он не захотел, не взял ее с собой. Может быть, это и есть тайна, о которой писал Якобсон? Что Лиля, в сущности, была музой потому, что так сложилась судьба, вернее, потому, что не сложилась судьба, а вовсе не потому, что упоенно любила стихи Маяковского? Этого мы не узнаем. Но понятно одно: Маяковский ей зверски надоел! Что-то случайно не получилось, — иначе мы бы еще увидели Лилю женой американского президента. Если бы Лиля стала женой американского президента, они бы тоже жили втроем — с Бриком? И на двери Белого дома висела бы табличка «Брик. Президент»? Наверное, да. Конечно да.

Лиля не эмигрировала, и они с Маяковским помирились. Опять было лето втроем, на даче в Пушкине. Лето было мирное — грибы, карты, гости. Отношения Лили с Маяковским тем летом были на редкость спокойными, это был один из лучших их периодов — гармоничный, нежно-семейный. Творчество Маяковского тем летом поворачивает в лирическую сторону, он впервые за несколько лет пишет не на политические темы, а просто лирику, несколько стихотворений о любви и природе, о гармонии с любимой и с самим собой, — так ему было этим летом хорошо.

Отношения их были нежно-семейными, а у Лили в это время был роман!

Романы были у Лили весь этот год, и зимой, и весной, и летом. Роман закрутить было для нее легко, как кошке мяукнуть. Почему все хотели с Лилей роман? Ведь не в красоте же тут дело? Столько красивых женщин, а у них никого нет, почему у них никого нет, а у Лили всегда есть?

Лиля: «Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешать ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье». Внушить мужчине, что он замечательный, хвалить, восхищаться — это не бином Ньютона, а вполне известная тактика. Очевидно, все дело в исполнении. Лиля всем нужна, потому что если у кого-то чего-то много, все равно чего — денег, любви, романов, то ему еще прибавится. Опыт притягивает мужчин. Никому не интересна верная жена, а всем интересна неверная, потому что у нее — опыт, на ней поцелуи многих, а на Лиле такой нарисован опыт, такие поцелуи…