Валентина - Эвелин Энтони

Леджинский, отставной генерал с пушистыми белыми усами и яркими голубыми глазами, встал, и процедура началась. Он читал бумагу, которая была перед ним.

- Графиня Валентина Груновская, жена графа Теодора Груновского, пользуясь полномочиями, которыми меня наделил парламент Великого Герцогства Варшавы под властью нашего соверена, его величества короля Саксонии, я провозглашаю созыв суда для рассмотрения дела об измене. Я также провозглашаю то, что этот суд облечен властью вынести вам приговор, который обжалованию не подлежит. - Он взглянул на нее; графиня даже не смотрела на него. Было непонятно, слышала ли она хоть слово.

- Вас судят, мадам, - пролаял он, - думаю, что вам следует обратить внимание! Вы обвиняетесь в предательстве, вы ознакомили французские власти с внутренними польскими секретами, вы приняли их официальную защиту против собственного правительства и против власти вашего мужа. Вам есть что сказать?

Валентина встала. Она была бледна и сдержанна и начала говорить таким решительным ясным голосом, что удивила своих судей.

- Вы сказали, что я обвиняюсь в измене. Разве является изменой отказ заниматься проституцией с маршалом Мюратом? Я согласилась шпионить в интересах моей страны, но не стать проституткой. Меня об этом не предупреждали, иначе я сразу же отказалась бы. Вы, граф Потоцкий, знаете, что мой муж никогда не говорил мне, какова истинная природа услуг, которых от меня требовали. Вы не можете отрицать этого!

- Я не обязан ничего объяснять, - холодно ответил граф. - Здесь суд над вами. Вы, похоже, забыли об этом. Вы говорите, что не знали, что от вас требуется любовная связь с Мюратом. Вы утверждаете, что отказались стать проституткой, хотя дамы более высокого происхождения, чем вы, шли на компромисс со своими чувствами, думая не о себе, а о своей страдающей нации! Вы претендуете на добродетель, я правильно вас понял?

- Я претендую на порядочность, - терпеливо ответила Валентина. - Меня заставляли согласиться с тем, что я считаю постыдным. Я верила в наш альянс с Францией и не знала, что необходимо шпионить за нашими друзьями. Но я согласилась на это по причинам, о которых вы говорили выше. Потом я услышала правду. Когда я отказалась, мой муж избил меня и пригрозил, что убьет мою сестру. Я притворилась, что готова подчиниться. Когда свидание мне было назначено, я пошла туда, господа, со следами убеждения моего мужа на спине. Остальное вы знаете. Ваш план был давно известен; офицер Французской Разведки, полковник Де Шавель, ожидал меня вместо Мюрата. Я призналась ему во всем, и, опасаясь мести моего мужа, приняла его защиту и уехала к сестре в Чартац. Если это предательство, - она обвела всех взглядом, - тогда я виновна.

Потоцкий перекладывал перед собой какие-то бумаги; этим он нарушил тишину. Он заговорил тем же ничего не выражающим голосом, каким обвинял ее впервые.

- Вы отказались стать любовницей Мюрата, чтобы помочь Польше, - сказал он, - вы говорите, что вы слишком добродетельны. Каким же образом вы заменили маршала французским полицейским? Или в этом случае вы оправдываете измену, потому что на нее вы пошли ради себя, а не ради своей страны?

Валентина покраснела от злости.

- Я никогда не была любовницей полковника Де Шавеля, - произнесла она. - Между нами ничего не произошло.

- Почему вы уехали из Чартаца? - спросил Феликс Бодц, юрист, которого она встречала раз или два в Данциге.

Она поняла, куда может привести ее этот вопрос, и секунду колебалась. Потом четко ответила:

- Я уехала, чтобы узнать, что случилось с полковником Де Шавелем.

- Вы знали, что вас могут схватить, если вы вернетесь в Варшаву, вы знали, что ваш муж разыскивает вас? Но вы все равно решили рискнуть. Для человека, который не был вашим любовником?

- Да.

- Почему для вас было так важно узнать об этом французском полковнике?

- Потому что я люблю его, я боялась, что он ранен или убит.

- Вы любите его, - повторил Бодц, - но вы не были его любовницей?

- Нет, - ответила Валентина, - не была. Я сказала, что люблю его. Это правда. И буду любить его до конца моих дней. Я не говорила, что он любит меня. - Впервые ее голос дрогнул.

- Для человека, который вас не любит и не был вашим любовником, он приложил массу усилий, чтобы похитить вас, угрожал вашему мужу и обеспечил вам защиту государства, - заметил адвокат. Он кивнул, чтобы показать, что надо закончить беседу с заключенной. Потоцкий улыбнулся.

- Почему вы сочли необходимым признаться, что мы старались внедрить шпиона во французские круги? - спросил он. - Разве вы не могли убедить этого полковника освободить вас, не компрометируя правительство и не предавая интересов страны?

- Нет, - ответила она, - я уже говорила вам, что он все знал. Весь ваш план был известен; они знали, что именно меня выбрали для того, чтобы соблазнить Мюрата. Мне не пришлось выдавать ни ему, ни кому-либо другому никаких секретов.

- Почему вы позволили ему похитить вас? Разве вы не думали о том, что обязаны вернуться к своему мужу и предупредить его, что план провалился?

- Я боялась за жизнь моей сестры, - сказала Валентина. Она не собиралась бороться с ними, но ей пришлось сделать это, защищая себя от людей, которые ее уже приговорили до того, как она предстала перед судом.

- А не за свою собственную жизнь? - Бодц пронзительно взглянул на нее.

- Нет, - возразила Валентина, - я не боюсь за нее теперь. В данный момент я предпочла бы умереть, но не возвращаться к мужу и страдать от его жестокости.

- Мне кажется, - заметил генерал, - что вы пытаетесь сделать обвиняемым вашего мужа, мадам. Тяжело же нам придется, если все наши жены будут брать с вас пример.

- Тяжело придется Польше, если все наши женщины будут следовать своим интересам и предательству, графиня, - сказал Потоцкий. - Я думаю, мы услышали все, что было необходимо. Вам есть что сказать?

- Нет. - Валентина села. - Мне и так все ясно. Вы можете вынести заранее известный вам приговор и покончить с этим.

- Господа, нам необходимо время для обдумывания? - Потоцкий огляделся. Судьи один за другим качали головами.

- Мы согласны, - произнес адвокат.

- Ваш приговор? - спросил Потоцкий.

- Виновна. - Это слово было сказано девять раз, затем он сам повторил его, не отрывая глаз от лица Валентины.

- Смерть через повешение! Уведите заключенную!

- Можно узнать, зачем меня привезли сюда?

Де Ламбаль и раньше видел разъяренных женщин, и на него все это не производило никакого впечатления. Но он никогда не встречал такого олицетворения ярости, как у княжны Александры Суворовой, когда она предстала перед ним в его кабинете. Офицер, который задержал ее после ее возвращения из Кракова, доложил, что любая битва могла показаться проще этого.

- Я лучше встречусь с австрийцами при Ваграме, чем еще раз возьму под охрану эту женщину! - Побледневший лейтенант сделал это признание лишь несколько минут назад, и майор Де Ламбаль обидел его своим смехом. Но теперь ему самому было не до смеха.

Она стояла перед его письменным столом с бледным от ярости лицом со сверкающими глазами. Княжна начала их встречу с того, что осыпала его непристойной бранью. Он был убежден, что сейчас она начнет крушить мебель, и потому решил ответить на первый же вопрос, который она задаст ему.

- Вы были привезены сюда по моему приказу для вашей же собственной безопасности. Почему бы вам не прекратить ругаться, княжна, и не присесть?

- Вы арестовали меня, - закричала она. - Вы отказались помочь мне, а затем послали своих солдат схватить меня, когда я вернулась! Вы низкий, грязный...

Майор закрыл уши руками и подождал, когда она замолчит.

- Вы были в Кракове и виделись с Чарторицким, не правда ли? - внезапно выкрикнул он.

Она ответила ему в том же тоне: - Да! А вам какое дело? Он не является другом Франции!

- Он предложил вам помощь, не так ли?

- Чарторицкий не просто предложил, он сделал больше! Он написал Потоцкому, требуя освобождения моей сестры. Он угрожал парламенту местью царя, если с нами что-нибудь случится. Это не то что обещания французов! Ха!

- Они не так бесполезны, как вы предполагаете, - возразил Де Ламбаль. Вашей сестре была оказана наша поддержка. Я пытался объяснить вам, каким образом обстоятельства сложились так, что это оказалось возможным, особенно если учесть тот факт, что она нарушила важное правило: тихо оставаться в вашем имении. Вы должны помнить об этом! Вам не следует забывать, что я посоветовал вам обратиться к Чарторицкому, и это был хороший совет.

- Почему же вы меня задержали? - потребовала ответа Александра. - Разве вы не понимаете, что сейчас дорога каждая секунда - мне нужно как можно скорее добраться до сестры?

- В этом все и дело, - ответил майор. - Когда вы повезете письмо к Потоцкому, вам будет необходим французский эскорт, лишь в этом случае вы благополучно заберете сестру из Любинской тюрьмы. Одна женщина, хоть и очень грозная, - он улыбнулся, - значит все-таки меньше, чем полдюжины мужчин и низкий, грязный, незаконнорожденный майор. Через час мы выедем к графу Потоцкому. До того времени, княжна, вам придется подождать за дверью и постарайтесь не оскорблять моих людей, которые будут ждать вместе с вами. К несчастью, я не могу сказать прощайте, лишь au revoir! Фаншон! Идите!