Журнал «Вокруг Света» №03 за 1992 год - Вокруг Света

Мэдисон, США Игорь Игнатов

Ганс Шомбургк. В дикой Африке. Часть I

От переводчика

Эта книга написана в не совсем привычном для читателя стиле. Пожалуй, уже более полувека, как охота и охотничьи подвиги потеряли былую привлекательность в глазах огромного большинства людей. Опыт мировых войн и других, менее масштабных, но столь те жестоких побоищ, грозные симптомы экологических катастроф, наконец, просто расширившиеся знания о дикой природе — все это сделало человечество и целом менее кровожадным, и сегодня мало кому придет в голову хвалиться количеством и разнообразием своих трофеев. Но из истории, как и из песни, слова не выкинешь. Для людей прошлого мир выглядел богаче, надежнее и прочнее, чем для нас, и вели они себя соответственно — смело и по-хозяйсни. К числу таких «покорителей планеты» можно отнести и автора этой книги — независимого путешественника и исследователя, охотника и ловца зверей. Ганс Шомбургк происходил из обеспеченной и знатной семьи, но палатка в африканских дебрях влекла его куда сильнее, чем покой и карьера на родине. Он совершил десять больших путешествий по Черному континенту, причем последнее из них, в 1956 году в возрасте... 76 лет! Начиная с 30-х годов Шомбургк отложил винтовку и его единственным «оружием» в буше стала кинокамера. Вне всякого сомнения, он искренне любил Африку, ее людей и зверей и был добросовестным и внимательным наблюдателем: свидетельство тому — полдюжины открытых им видов животных, от пресноводного моллюска до либерийского буйвола. В описаниях племен ему был чужд расовый подход, последнее обстоятельство привело к запрету его книг в фашистской Германии, где он во времена «третьего рейха» подвергался преследованиям, но, к счастью, избежал лагеря. Шомбургк прожил долгую и очень яркую жизнь. Можно не сомневаться, что первая из его книг — «В дикой Африке» — будет с интересом прочитана отечественным читателем.

Снова к Кабомпо

Африке не следует заранее строить планы: все равно наверняка выйдет по-другому. В Каломо я познакомился с капитаном Восточно-ланкаширского полка Лэммондом Хэммингом — он только что вернулся из большой охотничьей экспедиции в Португальскую Восточную Африку и теперь собирался отправиться в неисследованные области Балундаленда — земли, лежащие южнее Конго. Нам было о чем поговорить, и мы быстро сдружились.

Изнуренный лихорадкой, я уже собирался возвращаться в Европу. Однако когда Хэмминг предложил мне принять участие в путешествии в Балундаленд, я тут же и с воодушевлением произнес лишь одно слово: «Конечно!» И мы стали готовиться.

Наша экспедиция была частной, и все расходы оплачивались из собственного кармана. Мы рассчитывали, что охота на слонов и последующая продажа бивней позволят вернуть потраченные деньги. Пелью путешествия, помимо охоты, было картографирование новых областей, их этнографическое описание, сбор коллекций новых видов животных и растений, а также минеральных образцов. Коллекции мы собирались отослать в Европу, а карты безвозмездно предоставить английскому и германскому правительствам.

Все знакомые, узнав о наших планах, единодушно заявили, что отправляться в Балундаленд без вооруженной охраны в несколько десятков человек — чистое безумие; разногласия возникали только при определении сроков нашей гибели — через три дня, через неделю и т.д. Нас не очень смущали эти пророчества — мы полагали, что в любом случае сможем обойтись собственными силами.

Хэмминг брал в путешествие бескурковую нарезную двустволку «экспресс» 400-го калибра (соотв.11,2 мм); в качестве запасного служило многозарядное охотничье ружье 303-го калибра (8 мм). Я взял с собой крупнокалиберный однозарядный «экспресс» для охоты на слонов и мое любимое охотничье ружье системы Мартини-Метфорд 303-го калибра, хотя и старое, оно сохраняло великолепный бой. Наш арсенал завершали два тяжелых армейских револьвера, пара шнайдеровских винтовок на случай самообороны и дробовик.

Мы вышли из Каломо утром 11 мая 1906 года, и начало путешествия было многообещающим. Хэмминг собирался сделать несколько прощальных визитов, и мы условились, что я устрою первый лагерь в четырех милях от форта и подожду его; он уверял, что еще до захода солнца непременно догонит караван. Но миновала ночь, а моего компаньона не было видно, и я, чертыхаясь, отправил людей в Каломо с приказом — обшарить все гостиницы и клубы и, если господин капитан достаточно протрезвел, пригласить его в лагерь и показать дорогу. К вечеру слуги вернулись с обескураживающей вестью: Хэмминг ушел из Каломо еще накануне. Я забеспокоился — он был неизвестно где, один посреди буша, во фланелевом костюме, белых туфлях и без оружия. Ночью я не мог ничего предпринять, но наутро послал людей на розыски — и, как оказалось, напрасно: вскоре Хэмминг сам объявился в лагере, целый, невредимый и вполне довольный жизнью. Сутки без еды и две одиноких ночевки под открытым небом — и это в местности, славившейся обилием львов, — не казались ему событиями, о которых стоило бы упоминать. Единственное, что доставляло ему серьезное неудобство, это невозможность побриться. Оказалось, что в первый вечер он потерял в темноте наши следы и только сегодня, наткнувшись на какую-то деревню, узнал, где мы; всего за это время он прошагал около тридцати шести миль.

Вскоре Хэммингу неожиданно выпала честь изображать пастора — лишнее доказательство того, что в Африке может пригодиться любое умение. Возле Мананзы мы встретили некоего бура, который попросил нас принять участие в печальной церемонии — похоронах его ребенка (малыша сгубила черная лихорадка). Семья — отец, мать и полдюжины детей — жила в традиционном бурском фургоне, запряженном шестеркой волов; перед нами словно возник осколок «Великого трека». В задней части такого фургона ставится палатка, и под ней от борта к борту натягивают множество ремней — получается огромный гамак, в котором спит вповалку все семейство.

С истинно британской решимостью Хэмминг принял на себя руководство траурной церемонией. Буры плохо понимали английский, и он, не опасаясь разоблачения, читал по карманному молитвеннику все подряд — если не ошибаюсь, там промелькнула даже предобеденная молитва.

В следующий раз лагерь мы разбили уже на берегу Кафуэ. Раньше тут была паромная переправа, но с завершением строительства железнодорожного моста караванные пути переместились, и здешний пост закрыли. Здания быстро ветшали. Единственным обитателем руин был невезучий еврей по фамилии Леви — полгода назад он открыл факторию рядом с постом, но не учел, что поток покупателей иссякнет в ближайшем будущем. Теперь его свалила лихорадка, и он лежал в своей каморке один-одинешенек.

Мы собирались сделать охотничью вылазку в прибрежные заросли — там обитало много буйволов, но задержались, потому как не могли бросить Леви в таком состоянии. На следующий день неподалеку остановился караван торговцев, и они обещали позаботиться о больном.

В местной деревне жило трое отставных аскари, знакомых мне по «Туземной полиций»; узнав о моем приходе, они очень обрадовались и обещали показать все излюбленные буйволами уголки леса.

Вдоль берегов Кафуэ тянутся заросли камышей; там водилось много дичи — изящных и очень чутких антилоп. Охота на них окончилась безрезультатно — простояв по пояс в воде больше двух часов, я махнул рукой на антилоп и отправился в лагерь. За это время можно было настрелять массу пернатой дичи — на воде плавали стаи египетских и шпорных гусей, но дробовика я с собой не взял, а тратить патроны с пулями не хотелось.

Буйволиные тропы вели к камышам из густого подлеска. Собственно говоря, это были не тропы, а широкие, хорошо утоптанные дороги — казалось, что здесь десятилетиями ходили слоны. Еще до рассвета мы с Хэммингом разошлись в разные стороны и заняли позиции в кустах. Небо уже светлело, над рекой стлался легкий туман. Тишину нарушало лишь пение птиц и громкое стрекотание больших цикад.

И вот показались буйволы — не меньше сотни могучих черных зверей, словно вылепленных из ночного мрака. Они медленно поднимались по берегу, чтобы еще до восхода перебраться на заросшие кустарником лесные полянки.

Когда стадо было в пятидесяти метрах от меня, я прицелился в крупного быка и нажал на спуск. Раздался хриплый рев, и в ту же секунду все буйволы мощным галопом обратились в бегство. Я успел перезарядить «экспресс» и взять на мушку одну из коров, и снова громкое мычание показало, что пуля достигла цели. Раненые животные скоро начали отставать, и я махнул рукой, подавая сигнал к бою. Собаки, спущенные с поводков, помчались к буйволам и вскоре остановили их. Еще два выстрела — и огромные черные туши лежали у моих ног.