Пропавшая ватага - Андрей Посняков

– Лодка? Чья лодка?

– Думаю, местная. Она привязана за кормой. – В синих, как высокое весеннее небо, широко распахнутых очах девушки заплясали золотистые чертики. – До утра не так уж и много, но мы успеем добраться до берега. Если поспешим!

– О жена моя! Ты хочешь…

– Бей в свой бубен, милый! Читай заклинания и молись своим богам – навевай на всех немцев сладкий и долгий сон.

– Сон… – остяк нахмурился. – Думаешь, это так просто сделать?

– Я помогу… попрошу…

– Нет уж! – встрепенувшись, Маюни схватил супругу за руку и решительно дернул шеей. – Ты уже попросила, хватит. Теперь я всем займусь, да!

– Хорошо, о, муж мой. Как скажешь. Ты ведь в нашей семье главный.

Отвязав от пояса бубен, юный шаман быстро пробежался по нему пальцами, чувствуя мерный, словно бы сам по себе набирающий силу рокот.

– О, Великий Нум-Торум… О, Калташ-эква… О, великие духи рек, лесов и болот… Слово, что лжет, далеко не уйдет, куда мышь бежит, туда и песец стремится, со злым поведешься, добра не наберешься, с хорошим человеком и без чума тепло… Уммм, уммм, да! Сон, сон, приходи сон… не к нам приходи, не ко мне приходи, не к жене моей молодой приходи… сон – сон, сон – не сон… Пусть у всех на большой реке сей веки станут тяжелыми, пусть все члены их расслабятся, пусть налетят, нападут сны… Уммм, уммм, да! Уммм, уммм…

Ночную вахту на «Святой Анне» нынче держали трое: добрый, простоватый и всего опасавшийся матрос Лесли по прозвищу Заполошный Лес, из Корнуэлла, дылда Фил Джонс из Плимута и юнга Джереми Смит. Все трое собрались у фок-мачты – хоть то и было строго-настрого запрещено, чтоб вахтенные точили промеж собой лясы, но ведь всегда болтали, каждую ночь – зато не спали, и то было дело.

Заполошный Лес, бывший крестьянин, после огораживаний потерявший свой надел и семью, до «Святой Анны» и побродяжничал едва ль не до виселицы, и побывал в работном доме, о котором до сих пор вспоминал с содроганием, правда, часто рассказывал. Как и сейчас:

– Вот помню, был у нас там надсмотрщик, здоровенный такой, на вид звероватый, с черной бородой, звали его… звали его… черт! Запамятовал, как уж там его звали. И вот как-то раз… Эй, парни! Фил! Джереми! Вы слушаете?

– Да это… – подняв голову, юнга посмотрел на рассказчика осоловелым взглядом. – Так что там твой здоровяк?

– Какой здоровяк? А-а-а… Эй, да вы что там, спите?

– Да кто спит-то?

– Да Фил же, чертова дылда! Ишь, привалился к мачте… Пни-ка его посильнее, Джереми!

– Ага, пни, – юнга с опаской взглянул на храпящего под фоком амбала. – А он спросонья ка-ак врежет! Нет, Лесли, ты уж, если так хочешь, сам пинай. Эй, Лес! Во дела! Тоже уснул, что ли? Эй, Лесли… А, черт с вами…

Махнув рукой на спящих, юнга Джереми Смит повалился на лежащий у самого фальшборта свернутый старый парус. Просто вдруг очень сильно захотелось спать, так сильно, что и не вымолвить! И противиться этому чувству не то чтобы никак не хотелось, а просто не было никаких сил. Веки словно сами собой тяжелели, голова становилась чугунной, и одурманивающий сон вползал прямо в мозг тихой сапой.

Уснули вахтенные. Смолк бубен. Осторожно выставив стекла, Маюни выбрался наружу первым и неслышно скользнул в холодное море, цепляясь за канат, связывавший разъездную шлюпку с кормою. Фыркнув, шепнул, подняв голову:

– Давай, Ус-нэ! Я тебя подхвачу, не бойся.

– А я ничего и не боюсь, – очутившись рядом с мужем в воде, усмехнулась дева. – Давно уже.

Забравшись в шлюпку, оба переглянулись и, довольно подмигнув друг другу, дружно заработали веслами. Стоял полный штиль, кормовой флаг с крестом святого Георгия на корме «Святой Анны» повис, словно тряпка, а кормовой фонарь тускло горел недвижной желтой звездою.

– А мы куда плывем, милый? – отфыркиваясь от брызг, внезапно озаботилась Устинья. – Ты думаешь – там берег?

– Я не думаю, милая. Я – знаю. На звезды-то посмотри, да.

– А чего мне на них смотреть-то? – тихонько засмеялась дева. – Ты у нас в семье главный. Куда ты, туда и я.

– Десять тысяч чертей и три гиппопотама в придачу вам в глотки!!! – не на шутку рассерженный, орал капитан Бишоп. – Это ж надо удумать – дрыхнуть на вахте! Чучелы ярмарочные! Задницы! Мххх…

Все трое бедолаг-вахтенных уже успели испытать на себе силу капитанского гнева – стоеросовая дылда Фил Джонс, постанывая, держался за печень, Заполошный Лес уныло почесывал челюсть, а юнга Джереми, хныкая, гладил ладонью скулу.

– Уроды! Рода человеческого изверги! Проходимцы! – брызгая слюною, орал старина Джон. – Гнусное отродье! Фогерти! Всем по двадцать плетей! Нет… по тридцать! По пятьдесят!

– Боюсь, пятьдесят они не выдержат, сэр, – осторожно попытался возразить лекарь-палач.

– Не выдержат? Да и черт-то с ними! – Капитан разъяренно пнул стоявшего ближе к нему Лесли ногой в бок. – Пусть подыхают. Другим будет урок. Я сказал – полсотни плетей! Каждому!

– Слушаюсь, сэр, – вытянулся Фогерти. – Разрешите исполнять?

Бишоп махнул рукой:

– Действуйте, Джеймс. Возьмите себе в помощники кого захотите.

– Спасибо, сэр. Вы изволите присутствовать тоже?

– Смотреть на их грязные задницы? – капитан «Святой Анны» чертыхнулся и сплюнул. – Вот еще не хватало. Нет уж, Джеймс, это ваша работа.

– Понял вас, сэр.

Погрозив всем оставшимся кулаком, Бишоп отправился к бушприту, где долго рассматривал в подзорную трубу близкий берег, вдоль которого уже с самого утра рыскала «Святая Анна» в напрасных поисках беглецов. Шлюпку, правда, нашли, брошенную – да что толку? Лес на берегу рос такой густой, что прочесывать его можно было бы до второго пришествия, да и то силами раз в десять большими, нежели нынешний экипаж судна. Несмотря на весь свой гнев – кстати, вполне справедливый, – сэр Джон все же сохранил достаточно ума, чтобы не посылать матросов на заведомо бесперспективное дело. Тем более все хорошо помнили про драконов.

– Прошу вас, Джереми, не стесняйтесь, – сняв камзол, Фогерти помахал в воздухе плетью. – Снимайте робу, ложитесь на козлы… Ну же!

– А… а почему я первый? – стащив через голову рубаху, дрожащим голосом осведомился юнга.

– Потому что твоя фамилия – Смит, – охотно разъяснил палач-лекарь. – А она у нас в Англии, пожалуй что, самая употребительная.

– Но ведь и Джонс, сэр, тоже…

– Ложись уже! – Фогерти махнул кнутом. – Хватит тут философствовать.

– Господи, господи… Святой Георгий… Святой Павел, заступник… Помогите, помогите, прошу…

Естественно, козлы для экзекуции были вытащены на палубу, так сказать, в воспитательных целях, однако нынче, в общем-то, не действующих – судно рыскало галсами, и вся команда была при деле – лазила по вантам в поте лица. Некогда было ни смотреть на бедолаг, ни реагировать на их вопли. Разве что канонир дядюшка Дик неспешно прохаживался рядом, утешая бедолаг вместо корабельного священника, отца Филомея, сбежавшего в Англию одним из первых, еще в Архангельске. Так и пришлось «Святой Анне» выйти в море без капеллана, а где ты найдешь англиканского священника на севере дикой Московии?

И паписта-католика-то не сыщешь, да и проклятые пуритане сюда еще не добрались.

– Ничего, ничего, Джереми, – как мог, утешал канонир. – Помни, что написано в Новом Завете – и это пройдет!

– Это не в Новом, это в Ветхом Завете написано, сэр, – улегшись, сквозь слезы поправил юнга, со страхом глядя, как дюжие, лично отобранные палачом-профосом матросы привязывают его за руки.

– В Ветхом, говоришь? – растерянно переспросил дядюшка Дик. – Ну-у, может быть…

– Просто знавал я как-то одного викария… Ой! Уже?

В ужасе закрыв глаза, Джереми почувствовал, как зловещая тень профоса затмила солнце, и тихо зашептал молитвы.

– Перестань молиться и слушай меня, разгильдяй, – так же шепотом перебил палач. – Первые три удара получишь как следует, до крови, так же и последние три. Все остальные ты не почувствуешь, но будешь орать и извиваться, как змей. Понял меня?

– Э… да, сэр!

– Ну, с богом!

Щелкнув, взметнувшийся в небо кнут со свистом рассек воздух и впился в белую спину юнги, рассекая кожу до крови.

– У-у-у-у, – дернувшись, непритворно завыл бедолага.

И снова удар…

– Ой, мама-а-а-а…

И еще…

И дальше вопли не стихали, юный Смит прекрасно запомнил все слова палача. Все ж не дурак… хоть и поспать любитель.

– Ой! Ай! Господи боже и все святые… У-у-у! Молодец!

Фогерти улыбнулся – кнут плясал в его руках, словно бы сам собою, свистел, щелкал со страшной силою, не причиняя юнге никакого вреда. Между прочим, великое искусство, подвластное только опытным палачам. Если что – можно в бродячем цирке выступать, запросто.

– Сорок пять… сорок шесть… сорок семь… А теперь – по-настоящему!

– У-у-у-у!!!!

Только не увлекаться, не задеть позвоночник – потом самому же и лечить.

– Сорок девять…

– Ай… у-у-у-у…