Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин

Никита Сергеевич грешил безбожно, по-черному, но себя и сво­их подельщиков старался впихнуть в историю светлыми ангелами.

Так что на очередную беду нашей страны идею с альтер­нативными выборами партийная власть закопала на полстолетие. Мы не знали в Волынском, решится ли Михаил Сергеевич со своими юристами откопать ее. Да и вообще было трудно предуга­дать, куда он повернет перестройку. Планы и советы консультан­тов одно, а возможности да и стратегия исполнителя — другое. Но все же время в стране было иное, удобное для либеральных реформ, потому что мир стал иным. И партия раздулась количест­венно настолько, что стала меняться качественно, расслаиваясь на несопоставимые части. Верхний этаж желал диктаторствовать по-прежнему, но уже с сундуками наследственных капиталов. И подтягивал к себе снизу опору из беспринципных попутчиков, погрязших в вещизме. А две трети обитателей первого этажа хо­тели диктатуры закона и справедливого социального государст­ва. По сути это были уже социал-демократы.

Когда генсек пошел на переделку политсистемы, у него так и не появилось полной свободы рук. Он не мог обратиться к на­ции с тем самым вопросом: «Вам удобнее стало жить... Что ме­шает еще?» Жить стало хуже, а мешало все. Вместо укрепления экономики, как предлагали советчики, власть разрушала ее. Госу­дарственная дисциплина окончательно расшаталась. Вожди на­циональных республик, обрадованные импотенцией центра, ста­ли насиловать державу сепаратизмом. Сторонников генсека с нижнего этажа партии разочаровали его бесконечное маневри­рование и боязнь порвать пуповину с кастой бояр. Авторитет Гор­бачева упал.

Идею с альтернативным голосованием и правом обществен­ных объединений иметь в парламенте своих представителей ко­манда генсека внедрила, значительно обновив, но выборный процесс оставила под контролем партийного аппарата. По фор­ме— поклон демократии, а по существу— уступка кремлевско-кэгэбистскому закулисью и баронам-сепаратистам в республи­ках. Да еще придумали для подстраховки «Красную сотню». Через заградительные кордоны партийного аппарата пробиться в На­родные депутаты СССР державникам было трудно. Хотя десятка три совсем уж обнаглевших первых секретарей выборы проигра­ли, большинство съезда народных депутатов СССР составили но­менклатура и ее послушники (84 процента). Они и сформирова­ли «свой» Верховный Совет. Не рискнул генсек, подрастерявший авторитет, покуситься на власть функционеров. Обозначил свою позицию: по какую сторону баррикад он находится. А хотел бы иного, мог обратиться к нижнему этажу партии через голову По­литбюро и сепаратистов, — тогда у него еще оставались полити­ческие ресурсы. Но ставил ли он когда-нибудь цель перед собой, достойную личного риска? Или рассчитывал ехать на паллиативе до конца дней?

У Михаила Сергеевича, наверно, было достаточно поводов вспомнить слова Руставели: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Потому что много нелестных слов уже сказано о поведении вождей той поры. И здесь он вправе отмахнуться: «Из-за угла рассуждать легко. А я был на Голгофе, где слева и справа целили копьями между ребер». Пусть будет так. Только я ведь не вердикт составляю, а пытаюсь разобраться, как это наша власть, и мы вместе с ней, спускали великую державу в унитаз истории.

Мне кажется, что объяснять все случайными промахами, даже глупостью Кремля, по меньшей мере, несерьезно. Наступ­ление на страну велось планомерно, с подготовленных позиций и по широкому фронту. Мы думали, что Горбачев топтался целых два года, не отваживаясь на благотворные реформы, и только ез­дил по регионам, заговаривая публике зубы. А он работал! Выдер­гивал из состава ЦК и Политбюро личность за личностью, заменяя их «сподручными» функционерами. Удаленных с Олимпа держав­ников нарекал консерваторами, а новый призыв флюгеров-карь­еристов — реформаторами. К началу 88-го года «своя в доску» ко­манда в Политбюро была сформирована: сам Михаил Горбачев, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе, Николай Рыжков, Ва­дим Медведев и другие. Никто теперь не посмел встать во весь рост на виду у народа и потребовать от генсека снять маску с лица. Стой поры под видом реформ, как по строго разработанно­му графику — кем и когда? — начали стартовать разрушительные процессы: дезорганизовывалась экономика, обваливался уро­вень жизни, подстрекался сепаратизм.

Разве о перспективах страны (а не о своем временном поли­тическом уюте или о чем-то другом!) думал генсек, переводя мно­гонациональную державу, с ее обострившимися противоречия­ми на парламентскую форму правления? Горбачев взял на воору­жение мечту националистов — концепцию сильных республик с рыхлой сердцевиной в Кремле. Номенклатура на съезде позво­лила ему за «прилежное» поведение стать сначала главой Верхов­ного Совета, потом президентом. Судьба Михаила Сергеевича и Советского Союза теперь полностью зависела от нее. А ситуация требовала от Центра опережающих поправок Конституции СССР и опережающих действий.

Уже в марте 89-го одновременно с депутатами страна мог­ла и готова была выбрать Президента Советского Союза — все­народным голосованием. Ничто этому не мешало. Нужны были только поправки в Закон и воля самого Горбачева. Но нации он стал доверять меньше, чем номенклатуре. А всенародно избран­ный президент— это сильный Центр, это мощный конституцион­ный рычаг для обуздания баронов-самостийщиков. Продолжали бы действовать при таком варианте центробежные силы? В неко­торых регионах вполне возможно! Но тогда осенью того же года, а не в марте 91-го (с большим опозданием!) должен был состоять­ся всесоюзный референдум с вопросом о сохранении СССР. Он не оставил бы сепаратистам никаких законных лазеек. А на противо­законные действия в государстве с сильным дееспособным Цен­тром самостийщики не решаются.

И наоборот, совершенно ни к чему была спешка с выборами весной 90-го народных депутатов союзных республик. Было же очевидно, что эти кампании партийно-кагэбистская мафия спол­на использует в своих разрушительных целях. Так и произошло. Подручные этой мафии «отстреливали» кандидатов-державников еще на дальних подступах. И обеспечивали в местных парламентах абсолютное сепаратистское большинство. А всенародно из­бранный Президент СССР мог использовать отсрочку выборов для обуздания националистической вакханалии.

Кстати, такими идеями многие из нас, депутатов, делились то­гда с Михаилом Сергеевичем. Он никак не реагировал на них И на наших глазах все время шушукался с лидерами прибалтийских де­легаций. Уговаривал не порывать с Советским Союзом? Не знаю. Знаю только^ что все продолжало катиться в тартарары. И в декаб­ре 90-го, на Четвертом съезде народных депутатов СССР, был по­ставлен вопрос о недоверии Горбачеву. В результате поименно­го голосования вопрос не прошел — за недоверие высказалось только 426 депутатов (1288 — против и 183 — воздержались).

Я тоже голосовал за недоверие. Команда Михаила Сергееви­ча обозвала наши действия заговором реакционеров и против­ников страны. Но позвольте, противники единства страны — вся партийно-кагэбистская мафия и ее послушное большинство на съезде — как раз поддержали Горбачева, проголосовав за дове­рие. На какое-то время он был им еще нужен — с ним проще до­вести до конца задуманное. А линия их действий просматрива­лась все отчетливее:

— развить атаку на цементирующую СССР нацию — русских и Россию;

— подхлестнуть национализм, разогреть до высочайшего градуса процессы дезинтеграции и обеспечить им законодатель­ную базу.

И все, в основном. Бери народы тепленькими: они дезориен­тированы, в демагогах видят спасителей. Зови всех на митинги, пусть там чаще кричат: «Чем жить так, лучше разбежаться в раз­ные стороны!», и люди, утомленные борьбой за существование, в конце концов согласятся. Тогда-то каждая группа бояр получит свой кусок Советского Союза — для обогащения и установления феодальных порядков.

Россия — самый жирный кусок. За нее и пойдет основная борьба между номенклатурными группировками.

Глава IV

ДОНЕСЕНИЕ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ ПРЕЗИДЕНТУ АМЕРИКИ

В начале мая 90-го по приглашению Союза журналистов Че­хословакии я побывал в Праге. И там, на пресс-конференции мне задали вопрос: изберут ли Ельцина Председателем Верховно­го Совета РСФСР? Это было за неделю до первого съезда народ­ных депутатов. Мы уже знали расклад сил на съезде: коммунисты получили 886 мест (86,4 процента), причем большинство из них номенклатурные работники— партийные и хозяйственные. А в малочисленном блоке «Демократическая Россия» были как сто­ронники Бориса Николаевича, так и его противники. Все это я объяснил чехословацким журналистам.

И высказал свое мнение, что в открытой, лобовой борьбе шансов у Ельцина маловато. Но если он пойдет на закулисные пе­реговоры с номенклатурой, может и победить. Раньше Ельцин не пошел бы на них, но теперь этот человек стал другим — ради вла­сти готов на многое.