Удар молнии - Эд Макбейн

Дженет Рейли: в первый раз тринадцатого сентября, во второй — одиннадцатого октября, ровно через четыре недели.

Но если основа системы в этом — недельный цикл — то как в нее вписываются случаи с Вивьен Шаброн, Терри Купер и Патрицией Райан? Там, вроде, ничего похожего не просматривается.

Вивьен Шаброн: первый раз тридцать первого марта. Отсчитываем четыре недели — двадцать восьмого апреля. Ничего. Но через три недели — девятнадцатого мая, и в этот день он достал ее, а в третий раз — через две недели, второго июня!

Так. Так.

Терри Купер: первого мая, затем — через четыре недели, двадцать девятого — ничего, еще через три — девятнадцатого июня он ее подстерег.

«Ну а теперь ты, Патриция, не подкачай», — Энни обратилась к последнему листку календаря.

Патриция Райан: двадцать третьего марта. Через четыре недели — двадцатого апреля. Есть кружок. Еще через три — одиннадцатого мая. Ничего. Ладно, пусть так. Далее — двадцать пятого мая, дата обведена кружком, а это ровно через две недели после одиннадцатого.

Может, дело не в том, чтобы каждый раз сохранялся один и тот же интервал, важно только... А так может быть?

Чтобы выдерживался именно недельный срок, и тогда не имеет значения продолжительность пауз? Иначе не понятно, почему он нападал на них в разные дни, но в строго определенные для каждой из жертв? Что же это, подлец составил индивидуальное расписание? Для каждой свой срок и свой порядок, главное только не дублировать недельный цикл, определенный для каждой из жертв в отдельности. А так можно пропустить неделю, две, шесть, не важно. Остается только следить, чтобы не был нарушен общий цикл. Но какой в этом смысл? Что за безумца они ищут? Энни свела все данные воедино и составила еще один, последний календарь, так и озаглавив его «Общее».

Насилия начались в марте, и было их в этом месяце четыре, с четким интервалом в восемь дней. Лоис Кармоди — седьмого, Бланка Диас — пятнадцатого, Патриция Райан — двадцать третьего, Вивьен Шаброн — тридцать первого.

В апреле, четвертого, он снова подкараулил Лоис Кармоди, одиннадцатого — Анджелу Феррари, двенадцатого — Бланку Диас, Патрицию Райан — двадцатого и, в очередной раз, Лоис Кармоди — двадцать пятого.

Две новые жертвы добавились в мае — Терри Купер и Сесили Бейнбридж. Всего за месяц семь случаев.

В июне новая вспышка сексуальной энергии — пять изнасилований. Появилась новенькая — Мэри Холдингс, взамен Лоис Кармоди, которую после четырех успешных акций, соответственно через четыре, три и две недели, оставили в покое.

В июле и августе была тишина.

Или, по крайней мере, в полицию никто не заявлял.

В сентябре — снова Мэри Холдингс, и очередная жертва — Дженет Рейли.

В октябре, на сегодняшний день, Мэри и Дженет.

Как понять июльско-августовское затишье?

И кто на очереди? Те, кого он изнасиловал пока два или три раза? А цель — четыре? Почему четыре? Или, может быть, они еще ничего не знают, и он уже в пятый раз изнасиловал Лоис Кармоди?

Слишком много вопросов, и один из них главный.

Почему именно эти женщины?

Почему?

В безветреный октябрьский полдень солнце, проникающее в инспекторскую через открытые окна, грело почти как в августе. Четверо детективов сгрудились вокруг стола Мейера, вслушиваясь в слова, слетавшие с ленты диктофона. Олли Уикс уже прокручивал пленку, однако и он был сейчас сосредоточен. А для Кареллы, Мейера и Хейза это было первое прослушивание, и каждый из них старался вспомнить, как звучит голос Глухого.

Разговаривали двое.

Дарси Уэллс и человек, называвший себя Кори Макинтайром.

Макинтайр: Красный сигнал означает, что диктофон включен, зеленый — что идет запись. Вы что-то начали говорить...

Дарси: Только, что ваши вопросы заставили меня задуматься Правда, теперь ведь и не вспомнишь, когда мне понравилось бегать. Знаете, что сказала моя мама?

Макинтайр: Ваша мама?

Дарси: Да, когда я позвонила ей? Она сказала...

Макинтайр: Вы звонили ей в Огайо?

— Вроде, немного занервничал? — вставил Олли.

— Тсс-с, — осадил его Карелла.

Дарси: ...не так уж часто интервьюируют.

Макинтайр: Она была рада?

— Точно, в штаны наложил от страха, скажу я вам, — упрямо продолжал Олли. — Девочка позвонила матери, чтобы сказать, кто пригласил ее поужинать.

— Будешь болтать или дашь нам дослушать? — раздраженно спросил Хейз.

— А, да все это ерунда, тут и слушать нечего. Она рассказывает о брате, потом еще болтовня насчет того, как потрясающе чувствуешь себя на дорожке... вот, пожалуйста.

Дарси: ...такое чудесное ощущение испытываешь... не знаю, понятно ли я говорю.

Макинтайр: Вполне.

— Да уж, этот парень все понимает, — сказал Олли. — Насчет бега он знает все.

— Ты когда-нибудь заткнешься? — прошипел Мейер.

— А на черта вам нужна вся эта чушь? Сейчас подойдет официант, спросит, что они будут пить, когда принести меню, а дальше... Вот, слушайте, если хотите. Этот малый опять все поддакивает, когда она рассказывает, какое необыкновенное чувство... Интересно вам?

Дарси: Словно снег идет где-то у меня в голове и покрывает белым весь мусор, смывает всю грязь, и все становится чистым, светлым и свежим. Вот что я чувствую во время бега. Словно во всем мире Рождество. И все было прекрасно.

Макинтайр: Да, понимаю.

— Тут он его выключил, — сказал Олли, — а потом снова включил. Но они по-прежнему играли в вопросы-ответы насчет бега, и один раз она назвала его «мистер Макинтайр», а ведь ты, Стив, сказал, что он был в это время в Лос-Анджелесе, так?

— Да.

— Я тут отметил место, которое действительно надо послушать, а все остальное можно пропустить. Для меня-то все это чушь собачья. Так как, можно прокрутить немного?

Не дожидаясь ответа, Олли включил перемотку. Он немного проскочил нужное место и принялся манипулировать кнопками, пока, наконец, не нашел, что хотел.

— Все, — сказал он. — Теперь слушайте.

Макинтайр: Ну что ж, Дарси, не знаю уж, как благодарить вас. Именно это мне и нужно было.

Дарси: Правда?

Макинтайр: Честное слово. Не желаете ли еще кофе?

Дарси: Нет, спасибо, мне пора. Который час, между прочим?

Макинтайр: Без четверти десять.

— Вот он называет время, — сказал Олли. — Очень мило с его стороны.

Дарси: ...не думала, что так поздно. Мне еще нужно немного подготовиться к завтрашнему экзамену.

Макинтайр: Если хотите, я доброшу вас до общежития.

— Вот, слушайте, — вставил Олли.

Дарси: Да нет, зачем же?

Макинтайр: Я оставил машину здесь, рядом, около Джефферсон-авеню. Давайте дойдем до гаража...

Дарси: Ну что же, большое спасибо.

Макинтайр: Сейчас, только расплачусь.

— Здесь он выключил диктофон, — сказал Олли.

— Больше ничего нет?

— Есть. Но этот малый сказал, где гараж, так что найти его не так-то трудно. Как по-вашему? Прямо за углом, рядом с Джефферсон. Сколько там гаражей?

— Мы уже прочесали целую дюжину, — сказал Хейз.

— Что ж, тем лучше, меньше осталось. Вы телефонные книги смотрели?

— Да, в этом городе нет ни одного Макинтайра.

— Стало быть, он просто использовал имя этого парня из Калифорнии, так?

— Похоже на то.

— Больше он его не будет использовать.

— Почему это?

— А вот послушайте, — Олли указал на диктофон. — Похоже, он снова включил его перед самым убийством. Прямой репортаж. Этот малый явно полоумный.

Дарси: А памятник-то будет виден. Здесь так темно. Макинтайр: Да нет, там есть фонари. Дарси: Напрасно фонарь с собой не взяли. Макинтайр: Варвары. Но ничего, там есть фонарь.

— Как ты думаешь, где они?

Тсс-с...

Дарси: А кому, кстати, памятник-то?

Макинтайр: Джесси Оуэнсу.

Дарси: Неужели правда? Но ведь он, вроде, из Кливленда.

Макинтайр: Так, стало быть, имя вам известно?

Дарси: Ну конечно. Он всех обставил... когда это было?

Макинтайр: В 1936 году. На Олимпиаде в Берлине.

Дарси: Точно. Выставил Гитлера со всеми его расовыми теориями полным дураком.

Макинтайр: Десять ноль шесть на сотке. А на двухстах установил мировой рекорд. Заодно и четыреста метров выиграл.

Дарси: Не говоря уже о прыжках в длину.

Макинтайр: А вы и впрямь его знаете.