Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного - Наталья Павлищева

Немного поразмыслив, Махидевран решила, что это как раз объяснимо. Мустафа переправляет гарем тайно, чтобы не дошло до Тахмаспа, видно никому не может доверять вокруг. Это верно, в окружении султана у Мустафы одни враги. Тогда хорошо, у нее заботливый сын, он со всем справится, а еще Мустафа будет прекрасным султаном, он словно рожден для этого. Почему «словно»? Она для того и рожала сына, чтобы видеть его султаном!

Махидевран забыла, что вовсе не Мустафа первенец, что только жестокий рок, отобрав у Сулеймана двух сыновей, возвел Мустафу на вершину. Но сейчас это было неважно. Мустафа прав, если в Амасье опасно, то нужно поскорей уехать отсюда.

– Румеису нужно предупредить, чтобы собрала детей.

– Уже сказали, госпожа, они готовы.

Ноябрьские утренники не просто прохладны, они холодны. Это днем солнце нагреет воздух, а пока оно еще толком не появилось из-за гор, потому холодно. Девочки хныкали, Румеиса прикрикнула на дочерей, чтобы замолчали, те испуганно притихли. Единственный сын Мустафы поглядывал на сестер с презрением, что с них возьмешь?

Семилетний Селим считал себя важной птицей, он уже хорошо знал, что его отец будет султаном, а он сам первым наследником. После смерти год назад старшего брата он вообще единственный наследник. Он слышал, как бабушка однажды сказала, мол, это даже хорошо, что остальные дочери, меньше бед.

Если добираться обычным путем, можно бы спуститься по реке Ешиль-Ирмак к морю, а там от Самсуна либо на корабле, либо вдоль берега. Но Ешиль течет на восток, а они пробирались горами к Мерзифону на запад. Значит, дело плохо, армия Сулеймана на юге, а Тахмасп, судя по всему, на севере.

До самого Мерзифона возможности поговорить не было, дорога узкая, местами даже слишком, приходилось выходить и осторожно шагать рядом с навьюченными животными. В горах трудно путешествовать с комфортом. Но никто не жаловался, даже девочки. Селим шагал как взрослый.

Когда добрались до селения, было уже совсем темно, даже неугомонный Селим заснул, привалившись щекой к шее несущего его рослого охранника. Стало ясно, почему они так торопились, ночевать в горах не слишком приятно да и холодно. Все настолько промерзли и устали, что было одно желание – упасть и заснуть в тепле.

Но сон быстро пропал, когда, уложив сына и младших девочек, к Махидевран подсела Румеиса.

– Госпожа, зачем нас везут в Бурсу?

– Наверное, шехзаде Мустафа так спасает нас.

– Нет, госпожа, Абдулла сказал, что шехзаде казнили…

– Что?! Ты с ума сошла?!

Хорошо, что сумела не закричать, не испугала детей.

Румеиса горячо зашептала в ухо:

– Госпожа, Абдулла сказал, что это и сообщил евнуху гонец, только нам приказано не говорить.

– Нет, – замотала головой Махидевран, – нет, это неправда, этого не может быть!

Конечно, не может, ведь Мустафа наследник, самый сильный, самый лучший, и янычары за него, и много кто еще. Это не тогда, когда у Повелителя был еще Мехмед, тоже достойный, а сейчас кто, кроме Мустафы, слабак Селим или беспокойный Баязид? А может, Джихангир? Нет, наказать, вообще лишить правления, посадить под замок… но не казнить же!

Умом Махидевран понимала, что возможно все, но старательно находила доводы против услышанного. Горячо шептала, убеждая непонятно кого – Румеису или себя. Та закивала, соглашаясь:

– Да, госпожа, это выдумки. Конечно, выдумки.

Только усталость помогла не сойти с ума, немного погодя Махидевран просто провалилась в сон, не в силах бороться с напряжением и с ужасом свалившегося на нее известия. Заснула с мыслью утром тряхнуть этого Абдуллу как следует, чтобы не нагонял страха, им и без того тяжело.

В горах, если ты не наверху, а в долине, рано темнеет и поздно наступает рассвет. Но женщин торопили, просто до следующего селения далеко, все равно придется ночевать где-то, так надо хоть загодя найти место для ночлега. Вперед отправились трое воинов, чтобы такое место подобрать.

Румеиса старательно не смотрела на Махидевран, изображала занятость, но и свекровь не вызывала невестку на разговор, не укоряла, не расспрашивала. Махидевран выбросила из головы все услышанное вечером, решив, что Румеису просто неудачно напугали, чтобы поскорей собиралась.

Но чем больше проходило времени, тем лучше Махидевран понимала, что это правда, страшная, жуткая, невозможная правда. Ее сын, ее кровиночка, надежда, сама ее жизнь погиб! А их везут в Бурсу… их везут в Бурсу, потому что именно в Бурсе хоронят шехзаде, только для Мехмеда Хуррем добилась права быть похороненным в Стамбуле, Синан даже комплекс построил.

Неужели в Бурсе ее встретит могила сына?!

С горами начало твориться что-то невообразимое, они стали кружиться, словно дервиши в танце.

Евнух едва успел подхватить падающую Махидевран.

– Что с вами, госпожа, вам плохо?!

Махидевран смотрела на склонившуюся над ней Румеису сквозь туман, застилающий глаза.

– Это правда?

– Что, госпожа?

– То, что ты вчера сказала?

– Да.

Горы снова двинулись с места.

Очнулась Махидевран нескоро, но ее несли в носилках, удобно устроив на подушках. Останавливаться нельзя, нужно добраться хотя бы до селения.

В Чоруме задержались надолго, Махидевран слегла основательно, она бредила, плакала, звала сына, проклинала Хуррем…

Когда смогла говорить, приказала Румеисе:

– Позови этого Абдуллу.

Но та покачала головой:

– Прибыл гонец от кизляра-аги Ибрагима.

– Кого?

– Из Стамбула с приказом ехать в Бурсу без остановок.

– Мы не поедем туда! Нужно развернуться и поскорей обратно, а там к шаху Тахмаспу. Лучше у него, в Бурсе Селима тоже убьют.

Румеиса снова сокрушенно качала головой:

– Нет, госпожа, охрана прислана большая.

– Я больна и с места не двинусь. – Сделала невестке знак наклониться ближе, зашептала на ухо. – Найди человека, которому можно доверять. Нужно отправить кого-то в Трабзон, там шехзаде Джихангир.

Но ничего этого сделать не удалось, охраняли их хорошо, а о шехзаде Джихангире пришла страшная весть.

Услышав о смерти царевича, Махидевран долго молчала, потом произнесла, словно продолжая беседу сама с собой:

– А ты как думала, погубив моего сына, спасешь своих? Внук отомстит.

Румеиса поняла, о ком свекровь, у Махидевран навсегда один враг, вернее, врагиня – Хуррем.

Долго лежать не удалось, евнух не позволил им остаться в горах на зиму, да и как? Но ехали все равно долго – почти два месяца, Махидевран затягивала передвижение как только могла.

Когда добрались до Измита, уже выпал снег. Махидевран с тоской смотрела на большой город, вспоминая свои поездки из Стамбула в Манису и обратно. И вдруг всколыхнулась надежда. Когда-то они с Хуррем попытались договориться, обещав друг дружке, что сделают все, чтобы та, чей сын станет следующим султаном, воспрепятствовала уничтожению остальных. Конечно, прошло много лет и много что произошло за то время. Мустафа казнен (теперь Махидевран уже знала многие подробности, хотя, конечно, не все), но почему должен пострадать маленький Селим?

Что если попросить Хуррем заступиться за мальчика, обещая, что он никогда не пойдет против деда или нового султана, кем бы тот ни был? Сулейман послушает свою Хасеки, а ради спасения единственного внука, так похожего на своего отца Мустафу, Махидевран была готова унизиться и перед ненавистной соперницей!

Она отобрала все – сердце Повелителя, возможность жить в гареме, потом в Манисе (Махидевран считала, что все обвинения Мустафы только происки Хуррем ради того, чтобы посадить на его место своего Мехмеда), теперь отняла сына, неужели отнимет еще и внука?!

Несчастная, столько натерпевшаяся женщина не задумывалась, как может быть виновата в поступках ее сына или в его казни находившаяся в Стамбуле Хуррем. Это неважно, главное, сыновья Хуррем живы, а Мустафы больше нет!

«Селима я ей не отдам! – решила для себя Махидевран. – Даже если придется самой отправиться в Стамбул и упасть на колени перед этой гадюкой».

Поехать не удалось, Махидевран слишком много натерпелась за предыдущие недели, была не в состоянии самостоятельно сделать ни шага, а вот письмо написала. Переступила через свою гордость, кусала губы, диктуя, вытирала слезы, но унижалась, умоляла спасти жизнь единственному внуку.

«Госпожа, я увезу его далеко от Османской империи, и мальчик забудет, что рожден Мустафой. Позвольте ему всего лишь жить…»

Горькое письмо, горькие слова, но иного выхода несчастная женщина не видела. Обращалась к сопернице «госпожа», униженно молила и обещала все, что угодно…

Секретарь, которая писала под диктовку Махидевран, плакала, не переставая.

Письмо повез все тот же Абдулла. Чтобы было чем заплатить, а еще чтобы пропустили во дворец, Махидевран вынула из ушей сережки. Когда-то Сулейман изготовил их сам две пары – для двух кадин, Махидевран и Хуррем. Хуррем свои якобы потеряла, но Махидевран этому не поверила, небось, не хочет носить то, что носит она, а потому сама подчеркнуто не снимала, показывая верность отвергнувшему ее султану даже в мелочах. Одна сережка легла на ладонь Абдулле: