Охота на джокера - Елена Первушина

Рида опустила голову, нахохлилась, как замерзший воробей.

— А ты жесток, — сказала она. — Я не знала раньше. А ты что скажешь, Майкл?

Он осторожно обнял ее за плечи. Что-то сейчас ломалось и в нем. Трещал панцирь, открывалось нутро. Во второй раз в жизни.

— Скажу, что у нас невеселый выбор. Там — смертельная опасность. Но если мы останемся здесь, мы тоже умрем. Вы, Ричард, — от разбитых надежд, Рида — от угрызений совести, а я — от любопытства.

Рида тряхнула головой.

— Постойте, ребята, я чего-то не понимаю! Это что внеочередное заседание клуба самоубийц? Майкл, даже в классических трагедиях автор в конце оставляет кого-то в живых, чтоб было, кому просветить потомков. Я надеюсь, ты останешься здесь.

— Халоймес, Рида, халоймес. Глупости. Не становись между мальчишкой и его леденцом. Обещаю, если мы выберемся из тоннеля, я расскажу, зачем я туда полез. А сейчас — вперед.

— Сейчас — сидеть, — поправила Рида. — Сидеть и слушать. Рич, что там, на безымянной дороге?

— Толком не знаю. Я шел следом за Юзефом, и мы прошли недалеко. Вначале, у входа в тоннель, стоит огромное колесо, вроде мельничного.

Нужно оседлать спицу, а потом, спустя треть оборота, соскользнуть в сам тоннель. Он очень узкий, пробираться там можно только ползком, по-змеиному. А дальше — не знаю.

Да, вот еще. В тоннеле нет нитей основы, и иллюзию там сплести невозможно. Просто очень узкий лаз.

— Крысиная нора, — сказала Рида мрачно. — Крысиная нора, ведущая к всемогуществу. Майкл, у тебя нет ощущения, что это чей-то черный юмор?

— А от чего погиб мейнхеер Юзеф? — спросил Майкл.

Пикколо развел руками.

— Не знаю.

— Ну, хорошо, — Рида отошла к порогу и, щурясь, смотрела на солнце, на верхушки елей.

— Хорошо, — повторила она. — Я — джокер. Я иду. Только, Рич, учти: мы отныне враги. Не поворачивайся ко мне спиной.

И снова привычный им мир растаял в живой темноте, снова над головами троих людей загорелись разноцветные звезды. Рида насмешливо поглядела на своих спутников.

— Ну, вызвались идти, так помогайте. Берите нити, плетите узор. Сейчас неважно какой, главное — увидеть нашу дорогу. Нужно выткать сферу вокруг нее.

Тебе, друг Ричард, учить нечему, ты у нас уже ученый. Майкл, к тебе просьба. Вспомни, что ты чувствовал перед самым экспериментом. Как следует вспомни, вернись в то время. Найди момент, в который уходит страх, и задержись. Понял?

— Кажется да.

— Ни о чем не думай. Твои руки сами знают все, что нужно. Только не мешай им. И даже если не справишься, если проскочит какая-нибудь… вспышка эмоций, не паникуй. До самого тоннеля я буду вас защищать. Любой страх возьму на себя и погашу. Вот в тоннеле — не обещаю.

Майкл послушно протянул ладони вперед и ощутил горячее прикосновение звездных лучей — живых, подвижных нитей основы. Они струились, перекатывались по пальцам.

Вначале его руки послушно следовали за нитью, потом он вдруг понял, в какой узор они должны сложиться, и стал бережно их поправлять. Будто маленького ребенка вел за руку по мосту.

Рида была права: это все было очень похоже на эксперимент. То же восхитительное ощущение не власти — согласованности с незримыми силами, что лепят лицо мира, его видимую сторону. Теперь он знал, что тянуло горбуна и Риду за Темную Завесу.

— Майкл, тихо, не увлекайся, — раздался голос их проводницы.

Майкл осмотрелся. Пепельное небо исчезло. Вокруг, насколько хватало глаз, плясали тысячецветные потоки огня. Остался лишь один-единственный узкий клин темноты. Пикколо указал на него.

— Вот она, безымянная дорога. Идем?

Чем ближе они подходили к темному клину, тем меньше он становился. Наконец они оказались рядом и смогли получше рассмотреть свою цель — темное треугольное отверстие с ровными краями.

«Отверстие в чем?» — спросил себя Майкл.

Узоры, сплетенные ими из нитей основы, казались теперь твердой стеной. А в глубине черного треугольника время от времени мелькали серые полосы.

— Спицы колеса, — пояснил Пикколо.

Какое-то время они просто стояли и смотрели. Потом Рида сказала:

— Что ж, джентльмены, полагаю, мы пришли сюда не для того, чтоб любоваться. Все, что я хотела, я вам сказала. Встретимся на той стороне.

Пригнулась и, увидев очередную спицу, скользнула в черный проем.

«Откуда же, черт возьми, это дежа вю? — подумал Майкл, ныряя следом. О, конечно! Казимир Малевич»

О чем думал горбун, осталось неизвестным.

Иллюзорный мир за Темной Завесой вблизи часто оказывался на редкость реальным и ощутимым. Все время, пока спица колеса тащила ее вверх, Рида вела рукой по шероховатой, будто из неотесанного камня, стене.

Не жалела пальцев, потому что не знала, что случится, если она пропустит тоннель.

И как только рука нащупала пустоту, Рида змейкой скользнула в отверстие.

Реален или нет камень за Темной Завесой, не знал никто во вселенной, но сжимал он крепко, выдавливал из легких воздух ползти приходилось, отталкиваясь пальцами рук и ног.

Рида все еще ничего вокруг не видела и полагалась только на осязание.

Очень скоро стало трудно дышать, приходилось останавливаться через каждые три-четыре минуты. И все же мысль о том, что будет, если она застрянет в этом тоннеле навсегда, гнала ее вперед лучше всякого кнута.

О том, что случилось с Юзефом, о том, каково сейчас Майклу и Пикколо, она вообще не думала.

И тут пальцы уперлись в стену.

На мгновение Рида похолодела, потом, заставив себя ничего не чувствовать, медленно продвинулась вперед на два сантиметра. И принялась ощупывать стенки тоннеля.

«Ага, так и есть. Он делает поворот и уходит вверх. Ох, Scheise, а угол-то не слишком большой. Придется перевернуться на спину, иначе не согнешься».

Осторожно-осторожно, чуть выдвинув вперед правое плечо, она стала ввинчиваться в новое колено тоннеля.

«Так, плечи прошли, бедра у нас, слава Богу, не как у Кибелы, теперь снова на живот и согнуть колени.

Теперь…

Теперь я, кажется, все-таки застряла.

Только не паникуй, Рида Светлая, только не мечись.

Хотя метаться в узкой каменной трубе трудновато.

Будто в брюхе у мертвого змея.

Так, попробуем еще, потянись, потянись, должна же ты проскользнуть!

Нет, бесполезно.

Почему, собственно, должна? Где это написано?

Юзеф тоже так думал.

Запредельно простая ловушка.

И поза для смерти подобающая — коленопреклоненная.

А интересно, если я здесь умру, что будет с тоннелем?

Растает, как дым, или останется?

Другими словами, он существует в моем воображении или в реальности?

Молодец, очень своевременные размышления».

Оттолкнуться было не от чего, но Рида все же потянулась вверх, раздирая в кровь ладони, до звона в ушах, до разрыва сухожилий.

«Чего ты хочешь от меня, ты, гадкая шельма? — шептала она. — Оставь меня, я буду жить, пока я могу. Я придумаю для тебя потеху получше».

«Нет, бесполезно.

Ноги сдвинулись от силы на полсантиметра.

Нет.

Ни вперед, ни назад.

Интересно, если Юзеф погиб здесь, то как Кэвин с Пикколо смогли его вытащить?

И готовься к Танцу Смерти.

Ты пойдешь с нами, волей или неволей.

Только не паникуй, Рида Светлая, не паникуй.

Смерть от страха — не самая легкая».

И вдруг ей пришло в голову еще кое-что.

«Проклятье, что если все наоборот?! Узкий темный тоннель, опасность задохнуться… Конечно!

Не смерть, нет.

Самый древний страх человечества, сидящий в самых глубочайших глубинах сознания…

Рождение!»

Вот, что должно было ее убить.

Но если это так, тогда понятно, почему она все еще жива и не свихнулась от страха?

Что-то (или кто-то?), что расставило здесь ловушку на человека, совершило простейшую ошибку.

Ту, что стоила жизни некому шотландцу в древние времена на Земле.

И Рида, зажатая в каменных тисках в виде латинской буквы L, расхохоталась.

И громогласно объявила (ей все равно было, слышит ее кто-нибудь, или нет):

Так потеряй надежду на заклятие, пусть демон,

Которому служил ты, подтвердит:

До срока из утробы материнской

Был вырезан Макдуф, а не рожден.

«Только ребенок не ползет сам из материнского чрева.

Его…

Вот именно, его выталкивают».

Рида снова уперлась ободранными ладонями в стены и потребовала:

— Ну, так роди же меня! Роди, тужься ты, тупая сволочь! Ну, давай же, покажи себя!

Первая «схватка» едва не раздробила ей позвоночник.

Волна сокращений прокатилась по каменной утробе змея, грозя перемолоть кости, выжимая из груди последние молекулы кислорода.

И все же, Рида успела толкнуться и отыграть еще сантиметра два-три.

Глоток воздуха и следующая волна.