Последняя королева - Кристофер Гортнер

– Но полгода траура по моему брату уже прошли.

– О, дорогая моя, – прошептала она, – как я и боялась, вы ничего не знаете. Вам ничего не сказали.

Я встретилась с ней взглядом, и комната вокруг покачнулась.

– О чем не сказали? – услышала я свой собственный голос.

Маргарита молчала. По ее щеке скатилась слеза.

– Господи, что случилось? Филипп? Что с ним?

– Нет, мой брат в полном здравии и ждет внизу. Он не знал, захотите ли вы его видеть.

Я оцепенела:

– Филипп здесь?

– Я пришла не из-за него. – Маргарита взяла меня за руку. – Дорогая моя, ваша сестра Исабель… мне так жаль. Она умерла.

Наступила глубокая тишина.

– Нет… Не может быть.

– Знаю, для вас это немалый удар. Ее беременность проходила прекрасно, и никто не ожидал, что роды окажутся столь тяжелыми. Ваша мать прислала письмо, в котором просила Филиппа ничего вам не сообщать, пока не родится ваш собственный ребенок. Но когда я после долгого морского путешествия прибыла в Лир и он рассказал мне, что произошло, я настояла, что мы немедленно должны прийти к вам. Мне не хотелось, чтобы вы узнали страшную новость в одиночестве.

У меня перехватило дыхание. Лавиной обрушились воспоминания: Исабель во вдовьем одеянии, оплакивающая своего погибшего принца; ее недовольство, когда мы с Каталиной сбежали в сады Альгамбры; и еще ее слова в тот день, когда я покидала Испанию. Она сказала тогда, что мы никогда больше не увидимся в этой жизни. Откуда она знала?

– Господи, не может быть! – Я закрыла лицо руками. – Только не это. Моя бедная сестра!

Маргарита шагнула ко мне, чтобы обнять, но тут послышался тихий голос:

– Моя инфанта…

Подняв взгляд, я увидела Филиппа, который стоял на пороге со шляпой в руке. Он выглядел бледным и исхудавшим.

– Я получил письмо от твоей матери. Боюсь, это правда. Исабель умерла.

Донья Ана у дверей в спальню горько разрыдалась. Беатрис увела мою безутешную дуэнью прочь. Филипп подошел ко мне, и я посмотрела ему в глаза:

– Дитя моей сестры… оно…

– Жив. Это мальчик. Окрестили Мигелем. Но роды едва не погубили и его. Твоя мать отправила дитя в Гранаду, надеясь, что там его здоровье поправится.

– Гранада… Да, там чистый воздух. Гранада его исцелит.

Рука Филиппа была холодна как лед. Смогу ли когда-нибудь ощутить его тепло?

– Прости меня, пожалуйста, – тихо сказал он, и меня вновь резануло острой болью.

– Не могу. – Я отстранилась. – Не сейчас. Прошу тебя, уходи. Ты исполнил свой долг. Позволь мне остаться наедине с моим горем.

Губы его плотно сжались.

– Хуана, как долго это будет продолжаться?

– Не знаю, – прошептала я и, не оглядываясь, пошла в спальню.

Маргарита беспомощно стояла рядом с неподвижной фигурой брата.

Повернув ключ в замке, я села на кровать рядом с доньей Аной. Беатрис и Сорайя расположились по бокам, словно молчаливые стражи. Обняв несчастную дуэнью, я дала волю слезам.

На этот раз я не стала отклоняться от официального протокола, соблюдая траур по сестре, а вскоре, в начале ноября 1498 года, после удивительно недолгих схваток родила девочку, которую впоследствии окрестили именем Элеонора. Повитухи и врачи поспешили утешить меня, заявив, что, судя по столь легко прошедшим родам, у меня со временем родится сын. Я кивнула, скрывая тайную радость. Родив девочку, а не мальчика-принца, которого так желал Безансон, я расстроила все его тщеславные планы.

Увидев вопящего младенца, Филипп пришел в восторг. После того как надо мной совершили обряд в церкви, нас с ребенком под всеобщие аплодисменты официально представили двору, но в наших натянутых отношениях с мужем ничего не поменялось. Мы жили в одном дворце, вместе ужинали в зале, но, когда наши публичные обязанности были выполнены, я шла одна к себе в покои и запирала дверь на засов. Хотя Филипп неоднократно пытался призвать меня к здравомыслию, я его не слушала, обиженная и оскорбленная до глубины души. Я никогда не ожидала, что Филипп может захотеть другую женщину, а тем более лечь с ней в постель, и теперь не знала, что делать дальше. Я должна была пребывать на седьмом небе от счастья, имея новорожденную дочь и мужа, которого все считали прекрасным принцем, но никогда еще не чувствовала себя столь несчастной и одинокой.

После новогодних празднеств 1499 года ко мне в покои пришла Маргарита. Император, ее отец, обручил ее с герцогом Савойским, пожилым вельможей с богатыми владениями, и ей предстояло отправиться в Вену для встречи с новым женихом. Маргарита мне нравилась. Энергичная и умная, пережившая смерть моего брата, она теперь хладнокровно ожидала очередного замужества. Услышав новость, я слабо улыбнулась:

– Буду по вас скучать.

Она уперла руки в бока:

– Я уезжаю на следующей неделе, хотя с трудом представляю, как такое возможно в нынешних обстоятельствах. Как долго вы еще собираетесь себя мучить? Мой брат пребывает в крайнем унынии. Он почти не ест и не спит. Да и вы, похоже, тоже.

– Он мне изменил, – возразила я. – С чего ему предаваться унынию?

– Ma chérie, – вздохнула она, – если бы каждая жена запиралась от мужа, застигнув его со спущенными штанами, в мире больше не родился бы ни один законный ребенок.

Я знала, что она права. После многих размышлений и слез я поняла, что такова женская доля, но смириться все равно не могла. Мне не хотелось войти в число женщин, что подставляют другую щеку, когда их муж ходит на сторону. Стать такой, как моя мать.

– Я пыталась его простить, – запинаясь, сказала я. – Одному Богу известно, сколько раз. – Я помолчала, глядя в глаза Маргарите. – Мне сделать вид, будто ничего не было? Таков ваш совет?

– Нет. Он понимает, что совершил. – Она шагнула ко мне. – Но вы его любите, а он любит вас. Поверьте, гордость – не лучший советчик. Позвольте ему хотя бы прийти к вам. Дайте возможность исправить ошибку.

– Как он может ее исправить? Откуда мне знать, что подобное не повторится?

– Вы и не можете знать, – вздохнула она. – Дорогая моя, вы еще слишком молоды и не имеете опыта в сердечных делах. Вам не понять, что мужчины куда несовершеннее нас, несмотря на всю их похвальбу, будто они – сильный пол. Кто знает, почему мужчина ходит на сторону? Но мне известно одно: он вовсе не собирался причинить вам боль. Он просто в большей степени ребенок, чем вы, мальчик, которому пришлось слишком рано стать взрослым. А когда мальчики чувствуют себе отвергнутыми или преданными, они могут больно ударить даже того, кого больше всех любят.

– Я его не предавала! Я не отказывала ему в титуле, который он желал получить.