Конец Рублевки - Оксана НеРобкая

– Где ты была? – Вера Ивановна глядела на дочь покрасневшими глазами. Бог весть, что она передумала за эти два часа. Проснулась среди ночи от жажды. Возвращаясь с кухни, заглянула в комнату дочери. Кровать была пуста. Женщина осознавала, что искать девочку бессмысленно. Села на табуретку в прихожей и стала ждать.

– Гуляла, – Марка прошла в ванную и закрыла дверь на щеколду. Посмотрела в зеркало и не узнала собственное отражение. На нее взирало какое-то странное существо, лишь косвенно напоминающее ее саму. Вроде тот же овал, те же губы, брови и глаза, тот же нос. И при этом – лицо другого человека. «Так вот ты какая, галлюцинация», – усмехнулась девушка и повернула вентиль крана.

Ничего страшного не произошло.

Вера Ивановна стояла возле двери, прислушиваясь к шуму воды. Она хотела обнять дочь, сказать, что бесконечно любит ее, что нет никого дороже на свете. Они вместе преодолеют трудности переходного возраста, и все наладится. Собралась постучать и не отважилась.

Через год Мара поступила в ведущий университет города Хабаровска, на факультет управления. А еще через год перевелась в московский институт, который и закончила с красным дипломом. Работу в столице нашла быстро. Сначала устроилась менеджером среднего звена в небольшую иностранную фирму, затем доросла до руководителя отдела. А спустя три года хороший знакомый сообщил ей, что крупная звукозаписывающая компания подыскивает специалиста на должность координатора проектов. Девушка успешно прошла собеседование. Ее профессиональные навыки быстро оценили. Карьера устремилась вверх. Вскоре Летова стала зарабатывать приличные деньги и перевезла мать поближе, прикупив для нее небольшой домик в подмосковной деревне. К тому моменту Марка, Марина Николаевна, уже занимала пост генерального продюсера «Холидей Рекордс».

Глава 20

Меньше всего он хотел ее видеть здесь и сейчас. Вика стояла в зале прилетов у самого выхода в город и энергично махала рукой. Узкая зеленая трикотажная кофточка эффектно обтягивала ее грудь, кусочек обнаженного живота сверкал продетым в пупок колечком. Едва Сашка поравнялся с ней, кинулась на шею:

– Как же я рада, безумно-безумно рада, что ты вернулся! – оторвала ноги от пола, повиснув на парне.

– Откуда ты узнала номер рейса? – сурово спросил тот.

– Где хотение, там и умение, – Вика милостиво разжала объятия. – Приветствую тебя на Колымской земле! Ей очень тебя не хватало!

Натянуто улыбнулся.

– А почему ты на мои сообщения не отвечал?

– Занят был.

– Чем? – она насупилась. – Или, может быть, кем?

– Виктория, у меня приступ интравертности. Давай мы сядем в автобус и молча доедем до города. А поговорим в другой раз.

– Я с водителем.

– Отлично. Где машина?

Девушка просияла и повела кавалера к джипу на стоянке. Сашка открыл заднюю дверцу, пропустив спутницу вперед. Когда та нырнула в салон, наклонился:

– Счастливо, Виктория. Спасибо, что встретила меня. Это приятно, правда. Не обижайся, но я поеду один, на автобусе, – не дожидаясь ответа, захлопнул дверцу и знаком показал шоферу трогаться.

Купил билет, сел на рейсовый автобус. Привычный холмистый пейзаж за окном убаюкивал своей хвойной монотонностью. Сопки жались одна к другой, похожие как сестрички-близняшки. Лишь изредка на серо-зеленом полотне мелькали черные пятна – в этих местах некогда бушевал пожар, лес выгорел и с тех пор не восстановился. Парень подумал, что в ближайшие дни обязательно забурится на сопку поразмышлять в одиночестве. Тем более что поразмышлять было о чем.

Квартира, покинутая хозяином на каких-то четыре дня, казалась чужой и холодной. «Словно я целый год отсутствовал», – он огляделся по сторонам, почти ожидая увидеть толстый стой пыли на поверхности мебели и невесомую паутину на потолке, какая появляется в заброшенных или подолгу не проветриваемых помещениях. К счастью, взору предстали чистота и порядок. Сашка открыл форточку. Комната наполнилась холодным вечерним воздухом с едва уловимым запахом моря.

Вытряхнул на кровать содержимое дорожной сумки. Положил на стол фотоаппарат, которым так и не воспользовался в Москве. Удивительно: в поездке у него ни разу не возникло желания поснимать. Теперь он сожалел, что не сделал ни одной фотографии брюнетки. Хотя память цепко удерживала ее образ, иногда было бы приятно ощутить раздражение непосредственно зрительного нерва.

Побрел на кухню, включил плиту, достал из холодильника четыре яйца и пакет молока. Взбил омлет и вылил на разогретую сковородку. Ел без аппетита. В голове упрямо вертелись воспоминания об ужине в гостях у Летовой. Ее овощное рагу было таким вкусным. Но черт! Дело совсем не в этом! Первый раз в его жизни – исключая глубокое детство, когда еще был жив отец – кто-то приготовил для него. Возможно, она просто гостеприимная хозяйка, и всегда рада блеснуть кулинарными способностями при каждом удобном случае. Какая разница. Для Сашки ее посыл был не так уж принципиален.

Долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, подыскивая удобную позу. Промаявшись два часа, в отчаянии решил, что, видимо, нынешнюю ночь задремать не удастся. Лег на спину, уставился в серый потолок и отдался на милость мыслей, роившихся потревоженным ульем. Под утро накопившаяся усталость взяла свое. Веки потяжелели и закрылись. Он заснул.

Китайский будильник пикал целую вечность, прежде чем рука нащупала его и нажала на кнопку, остановив звуковую истерию. Сашка продрал слипающиеся глаза, пытаясь сориентироваться, где он, собственно, находится, и что происходит. Стрелки на часах отсчитывали четыре, пять, шесть минут восьмого. Пора ехать в редакцию. А во второй половине дня – в студию.

В редакции уже во всю кипела работа. Журналисты, покинув кабинет главного редактора, где каждое утро проводилась десятиминутная планерка, спешили начать сбор информации для нового номера газеты. Материалы следовало отдавать на верстку не позднее 15.00, в экстренных случаях допускался крайний срок – 16.00. После того, как принтер выведет макеты готовых полос, корректоры в авральном режиме проверяют ошибки, а дежурный по номеру прочитывает все статьи, чтобы незамыленным глазом найти возможные ляпы. Отредактированные и подчищенные страницы выводятся лазерным принтером на прозрачную пленку, которая и отправится в типографию. Свежий номер газеты будет отпечатан ночью, а рано утром попадет в киоски «Роспечати».

Максим крепко пожал руку друга:

– С чего это ты вдруг на планерку не явился? Проспал что ли? Ладно, Санек, тебе простительно.

Сашка сдвинул брови:

– С каких это пор я на привилегированном положении?

– Сегодня ты у нас важная птица. Целую колонку на первой полосе тебе посвящаем. Вот и твои 15 минут славы. Кстати, надобно твое фото.

– Не понял.

Журналист присвистнул:

– Ты прикидываешься? Или кто-то другой представлял Магадан на Московской благотворительной выставке?

– И чего? – Агеев искренне недоумевал.

Макс посмотрел на него, как отец на несмышленого сына:

– Иногда ты меня удивляешь, Санек. Это же новостной повод. Заметку я уже настрочил, с организаторами связался, комментарий взял. Осталось только тебе пару вопросов задать. И запечатлеть твой анфас.

– Сопротивляться бесполезно? – мрачно улыбнулся парень. Спорить с представителями четвертой власти – занятие бессмысленное. Если на планерке было решено опубликовать какой-то материал, то он будет опубликован. Сашка по себе знал: когда ему поручали сфотографировать какое-либо мероприятие – будь оно хоть трижды закрытым, он умудрялся проникать туда и возвращаться в редакцию с отличными снимками.

– Что-то ты не больно радуешься. Скромничаешь? Порой скромность украшает до такой степени, что сливаешься с интерьером, – загоготал Макс.

– Лучше сливаться с интерьером, чем являться им.

Приятель рассмеялся еще жизнерадостнее. У него явно было хорошее настроение.

– Ладно, Санек, пошли в кабинет, я тебя проинтервьюирую.

– Только будь нежен. У меня это в первый раз.

– Все случится быстро, ты и опомниться не успеешь. Да, кстати. Ира из отдела информации просила передать, что через полчаса вы вместе поедете в мэрию на совещание.

– Опять чиновников снимать?

Макс развел руками:

– А что поделать? Им тоже приходится уделять внимание.

…Сразу после обеда Агеев направился в студию, где отпахал до позднего вечера. Сложил аппаратуру и набрал номер Евгения – напомнить тому о завтрашней фото-сессии. Контора (дистрибьютор американской парфюмерной компании в северном регионе), заказавшая рекламу мужских духов, одобрила его кандидатуру. После коротких дебатов было решено снимать на природе, на фоне Охотского моря, суровость которого органично вписывалась в рекламную концепцию «аромат для сильных мужчин, способных любить».