Один раз в миллениум - Чингиз Абдулаев

— Извините, — пробормотала она, — вы тот самый эксперт Дронго, который раньше работал в ООН?

— Да, — кивнул он. — Неужели вы обо мне слышали?

— Кое-что, — она отвернулась, потом снова с любопытством взглянула на него.

Он не ошибся. Интерес к нему у Линовицкой был. Возможно, она действительно слышала о нем.

— Вы работаете экспертом в компании Халуповича? — спросила она.

— К счастью, до этого еще не дошло. Я всего лишь эксперт по расследованию той загадочной истории, которая с ним произошла. Эдуард Леонидович попросил меня ему помочь.

— И вы ему помогли? — спросила она.

— Пока нет, — честно признался Дронго, — но еще нет шести часов вечера, а я надеюсь, что до полуночи смогу решить хотя бы некоторые из его проблем. Извините, но вам лучше говорить с самим Эдуардом Леонидовичем. Уверяю вас, что вы узнаете много нового и неожиданного.

Он вышел из кабинета, чувствуя на себе ее взгляд. «Как все глупо устроено, — думал Дронго, вспоминая Джил. — Когда тебе двадцать лет и ты сходишь с ума из - за женщин, встречающихся на твоем пути, тебя никто не знает, тобой никто не интересуется. У тебя нет ничего — ни денег, ни имени, ни состояния, ни связи, ни славы. А когда к сорока годам ты начинаешь обрастать всем этим, в душе начинает затухать тот самый огонь, который сводил тебя с ума в двадцать лет. Если бы эта симпатичная молодая женщина двадцать лет назад посмотрела на него так, как смотрит сейчас, он бы сошел с ума от восторга. А сегодня он лишь констатировал ее интерес к нему. И не более того».

В приемной по-прежнему сидели оба водителя и Трошкин, ожидавший вызова Халуповича. Он был так напуган, что не решался войти в свой кабинет. Дронго подошел к столу, где раньше сидела Ольга. Здесь уже побывали сотрудники милиции и забрали вещи несчастной. Оба водителя угрюмо посмотрели на него. Он сел рядом с ними. Миша был в своей куртке, а Егор в теплом джемпере. Нина, выйдя из кабинета Трошкина, села на свое место.

— Как вы думаете, — раздался голос Трошкина, — нас сегодня отпустят домой или мы останемся здесь?

— Отпустят, — успокоил его Дронго. — А почему вы здесь? По-моему, Эдуард Леонидович распорядился еще раз проверить все помещения.

— Меня отослал Шальнев, — пояснил Трошкин, — он считает, что я могу понадобиться Эдуарду Леонидовичу. Дело в том, что Шальнев начал осмотр помещения вместе с этим майором. Как его фамилия? Кажется, он чечен? Вот уж не думал, что чеченам разрешают служить в нашей милиции.

— Чеченов нет. Есть чеченцы, — терпеливо поправил его Дронго. — И с чего вы взяли, что он чеченец?

— Он сам сказал, — ответил Трошкин, — я спросил, как его фамилия. И он представился — майор Озиев. Я спросил, почему у него такая редкая фамилия. Я думал, он армянин или грузин. Их в органах достаточно. Но он оказался чеченом. Ну этим, как его, чеченцем. А я всегда считал, что их не берут на работу в милицию.

— И почему им нельзя там работать? — спросил Дронго.

— А вы разве не знаете? — удивился Трошкин. — Разве можно им доверять? Им же выдают удостоверения сотрудников милиции, оружие и право на его ношение. Проведут кого угодно! Им доверия нет. Ну армяне всякие или грузины — это еще куда ни шло, хотя тоже «залежалый товар». Это я еще понимаю. Они все-таки христиане, хотя все равно второй сорт. А чечены? Разве можно их пускать на государственную службу? А завтра начнут пускать в милицию и азеров разных, лезгин, татар. Это что тогда получится. Азеры с базара в милицию побегут? Нет. Никого пускать нельзя. Ни чеченов, ни других черномазых. Иначе наша милиция нас уже защищать не будет. Зачем нам такая милиция?

— Между прочим, я родился в Баку, — сообщил Дронго. — Вы даже не спросили меня, кто я по национальности, прежде чем начали свой спич.

— Вы, наверное, югослав. Или румын? — с надеждой спросил Трошкин. — Может, болгарин? Такое редкое имя — Дронго. Или еврей? — вдруг испуганно предположил он.

— Знаете, Трошкин, почему вы всегда будете работать помощником и никогда не станете никем другим? — Впервые за весь день Дронго стало смешно. Перед ним сидел человек, имеющий четкие взгляды на мироздание, и потому такой несчастный и одинокий.

— Нет, — ответил Трошкин.

— Именно поэтому, — улыбнулся Дронго, — как вы сегодня сказали? «Среди женщин одна дрянь осталась». Так, кажется? А представители других народов — тоже, значит, отбросы. Потрясающая теория.

— Я же только вам так говорил, — испуганно пролепетал Трошкин, оглядываясь на Нину.

— А я повторил для всех, — сказал Дронго к явному удовольствию водителей. — Представляю, как вы мучаетесь, Трошкин. Столько разных инородцев повсюду И как только вы такое терпите!

— Не нужно, — умоляюще попросил Трошкин, — я ошибся. Я не знал…

— Нужно, — жестко оборвал его Дронго. — Если вам никто не объяснил, что вы идиот, Трошкин, если вам не объяснили, что в приличном обществе не говорят подобные вещи, то нужно! Боюсь только, что на роль воспитателя я никак не подхожу. Но на будущее учтите, что вам нужно хотя бы скрывать свои взгляды. Иначе либо получите по морде, либо с вами перестанут общаться. А такому ничтожеству, как вы, будет трудно найти работу.

Трошкин молчал. Он вытер ладонью пот с лица и тяжело дышал. В приемную вошел майор Озиев, и Трошкин вздрогнул, увидев его. Он умоляюще посмотрел на Дронго, тревожно ожидая продолжения разговора. Но тот уже забыл о нем.

— Что-нибудь нашли? — спросил Дронго майора.

— Ничего, — мрачно ответил майор. — Никто даже крика ее не слышал! Кто здесь Трошкин? Нам нужно и на пятом этаже комнаты проверить.

— Я, — вскочил Трошкин, — конечно, проверим. Мы с их завхозом договорились. Он до сих пор сидит в институте. Идемте, товарищ Озиев, я вам покажу.

Он, улыбаясь, назвал майора «товарищем», зная, как не любят офицеры милиции и армии, когда к ним обращаются со словом «господин».

Когда они вышли, Дронго улыбнулся. Несчастный помощник заикался от страха при мысли, что Дронго расскажет майору о его отношении к иноплеменникам. Дронго обратился к водителям:

— Вы Олю хорошо знали? — спросил он Мишу.

Тот угрюмо кивнул. Егор молчал.

— Хорошая девушка была, — неожиданно сказал Миша. — Нашел бы того, кто это сделал, своими бы руками удавил.

— А я бы его не убивал, — произнес мрачный Еrop. — Пусть бы мучился, как бешеная собака.

— Такие не мучаются, — возразил Миша. — Да что говорить! Нету уже нашей Оли.

— Она вчера оставалась в офисе вместе с девочкой, — напомнил Дронго, — и Нина забрала Таню к к себе домой поздно вечером. Правильно?

— Да, — ответил Миша, — приехала на дежурной машине.

— А Оля? Ведь было уже поздно. Или она пешком пошла?

— Зачем пешком? — ответил Егор. — Вчера погода была плохая. Когда я вас из «Метрополя» забрал и к дому подвез, то увидел машину Миши. Пока вы в доме были, я отвез Ольгу домой. У меня на это было разрешение Эдуарда Леонидовича.

— Сегодня она спустилась вниз, чтобы передать вам записку Эдуарда Леонидовича для сотрудников охраны, — напомнил Дронго.

— Нет, — ответил Егор, — мне она ничего не передавала. Эту бумажку Трошкин получил. Она ему нужна была. Охранники нас знают, но в нашей компании правила строгие.

— А утром кто их привозил? — спросил Дронго.

— Миша, — ответил Егор, кивнув в сторону напарника, — мы с утра поехали в прокуратуру, и я там ждал. А Миша, значит, их привез на работу и потом к вам поехал.

— Скажите Миша, как выглядела девочка?

— Нормально. Смирно сидела, ничего не трогала. Она вообще молчаливая, в себе вся…

— Замкнутая, — подсказал Дронго.

— Да, замкнутая, — согласился Миша, — слова из нее не вытянешь. Но с Ниной она разговаривала. Видимо, понравилась ей наша Нина.

— Она не спрашивала вас про свою бабушку? — уточнил Дронго у Миши.

— Нет, — ответил тот, — утром мы с ней вообще не говорили. Она все время молчала. И сумочка у нее с собой была.

— У нее могли быть деньги? — спросил Дронго.

— Откуда? — пожал плечами Миша. — Бабушка с таким трудом деньги зарабатывала. Откуда у Тани могли быть деньги…

— А мать им не помогала? Вы ведь говорили, что она уехала на заработки в Югославию?

— Да разве оттуда поможешь? — удивился Миша. — Она там деньги зарабатывает, чтобы потом в Москву вернуться. Будет она кому-нибудь доверять, деньги пересылать. И где найдешь еще такого, кому деньги доверить можно. Сейчас, известное дело, любой может деньги зажать или спереть.

— Почему обязательно пересылать деньги с нарочным? — мрачно спросил Дронго. — Сейчас есть масса других способов. Можно перевести деньги на получателя, можно оформить специальным поручением. Можно по почте.

Миша и Егор переглянулись и улыбнулись.

— Нельзя, — сказал Миша, — если на почте кто узнает, что доллары пришли… Разве такое скроешь. Сразу за деньгами придут. А дверь у них хлипкая. В их доме пара алкашей обитает и еще несколько «нюхачей», наркоманов всяких. Да они за сто долларов и бабушку, и внучку к потолку бы прибили! Нет, деньги переводить нельзя. Да и потом доверия нашим банкам нету. После девяносто восьмого кто им доверяет? Если даже Эдуард Леонидович погорел, то разве другие умнее его? Вот поэтому я и говорю, что мать Тани ничего им не присылала. И у Таньки денег никогда не было. Вы бы видели ее пальтишко. Совсем старенькое, одни воспоминания оставались. Спасибо Эдуарду Леонидовичу, он недавно ей классное пальто подарил. В Америке купил для дочери, а оно ей мало оказалось. Он и подарил пальто Таньке. Когда я это пальто привез, она даже не поверила, что это ей. Так радовалась. А в доме у них пусто. Телевизор старый, его уже давно пора в утиль сдать. Никакой мастер не брался. Все время из строя выходил. Но иногда показывал первую программу, хотя трудно было понять, что там происходит. Только радио работало. Вот Таня его целыми днями и слушала, когда дома бывала.