Мстислав - Борис Тумасов

На губах мастера промелькнула улыбка.

- Коли думы стратига станут известны магистру, то они не будут тайной для его жены.

Савва, уходя, уже с порога, сказал:

- Жди меня на той неделе.

Что ни год, растёт Тмутаракань. Во все три Стороны разбегаются посадские избы. Особенно много их понастроили касоги, что переселились в Тмутаракань с гор. Из касогов торговых людей и ремесленников мало. Всё больше в дружине князя служат. Подковой изогнулся посад вокруг города, прижался к крепости, а концами крыльев к морю прильнул.

От восточных ворот, сразу же за посадом, в низине, немалое озеро. Вода в нем из дальних и ближних ключей собирается. Всю Тмутаракань озеро поит.

Из озера по гончарным трубам вода поступает в крепостную подземную цистерну. Вход в хранилище прикрывает тяжёлая решетчатая дверь, запертая пудовым замком. Это вода на тот случай, если враг осадит Тмутаракань и придётся отсиживаться за крепостными стенами. Где и как заложили строители водопровод, никто не знает. Мстиславу сказывали, что Святослав велел мастерам класть те трубы не по траншее, а по подземному ходу, чтоб о том не проведали жители. А когда водопровод был готов, по приказу князя мастеров вывезли на ладье в море и утопили. С ними сгинула и тайна подземных труб. Так ли это, не так, но людская молва живуча. И об этом думал Мстислав, пока тиун огнищный Димитрий отмыкал замок.

Массивная дверь открылась со ржавым скрипом. По каменным винтовым ступенькам князь спустился вниз. Здесь, в хранилище, у глубокого каменного чана с чистой прозрачной водой сыро и холодно. Сверху через дверь проникает блеклый свет. В полумраке влажно блестят поросшие мхом стены подземелья. Мстислав наклонился над чаном, выпил глоток. Ледяная вода перехватила дыхание.

- Студёная? - спросил за спиной Димитрий.

- Угу, - удовлетворённо ответил Мстислав Холод лез под тонкую рубашку, морозил тело.

Постояв ещё немного, князь вышел из хранилища. Солнце ярко ударило в глаза. Мстислав зажмурился. Димитрий, навесив на дверь пудовый замок, удалился. Из хором выскочил Усмошвец. На воеводе рубашка нараспашку, широкие порты вправлены в мягкие сапоги. Заметив князя, он сбежал к нему с крыльца.

- Нынче хочу полки в поле увести, ученье устроить.

- Ты, Ян, особливо погляди, чтоб касогов русскому бою обучить, - ответил Мстислав, любуясь, как под рубахой воеводы переливаются тугие мышцы.

- О том и мыслю. Они-то с нами ещё в деле не были.

- Скоро, верно, доведётся побывать. Выводи полки, а я приеду с обеда. Кормить воинов по-походному на биваке будешь?

Усмошвец согласно кивнул, заторопился. Мстислав поглядел вслед, подумал: «Догодил отец, что дал мне такого воеводу. Хоть и не знатен, но в делах ратных разумен и годами товарищ. Не доведи, послал бы в Тмутаракань воеводу Блуда. Коварен оказался и на добро не горазд».

Через распахнутые настежь южные ворота, выходили полки. А из ближних, восточных, покидала крепость дружина. На застоявшихся конях, ряд за рядом, блистая оружием, проезжали воины. Прогарцевал на тонконогом жеребце тысяцкий Роман. Из хором в накинутом поверх Кольчуги синем плаще вышел Усмошвец.

Мстислав кликнул стоявшего поблизости отрока:

- Василько,коня мне и доспехи!

Воевода рассмеялся:

- Что, либо позабыл, сказывал, с обеда приедешь?

- Иные дела повременят, - махнул рукой князь.

3

Всю жизнь Добронраву преследовал запах рыбы: сырой и вяленой, отварной и копчёной. Рыбным духом напитались ладья и сети, клеть и даже стены жилища.

Небогато жили они с Баженом, кормил их рыбный промысел, но жилище Добронрава держала в порядке. Стены и потолок мелом выбелены. Посуда глиняная и деревянная на поставцах выставлена. Старый сосновый стол и скамья выдраены до блеска морской галькой. У стены лары покрыты домотканым холстом. Тут же рядом печь.

Никто не мог бросить Добронраве в упрёк: «У тебя нечисто». И даже самые придирчивые старухи, судившие всех своей мерой, не могли сказать о ней ничего дурного.

В этот вечер Добронрава засиделась допоздна. Важен с товарищами уплыл на лиманы да там и задержался. В избе тускло горела лучина. На печи в глиняном горшке булькала уха. За стеной шумел дождь. Он барабанил по единственному, затянутому бычьим пузырём оконцу.

Много минуло лет, но Добронрава помнит смутно, как мать, высокая и красивая, вечерами ткала и пела им с Баженом песни. Мать умерла в ненастный год; когда мор прибрал половину выселок.

Кто-то открыл дверь, и вместе с вошедшим дождь плеснул в избу. Закачалось пламя лучины. Незнакомец в промокшем насквозь корзно поспешил закрыть дверь. Потом шагнул к свету. Теперь Добронрава узнала князя. Она растерялась. А Мстислав, повесив корзно на колок, вбитый в стену, разгладил мокрые волосы и, одёрнув рубаху, сел на скамью.

- Непогода в пути застала. Вижу, у тя огонёк светится. Дай, думаю, обсушусь.

И улыбнулся, взглянув на зардевшееся лицо рыбачки.

- Брат-то твой где?

- На лов ушёл.

- Это в непогоду-то?

- Загодя, да там и дождь, видимо, решил переждать.

- А у тя ухой пахнет. - Мстислав вдохнул шумно. - Сказывал же тогда, на уху приду.

Добронрава метнулась к печи, схватила с поставца Миску и ложку, налила, поставила перед князем. Сказала с поклоном:

- Отведай нашей еды.

Уха дымилась паром и обжигала. Отроду не ел Мстислав такой. Не заметил, как и опорожнил миску. Добронрава хотела ещё подлить, но он отказался:

- Оком бы всё поел, да живот не примет. Теперь повалюсь к те на уху, и не рада будешь.

- Приходи, в море рыбы не убудет.

- То верно. Но станешь ли меня принимать?

- Ты князь.

- А как не князь?

Добронрава подняла глаза, ответила смело:

- Если для забавы, нет.

- А коли скажу, будь женой князя?

- Ты сначала скажи, а потом и ответ услышишь.

- Спасибо на том. - И уже с порога сказал: - Жди, скоро приду с тем.

В боярских горницах судачат, перемывают Мстиславовы кости. Носят из хором в хоромы:

- Слыханное ли дело, князь на рыбачке женится.

- Святополк-то, гляди, короля польского дочь держит. Ярослав со свейским королём породнился, а наш Мстислав со смердами в родство входит.

И посмеивались, похихикивали.

- Уж коли не княжью дочь, то хоть бы боярскую. Либо наши боярышни не белотелы да не пригожи?

Тысяцкий Роман, приглаживая седые усы, говорил боярину Димитрию:

- Покойный князь Володимир дал нам воеводой смерда Яна, А ныне князь Мстислав во княгини берет дочку смердову.

Но тиун огнищный Димитрий только головой покачал, ничего не ответил. И ушёл молча, оставив тысяцкого гадать, передаст ли Димитрий его, Романовы, слова князю.

Но при Мстиславе бояре молчали, опасаясь княжьего гнева. А Мстислав будто не замечал их недовольства, торопил со свадьбой.

Тиун огнищный совсем с ног сбился в приготовлении. День и ночь на поварне пекли и жарили, варили и солили. Свадьба-то княжья, не боярская. На свадьбе князя не только дружина, но и вся Тмутаракань до Корчева гулять будет. Вот и покрутись, чтоб всяких съестных припасов вдосталь хватило. Боярин Димитрий то и дело, княжьи клети отпирает для поварих. Вздыхает, глядючи, как уплывают продукты. Эх, прокорми такую прорву!

Свадьба пришла шумная, песенная. Княжии двор столами уставили и на них снеди полным-полно навалили. Мясо целыми окороками отварное и птица битая, на вертелах зажаренная, осётры, на духу запечённые, пироги и поросята дикие, жаренные в целом виде, яблоками умощённые…

Неделю пировала дружина на свадьбе, неделю веселился городской люд, славил князя с молодой княгиней.

Ликовали тмутараканцы:

- Теперь Мстислав наш князь, породнился с нами.

- Вестимо дело. Какую красавицу мы ему отдали.

- Добронрава по князю.

И шли на княжий двор выпить за здоровье молодых.

Боярин Димитрий по радостному случаю велел налить дворовым по корчаге мёда да обед сварить сытный. Дворня по корчаге выпила, понравилось, тайно ещё бочонок почала, всю ночь бражничала да на посаде девок пугала.

А на другой день Димитрий от такого своевольства дворни занемог. Ведунья, беззубая баба, боярина травяным настоем отпаивала да в кадке парить задумала. Да по дури плеснула кипятка на голый боярский зад.

Димитрий подхватился и в чём мать родила припустил по двору. Потом до самого полдня шустрый отрок прямо из бадейки хлюпал на боярский зад ключевую воду. Когда маленько отошло, хотел было Димитрий наказать холопам, чтоб похлестали бабку кнутами, да одумался, ещё не в последний раз кличет.