Уот Тайлер - Уильям Эйнсворт

Одежда лорда-мэра состояла из темно-синего бархатного кафтана с меховой опушкой; его камзол был из такой же материи; шею окружал воротник «S.S.»[17], с пояса спускался меч, которому впоследствии суждено было сделаться историческим.

Сэр Уильям Вальворт был богатый лондонский купец и пользовался большим почетом у своих сограждан за высокие качества своей души. Он был членом Компании Рыботорговцев, и когда возвысился до поста лорда-мэра, товарищи устроили в честь его изумительно блестящий пир. Впоследствии его статуя была помещена в большой зале Компании Рыботорговцев, в углублении, позади кресла первого старшины.

Сэр Джон Филпот также был богатый и известный лондонский купец. Года за три до того времени, к которому относится наш рассказ, он совершил удивительно отважный подвиг, о котором выше было уже упомянуто вскользь. Когда вспыхнула война с Шотландией, один смелый морской разбойник, по имени Мерсер, командовавший несколькими кораблями, рассеял торговый флот из Скарборо. Государственный совет не предпринимал ничего для задержания дерзкого разбойника, который безнаказанно продолжал хозяйничать на Северном море. Тогда сэр Джон Филпот снарядил маленькую эскадру на свой собственный счет и отправился ловить отважного капитана. Мерсер был легко найден. Он не только не пытался скрыться, но приготовился вступить в борьбу с храбрым лондонским гражданином, который вдруг бросился на него и, взяв в плен его и все его корабли, доставил их в лондонский порт. За этот доблестный и патриотический подвиг он получил выговор от Совета, который запретил ему вести войну на свой страх. Но его не смутило такое порицание, он чувствовал, что заслужил признательность своих сограждан.

Почти такого же роста, как и сэр Уильям Вальворт, и такого же крепкого сложения, храбрый рыцарь хотя и не отличался правильными и красивыми чертами, по его открытое, мужественное лицо дышало выражением твердой воли. В его волосах пробивалась уже седина, а щеки покрылись загаром от бурь и непогод. В его одежде были изгнаны всякие украшения. На нем был меховой кафтан, под которым виднелся бархатный камзол. За поясом висели кошелек и короткий широкий меч.

Когда лорд-мэр и его спутник приблизились к королевскому помосту и каждый из них сделал глубокий поклон, Ричард поднялся со своего места и, спустившись на одну ступеньку, но не больше, приветствовал их с большим достоинством.

— Добро пожаловать, мой добрый лорд-мэр! — воскликнул он. — Добро пожаловать также, мой храбрый и верный сэр Джон Филпот! Мы очень рады видеть вас обоих в такую минуту, когда нашему трону угрожают мятежники. Надеемся, что вы принесли нам добрые вести и можете дать подтверждение в том, что ваши сограждане продолжают быть столь же верными и любезными к нам, как и до сих пор. Не правда ли?

Произнеся эту маленькую речь, король снова сел на свое место.

— Государь! — ответил лорд-мэр твердым голосом. — Не могу отвечать на заданный вами вопрос так твердо, как желал бы. Но я не хочу прикрывать истину, как бы неприятна она ни показалась вашему величеству. Большая часть лондонских граждан по-прежнему верны и преданы; к сожалению, я должен сказать, что есть ненадежные личности, которые подстрекают других к восстанию против вашей власти.

У Ричарда вырвался крик гнева.

— А что скажете вы, сэр Джон Филпот?! — воскликнул он. — Подтвердите ли вы слова лорда-мэра? Верите ли вы, что граждане Лондона (полагаю, лишь очень немногие) строят ковы и бунтуют?

— Ваше величество, это совершенно верно! — ответил сэр Филпот. — Какое-то зловредное влияние уже давно вызывает среди них брожение, многие честные граждане уклонились от своих обязанностей.

— Но откуда же шло это зловредное влияние, сэр Джон? — резко спросил король.

— Об этом, государь, опасно говорить открыто, — отвечал тот. — Мои подозрения я мог бы высказать только с глазу на глаз королю.

— Не намекаете ли вы на кого-либо из членов Совета?

— Я не намекаю ни на кого, государь.

— В таком случае, выскажитесь яснее!

— Сэр Джон высказался настолько подробно, насколько мог, — шепотом заметила принцесса, обращаясь к королю. — Ведь не смеет же он назвать твоего дядю, графа Букингама, при всех! Ты должен расспросить его в частной беседе.

— Если так, — сказал Филпот, — то я смело объявлю его имя величеству и готов принять все последствия за мои слова на свою голову. Некоторых из тех, которые подготовили это восстание, не нужно далеко искать.

С этими словами он направил выразительный взгляд на Чосера, который, как мы уже видели, стоял недалеко от короля.

— Если это низкое и клеветническое обвинение направлено против меня, сэр Джон, то мне очень легко будет освободиться от него, — сказал поэт. — Мессер Венедетто и я, оба попали в плен к мятежникам и обязаны нашим освобождением только ее высочеству, принцессе Уэльской.

— Вы были в Дартфорде в то время, когда вспыхнуло восстание? — продолжал сэр Джон, по-прежнему пристально и многозначительно глядя на Чосера. — Вас видели разговаривающим с главарем мятежников.

— Полно, добрейший сэр Джон! Это ничего не доказывает, — вмешался в разговор Венедетто. — Я также был в Дартфорде в то время, когда вспыхнуло восстание, и я также разговаривал с Уотом Тайлером, однако это не помешало другому главарю мятежников взять меня в плен, где я, наверно, остался бы и посейчас, подвергаясь смертельной опасности, если бы меня не спасло милостивое участие принцессы, которая подтвердила, что я могу заплатить крупный выкуп. И я, разумеется, заплачу, хотя эти люди — мятежники.

— Но вы не принадлежите, как господин Джеффри Чосер, к сторонникам герцога Ланкастера, — заметил Филпот.

— Вы не простили еще герцогу, сэр Джон, того порицания, которое вам было сделано за ваше ведение войны на свой страх, помните, в деле с шотландским пиратом Мерсером, — заметил Чосер. — Его милость герцог Ланкастер также мало причастен к восстанию, как и я.

— В таком случае, на него, а также на графа Букингама возводится тяжкая клевета. Дело в том, что лондонские граждане опираются на эти два имени, — сказал Филпот. — Одни орудуют за Джона Гонта, другие — за Букингама.

— И никто за короля?! — воскликнула принцесса.

— Нет, государыня, — возразил Филпот, — я говорю только об отступниках, но, без сомнения, большая часть граждан все еще преданы трону.

После этого замечания произошел перерыв, так как появившийся камергер доложил о прибытии архиепископа кентерберийского и лорда-казначея.

Глава VIII

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ И ЛОРД СВ. ИОАННА

Симон Сэдбери, кентерберийский архиепископ и канцлер Англии, был человек представительной наружности, которая еще более выигрывала от роскоши и великолепия его одежд. Его подрясник и далматика, а также обувь и перчатки были покрыты богатейшим шитьем из золота и белого шелка. Перчатки, сверх того, были украшены даже драгоценными камнями. Его голову покрывала шелковая шапочка.

Высокого роста, с преисполненным гордости выражением лица, архиепископ держал себя с большим достоинством. То был человек редкого ума, обладавший замечательно правильным суждением во всех делах, как церковных, так и светских. Симон Сэдбери пользовался большим влиянием на государственных советах в последнюю половину предшествовавшего царствования — король Эдуард III очень дорожил его мнением.

Призванный на пост канцлера по вступлении на престол Ричарда II, он выполнял обязанности своей почетной должности с замечательным искусством и добросовестностью, что не мешало, однако, его врагам возводить на него бездоказательные обвинения.

Со времени своего вступления на архиепископский престол в 1374 году Симон Сэдбери много потрудился на благо Кентербери: он улучшил внутреннее устройство собора, расширил свой дворец, поправил приходившие в ветхость городские стены и построил новые ворота, которые остались памятником его деятельности.

Сэр Роберт Гэльс, гроссмейстер госпиталитов св. Иоанна[18] и лорд-казначей, отличался крайне суровой наружностью. Редко кто видел хоть малейший проблеск улыбки на его строгом лице. Орлиный нос, черные проницательные глаза, желтый цвет лица, гладко выбритые щеки и черные, коротко подстриженные волосы — вот каков был этот человек. Его шею охватывал широкий ворот, унизанный драгоценными каменьями. Он был облачен в длинную мантию черного бархата, с широкими рукавами, опушенными соболем. На голове его была черная бархатная шапочка без всяких украшений.

Когда архиепископ и лорд св. Иоанна приблизились медленной, величавой поступью, лорд-мэр и сэр Джон Филпот отступили в сторону, а Ричард спустился с помоста.

Почтительно склонив голову, король не подымал ее до тех пор, пока архиепископ не произнес над ним благословения. Затем он поблагодарил его милость, архиепископа и лорда-казначея за то, что они так поспешно явились на его приглашение.