Ноша - Татьяна Нелюбина

Снежное!

Снег выпал!

Крыши, деревья, газоны, кусты, тротуары, дороги – всё белое!

Белоснежное рождество.

Вчера ещё на балконе сидела, лил дождь, я думала, стало бы холоднее, снег бы пошёл!

И – пожалуйста, вот он!

Митя проснулся, засыпал деда вопросами:

– Фея приходила? Зуб не унесла? Что сказала? Как выглядела? Какие у неё глаза?

Аксель ко мне повернулся:

– Может, ты про фею расскажешь? – И шепнул: – У меня фантазии не хватает.

– Поднапрягись, – шепнула я. – А мне надо завтрак готовить.

Он на работу поехал, а мы в снег вышли. Но Митю не снег, а зуб занимал. Он его в красивую коробочку с надписью Erster Zahn[36] спрятал, а коробочку с собой взял, в карман положил. Из другого кармана вынул мишку с шарфиком, на котором было написано Cola, и задумчиво сообщил:

– Cola, это что любят дети, а им нельзя.

– Да? Почему?

– Мама сказала.

– Ну, раз мама сказала, то так и есть. Давай в снежки поиграем.

– Нет, пойдём в магазин.

– А что нам там надо?

– Cola,

– Э нет, дорогой, раз мама сказала, мы её будем слушать. Да и неохота мне в магазин пилить.

– Тогда на автозаправку, она близко.

Вчера бы ещё я не заморачивалась, купила, раз хочет, но Юля мне выдала новые ЦУ (то не есть, это не пить, голой, когда Митя в ванне ныряет, не ходить, и чтоб Митя один спал, а не с нами). Я отмахнуться хотела: «Да не парься ты!» Но обидно стало, вот ведь как за жабры взяла. В купальнике Митю мыть? Дискуссии разводить: «Митя, ты должен спать один» – «Почему?» – «По кочану».

– Только Антону не говорите… – попросила она.

– Естественно! – Должны же быть у нас наши бабские тайны.

Чок-чок, молчок. Я шёлковой стала. Скрываю, что колючая, как верблюжье одеяло.

По струнке хожу.

Из-за паршивой колы.

– Ладно, пошли.

Мы купили колу, открыли, Митя сделал два глотка, третий не смог:

– Горько… И с газом. Я не люблю с газом.

Я допила колу – не выбрасывать же – и сказала:

– Мне тоже не понравилось. Какой вывод делаем?

– Это не то, что любят все дети, хоть им и можно.

– Глубокая мысль. Даже я бы до такого не додумалась.

Мы насилу дождались, когда придут Настя и Маша, Маша взяла с собой… Щелкунчика. Умрёшь со смеху. Деревянного, пол-метра высотой, Щелкунчика взяла на прогулку, потому что «очень его любит, а он очень любит снег». Митя свой зуб показал. Обстоятельно рассказал про доктора, про фею, которую так и не увидел, хотя не спал, зуб сторожил, чтобы не утащила.

Мы перекусили в кафе, Щелкунчика тоже, естественно, накормили. По дороге домой на качелях покачали, раз «дневной сон». В моём детстве его «тихий час» называли.

И как Митя ни уговаривал, я не поддавалась отменить мой заслуженный «тихий час», а повезёт, так и два, это святое. Полежать, почитать, покоем насладиться по полной.

В субботу у Акселя была встреча с друзьями, а мы с Настей, Машей и Кришаном поехали в лес, где они осенью обычно грибы собирают.

Я (из-за моих габаритов) сидела с Кришаном впереди, а Настя – сзади, между двумя детскими сидениями. Митька и Маша решили, что мы – лисья семья. Дружно тявкали всю дорогу.

Приехали в лес, оставили машину на обочине, пошли хрустеть по снежку вокруг озера.

Кришан рассказал нам невероятную историю.

В начале ноября он приехал сюда один, в этот лес, шёл этой тропинкой, по которой мы шли, но вот здесь, где мы сейчас остановились, он свернул направо, долго шёл по кромке поля и забрёл… в чащу.

– В чащу?! – ахнули мы.

– В чащу! – подтвердил Кришан. – Я не знал, не ожидал, что у нас есть такие места!

И я не знала, не ожидала, что в часе езды от Берлина есть такие леса. Заповедные.

– Иду. Сосны, ели, лес всё гуще становится. Впереди – взгорок, деревья поваленные, мшистые камни в мой рост. Я с трудом забрался туда, мох, бурелом, тишина, камни скальные, и среди них что-то светится. Белым.

– Что?!

– Гриб!

– Гриб?!!

– Гриб-баран! Я наклонился, дотронулся до него… он рассыпался. Как ни бывало. И продолжает светиться!

– Что продолжает светиться?

– Грибной прах.

– Вот это да.

– Я пошёл дальше. В лесу стемнело, сосны, ели – плотно стоят, как в заколдованном лесу. Цвет – только один, холодный зелёный: хвоя, мох. Ни одного листка – ни одного, ни жёлтого, ни красного листка, только этот холодный зелёный цвет. И вижу – светится что-то, тёплым охровым цветом…

– Что, что?

– Гриб-баран.

Дети, хохоча, начали выводить:

– Ко-ко-ко!

А не «бе-е-е», потому что Кришан рассказывал историю по-немецки, а по-немецки гриб называется «Krause Glucke» – «курчавая курица».

Вот дети сейчас и соревновались, кто громче «споёт» – Маша кудахтала, Митя кукарекал. Ну а мы с Настей блеяли, хоть «гриб-баран» и назывался по-научному как-то сложно: «спарассис курчавый».

В воскресенье сын позвонил:

– Мам, как вы там?

– Хорошо, а вы?

– И у нас всё хорошо. Мам, может, не надо сегодня Митю домой приводить? Реветь начнёт. Я утром его заберу и в садик отведу.

– Да, хорошо.

– Ой, мам, спасибо!!!

На ужин у нас был борщ. Митя уплетал его за обе щеки. На десерт – клубника. Митя поковырялся в ягодах и взялся за конфеты. Аксель смотрел недовольно, смотрел, смотрел и высказался:

– Ребёнок ест слишком много сладостей.

Я возразила: только две конфетки.

Он ка-а-ак стукнет по столу миской с клубникой.

Я даже вздрогнула.

А Митя встал, забрал у него миску с клубникой, открыл холодильник, поставил туда. Не сердясь, не пугаясь, не ворча, не делая замечаний, просто – раз Аксель стучит миской по столу, значит, клубники не получит.

Ха, ха.

Есть чему поучиться у внука.

А я-то, я! Почему вспыхиваю как спичка?

Искупала Митю (без купальника), почитала, постирала его вещички – к утру высохнут.

Я подумала: Настя – герой, Маша у них по две недели живёт, а я за три дня вымоталась.

Мне хотелось выспаться – раз. Отвлечься от семейных забот – два. Поработать спокойно – три. Спортом заняться, сесть на диету – я твёрдо решила сбросить килограммы, а то шкаф зазывает: наряжайся! А я ему: так ничего же не налазит! Он мне: выброси всё, купи новое! Да прям, не на ту напал, что есть, то и буду носить.

В понедельник, передав плачущего Митю Антону и пообещав, что в среду я его после садика заберу и мы погуляем, я набрала в магазине йогуртов, творогу, фруктов и овощей (Аксель будет борщ доедать) и вплотную взялась за себя. Голова поначалу, конечно, кружилась от голода, но я не