Дети Арктиды. Северные истоки Руси - Александр Тулупов

Дальше, если собака для русского условно «грязное» животное, ее не пускают даже в избу, то кошка это «чистое» и ей позволено спать на самом чистом месте в избе, на печке. В русской деревне не в каждом дворе есть собака, но кошка обязательно[17], по русской поговорке «без кошки не изба». «Кошка и есть все добро дома. И коли переезжают, то кошку на лапоть садят и везут в новый дом», и это именно русская традиция — первой пускать в новый дом кошку[18], она для русского не просто домашнее животное, а член семьи. Считалось, что она охраняет любящего ее хозяина от «всякой напрасной беды», кошку клали в колыбель перед первым укладыванием младенца, чтобы он лучше спал. В русских сказках это один из самых архаичных персонажей, прежде всего это Кот-Баюн, кот — непременный спутник наиархаичнейшей Бабы-Яги, Праматери, и «кот ученый», что «песнь заводит и сказку говорит». Мифологически пушкинское «лукоморье» это и есть священная и древняя земля («лукоморье» поврежденная веками транскрипция «млекоморья», Молочного моря) Севера, а «дуб зеленый с златою цепью» олицетворяет мировое древо. В сказках кошка всегда помогает человеку, она может говорить человеческим языком, рассказывать сказки или петь колыбельные, с кошкой же связано множество примет в повседневной русской жизни, как она спит, умывается, где греется и прочее. Русская кошка, как никакая другая, обладает таким набором ласкательных имен (к примеру, в английском только «cat», в немецком может только стандартное уменьшительное «-chen»), и это не только от свойственного русскому языку обилия суффиксов. Например, в «ко-ша» сидит корень «ко», один из самых основных в языке, дающий важнейшее семантическое гнездо со всеми согласными (корова, коза, колесо, кол, колос, копна, коса, ком, конь, кон, конец, корень, кость, кощь), это говорит об архаичности, изначальности понятия. Добавим, что в этом гнезде и «коло, солнце».

Известная теория, что человек приручил собаку раньше, чем кошку, абсолютно ложная для русской традиции, но абсолютно верная западная теория, для индоевропейца собака очевидно первичнее кошки. В самой индоевропейской Европе кошка появилась сравнительно поздно, только к I веку нашей эры, ее не знали в скотоводческой Элладе, во «всадническом» Риме она завелась благодаря колонистам из азиатских провинций (кошка на знаменах Спартака как символ врага Рима), и вплоть до X–XI веков она оставалась редкостью в Западной Европе.

В западной народной традиции к кошке отношение заметно иное, чем в славянской, местами противоположное, там она явно уступает место собаке. В английских и немецких сказках кошка просто животное, она не говорит по-человечески, не совершает человеческих поступков, эта роль переходит к собаке, более того, в западной традиции кошке присущи функции демона. В Британии кошку отгоняют от новорожденного, особенно когда он спит, считается, что она может навредить ему и даже высосать жизнь, вспомним, что на Руси кошка спит в колыбельной, и это на благо младенцу. Принципиально, что в западной народной традиции кошку можно убить, например, если она перепрыгнула через покойника, считается, что она становится вампиром. Существует, опять же английское, заклинание, в котором для исполнения желания описывается, как надо поджаривать на вертеле несколько кошек. И главное, только в кочевнической по своей сути и духу цивилизации возможно было массовое истребление кошек в виде ритуального сжигания на кострах, которое мы знаем по средневековой Европе. Знаменательно, что в Париже именно 23 июня, в день святого Иоанна, происходило нечто сакральное: на главной площади на столбе сжигали мешок с двумя дюжинами кошек и все, от короля до нищего, с ликованием взирали на это зрелище. При Генрихе IV кошек было помиловали, но новый король Людовик XIII, взойдя на престол, возобновил этот «ритуал». Сам факт этого священнодейства в день летнего солнцестояния, в земледельческий праздник Великого Солнца, напоминает «черную мессу» сатанистов в главный христианский праздник. Как поклонники дьявола плевали в Христа в пасхальную ночь, так скотоводы сжигали священную кошку земледельца в праздник Солнца.

Это немыслимо для русской, даже православно-христианской, традиции. На Руси есть поверье: кто убьет кошку, тому семь лет не видать счастья в жизни. На Севере у крестьян сохранилось представление, что кошку не то что убить, а даже бить «грешно» — обидишь домового; и обратное: «кто любит, бережет кошек, того этот хитрый зверь охраняет от всякой беды».

Существует удивительный медицинский факт, так называемая айлурофобия — навязчивый страх перед кошками. Эти люди не боятся собак, не боятся главного хищника, самого человека, но боязнь кошек у них на бессознательном уровне, а если более точно — в скотоводческом «коллективном бессознательном». Неудивительно, что ею страдали такие герои, как Наполеон Бонапарт, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Чингисхан, Муссолини, Адольф Гитлер. Полководцы, вожди, то есть вершина, квинтэссенция, сверхчеловек скотовода-кочевника, которому не сидится на месте, «на земле», которому всегда нужны новые «стада» и новые «жизненные пространства».

Кошка есть некая лакмусова бумажка Традиции, некий абсолютный водораздел между Каином и Авелем. В истории человеческого противостояния был показательный эпизод, когда отношение к кошке показало, кто есть кто. В 525 году до н. э. очередной вождь и завоеватель персидский царь Камбиз в решающей битве с египтянами приказал своим воинам привязать к щитам вопящих кошек. Египтяне тогда предпочли сдаться, нежели поднять руку на священное животное. Но дело, конечно, не в предпочтениях, их земледельческое «бессознательное», их «Я», их высший приоритет воли не позволил нарушить священный союз, тогда как индоиранцы окончательно признали свое скотоводческое «Эго», показали окончательное «окочевнивание» и «оскотоводство» всего индоевропейства.

Кошка — еще одна нить, связывающая Север, Русь, с другой земледельческой солярной расой, с Древним Египтом, и именно отношением к кошке. Она священна и неприкосновенна, даже великий Ра не может без нее обойтись. В «Текстах Пирамид» читаем: «Но чаще всего злые силы и исчадия, стремясь уничтожить Солнце, нападают на Ладью Вечности в облике змей. Однако Ра и его спутники неизменно повергают врагов. Одного из злодеев — гигантского разноцветного змея — Ра убил под священной сикоморой Гелиополя, приняв обличье Великого Кота». В стране Ра за убийство кошки полагалась смерть. Европа скотоводов на другом полюсе, там кошка была объявлена животным дьявола, там даже сжигали их на кострах, по-христиански одержимо и так, что целые селения оставались «чистыми» от кошек. Средневековая Европа поплатилась за это крысами, чумой и третью населения. Когда вымирают целыми селами и городами, это уже не инфекция, это воля, точнее гнев Всевышнего.

В Книге скотовода, Библии, кошка не упоминается ни разу, более того, когда Яхве указывает Ною «взять каждой твари по паре», кошка не подразумевается, ее не было в Ноевом ковчеге. Объяснение тривиальное, ее просто не знала скотоводческая ветхозаветная традиция. Потом, чтобы как-то объяснить ее появление, возникла легенда, в уже поздних талмудических трактовках, о том, как расплодившиеся грызуны чуть было не уничтожили все запасы ковчега, и Ной погладил по лбу льва, и из носа царя зверей появилась кошка.

Замечательно, что после земледельческой цивилизации Древнего Египта кошка так и не прижилась на Ближнем Востоке, цитадели скотоводов-кочевников, с тех пор она бездомная бродит по улицам. В сердце этой цитадели, в Израиле, до сих пор кошка в доме такой же абсурд, как удав или павлин.

Не менее примечательно, что для элиты современной скотоводческой цивилизации, англосаксов, кошка на глубинном уровне осталась анти-образом, который «гуляет сам по себе». Чего стоят замечательные слова Киплинга — «каждый настоящий мужчина, увидев кошку, должен бросить в нее камень». Под «настоящим мужчиной» надо понимать именно англосакса, на худой конец индоевропейца. В англосаксонском «фольклоре», масскультуре, на которой воспитывается их новое поколение, главная роль отводится образу врага кошки, Микки-Маусу, а сам образ кота антигероизирован, он глупый, злой и бесполезный. Западная извращенная привычка разводить для декорации всевозможных домашних кошек, в том числе ушастых, голых, безносых и т. п., говорит о том, что они не понимают (может и не понимали), что такое кошка, откуда она и зачем. Для русского земледельца на всей огромной Русской равнине существует одна порода, одна кошка, та, которая ловит мышей. До сих пор деревенскому человеку непонятна городская блажь разводить кисок в квартире на диване, для него естественно, что кошка живет рядом с ним, но также естественно и то, что она должна ловить мышей. И это отношение гораздо полезней для кошки, если она не хочет выродиться в нечто, получающее подзатыльники от «микки-мауса». Впрочем, в оправдание городских домашних кошек, которые валяются на диване, можно сказать, что они на «заслуженном отдыхе», на почетной пенсии после тысячелетий честного и благородного труда на благо земледельца.