Золотой Демон - Александр Бушков

Лицо собеседника на миг исказила непередаваемая гримаса — лютая ярость, раздражение… На миг из-под человеческого лица проглянуло нечто, не имевшее аналогий, жуткое, оскаленное. Но тут же это исчезло.

— Что таить, так уж получилось… — сказал Иван Матвеич. — Запечатали, как вы изволили подметить… Ох, как надолго… Но теперь уж все прошло. Счастливый случай помог…

— Послушайте, — сказал поручик, — кто вы, собственно, такой?

— Да уж не черт, — сказал Иван Матвеич деловито, без улыбки. — Сами изволили убедиться: все, что действенно против нечистой силы, на меня не оказало ни малейшего воздействия. Бесполезно от меня обороняться крестным знамением, святой водой, молитвами и прочим убогим набором. Потому что не имею я никакого отношения к нечистой силе. Как бы вам растолковать… Я, Аркадий Петрович, сосед. Не человек, конечно, но и никак не черт. Просто-напросто вы про нас отродясь не слышали, а мы ведь рядом с вами — а то и среди вас — обитаем со столь древних времен, что и подумать жутко. Здешние мы, здешние, в точности как и вы… только вот мало нас осталось.

— В жизни ни о чем подобном не слышал… — искренне сказал поручик, крутя головой.

— И неудивительно. Мало нас осталось, нас еще в древние времена становилось все меньше, меньше…

— Так вы что же… Наподобие домового?

— Скажете тоже! — с досадой поморщился Иван Матвеич. — Никакого сравнения. Говорю вам: соседи мы ваши… Вполне даже материальные, весьма даже разумные. Но не повезло, так уж обернулось. Ваша порода множилась, распространялась, а мы вот впали в ничтожество… И ничего мне, убогонькому, особенного и не надобно — прижиться среди людей, жить-поживать, потихоньку добра наживать, в уголочке притулиться, крошкой хлеба пропитаться, ремесло какое освоить и в поте лица своего на жизнь зарабатывать…

Уничижение его выглядело показным — очень уж хитро посверкивал Иван Матвеич умными, лукавыми глазами, нисколечко не походил на непритязательного простака, способного удовлетвориться нехитрым ремеслом вроде сапожного. Не зря же он упомянул про Петербург…

— Черт знает что, — сказал поручик в некоторой растерянности. — Просто арабская сказка какая-то: кувшин, джинн…

— А вы полагаете, что сказки на пустом месте растут? — вкрадчиво спросил Иван Матвеич. — Зря, зря… Многие как раз из самых доподлинных событий произрастают: разве что фантазия за долгие века приукрасила, исказила и расцветила…

Не без сарказма поручик поинтересовался:

— А не позволено ли будет узнать, за что вас, дражайший Иван Матвеич, запечатали?

Его собеседник, конечно, сарказм почуял, но и бровью не повел. Сказал небрежным тоном:

— Ох, это такая скука — дела давно минувших дней, преданья старины глубокой… Право же, ничего интересного, да и оригинального ни капельки. Мысли, побуждения и поступки во все века одинаковы, в какую одежду ни рядись… Ну пойдемте? — он приобнял поручика за плечи и властно подтолкнул к столу. — Посидим ладком, о жизни потолкуем и нашем месте в ней…

И снова его рука ощущалась — реальной, сильной, плотской, как во сне не бывает. И вдобавок, опять-таки нарушая все правила сна, волной нахлынули запахи, явственно щекотавшие обоняние: жареное мясо, какие-то приправы и специи, еще что-то непонятное, но крайне аппетитное…

Звенели чарки и кубки. Самолетов, взмыв на ноги, возгласил:

— К нам, к нам, Аркадий Петрович! Все в сборе, вас только дожидаемся…

Отчего-то это зрелище — его спутники, восседавшие за столом с веселыми и довольными лицами, — испугало еще сильнее, нежели прежнее буйство непонятных монстров в этой самой пещере. Что-то тут таилось насквозь неправильное, ощущавшееся и во сне. Поручик напрягся, уперся ногами в камень под ногами, сопротивляясь подталкивавшей его к столу руке, превратившейся словно бы в стальной брусок, дернулся…

И открыл глаза, увидел себя в возке, уже достаточно освещенном вставшим солнцем, почувствовал холодок, тряхнул головой, сбрасывая остатки очередного неприятного сна.

За обитыми войлоком стенками слышался скрип снега под ногами, неразборчивые спокойные голоса, всхрапывание лошадей. Судя по звукам, ничего жуткого на сей раз не произошло, все свидетельствовало о размеренном течении обычных забот…

Покосился на Лизу. Она еще спала, и ее очаровательное личико выглядело не просто спокойным, безмятежным даже — на губах у нее играла улыбка, словно ей снилось что-то хорошее и приятное, не имевшее ничего общего с кошмарами последних ночей. Поручик даже залюбовался.

Нельзя смотреть на спящего — обязательно проснется. Вот и Лизины ресницы затрепетали, открылись затуманенные глаза. Медленно выплывая из сна, она улыбнулась еще безмятежнее, мечтательно произнесла, глядя в низкий потолок:

— Аркаша, как хорошо было…

— Что? — спросил он настороженно, почему-то в первую голову испытав нешуточную ревность: мало ли на какие фокусы способен чертов Иван Матвеич…

— Никакой пещеры и никаких чудовищ… Только степи, в высокой траве, в цветах, и я долго-долго ехала верхом, конь был ужасно смирный… И я никуда специально не спешила, просто очень долго ехала шагом по степи, так было красиво и покойно, век бы не просыпалась…

— И все? И больше не было… никого?

— Совершенно никого. Степь цветет, конь неспешно шагает, солнышко светит… Так покойно… Ничего похожего на… — она досадливо поморщилась. — Может, все и обойдется?

— Конечно, обойдется, — сказал он, выбираясь из-под меховой полости и накидывая шинель. — Схожу осмотрюсь там, какие новости… Судя по тому, как снаружи спокойно, ничего и не случилось…

Действительно, не походило, чтобы за ночь приключилось какое-нибудь очередное несчастье. У возков неспешно возились ямщики, Мохов о чем-то оживленно толковал с Саипом, у соседнего возка стояли профессор фон Вейде и Самолетов. Профессор, ловко держа карандаш рукой в вязаной шерстяной перчатке, что-то черкал на очередном листе: в руках у него была целая кипа, покрытая хаотичными строчками, какими-то стрелочками-кружочками, вовсе уж неразборчивыми пометами. Ну конечно, который день пытался, по его собственным словам, обобщить и систематизировать происходящее, чтобы получить ключик, — вот только непохоже, чтобы преуспел в этом умозрительном и нудном занятии… На его физиономии, узкой, морщинистой и обветренной, что-то не угадывалось следов творческого озарения и радости… Да и Самолетов воодушевленным не выглядел.

— Как успехи, Иван Людвигович, — спросил поручик, подойдя.

Профессор поджал бледные губы:

— Не могу похвастать, Аркадий Петрович, по совести говоря… Бьюсь, бьюсь, как рыба об лед, но все без толку. Черепаху бы найти, да не получается никак…

— Какую еще черепаху? — оторопело уставился на него поручик. Ему пришло в голову, что ученый немец малость повредился рассудком от всего пережитого, а также от собственного бессилия понять происходящее.

Профессор усмехнулся:

— Обычная логика научного исследования, сдается мне, здесь бессильна. Потому что происходящее в нее не укладывается. Здесь, быть может, как раз и необходима логика, почерпнутая из сказочного фольклора. Это совершенно ненаучно, но как знать… Есть у китайцев старая сказка. Строили они то ли мост, то ли дворец, то ли что-то еще… Неважно, в общем. И никак у них не получалось: то развалится, то пойдет наперекосяк, одним словом, не получается и все тут. Отправились то ли к мудрецу, то ли к колдуну, а уж он и подсказал. Оказывается, для успеха дела следовало поймать в омуте на реке старую-престарую черепаху, обитавшую там с незапамятных времен, и сварить из нее суп. Ну, полезли в реку… И только они вскипятили супчик, как кончились все их невзгоды, благополучно завершилось строительство без всяких помех… Понимаете? Где-то тут должна скрываться своя черепаха. Японец, думается мне, сказал очень толковую вещь: на каждого демона найдется своя управа, нужно только понять…

— Вряд ли это демон, — сказал поручик.

— Конечно, вряд ли. Только нужно же его как-то называть? Он, кстати, пропал. Нигде не видно. Вот кстати! — профессор воздел карандаш. — Вам сегодня снилось что-нибудь особенное, Аркадий Петрович? Непохожее на прежние кошмары?

— А как же, — сказал поручик, — если вкратце…

Договорить ему профессор не дал, воскликнул:

— Ну вот, все сходится! Примерно то же и мне довелось увидеть, и Николаю Флегонтовичу, о чем мы как раз говорили до вашего появления. Никаких тварей, пещера обратилась в некое подобие боярской палаты, а демон принял вполне человеческий вид, именуясь Иваном Матвеичем. И настойчиво приглашал за богатый пиршественный стол. Дружбу навязывал, заверял, что не питает к нам ни вражды, ни коварных замыслов. А все остальные меня уговаривали не чваниться и примкнуть поскорее к честному пирку — и Николай Флегонтович, и вы, господин поручик…