Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов

Кастанеда тяжело вздохнул и сотворил руками странный жест.

— Антонио — дубль. Мой дубль, — ответил он. — Вы читали мои книги и должны помнить это определение.

— Тело сновидения, — проговорил Кромлех вспоминая. — Копия мага. Сущность, созданная из его энергии, однако выглядящая и ощущаемая, как реальный объект.

— Именно, — опять слегка поклонился Кастанеда. — Я создал Антонио, понимая, что рано или поздно он мне пригодится в общении с вами. Собственно, об этом меня предупреждал и мой благодетель, известный вам под именем дон Хуан. Поверьте, дубль — это простое дело для мага, который знает, что он делает.

Он улыбнулся слегка жеманно.

— Признаюсь, — продолжил он, — дубль получился удачным. Те, которые я создавал до сих пор были несколько... э-э-э... агрессивны. И, может, чуточку неадекватны. А Антонио — прекрасный юноша. Услужливый и романтичный. И, смею вас заверить, весьма страстный.

Очередная его улыбка была откровенно похотливой.

Евгения словно окатило холодной водой.

— Оставьте в покое Илону, — прошипел он сквозь зубы.

Кастанеда пожал плечами.

— К сожалению, это уже не зависит ни от вас, ни, в общем-то, даже от меня. Антонио настолько удачная работа, что вполне может существовать автономно, и я ему совершенно не указ. А сеньоре Илоне он, кажется, нравится.

Глумливая усмешка мага выводила Кромлеха из себя, но он пока сдерживался, выжидая момент.

— Что значит, не зависит от меня? — спросил он.

— Ну, насколько я понимаю ситуацию, вы намереваетесь прямо сейчас покинуть этот мир навсегда. И вам необходимо сделать это именно здесь и сейчас — заверяю вас. В другом месте и времени ничего не получится.

— Откуда вы знаете?

— Вы ведь помните визит моего благодетеля? Когда вы были еще очень юны? — вкрадчиво начал Кастанеда.

Кромлех кивнул.

— Должен признать, — продолжал маг, — дон Хуан в вас ошибся. С ним это бывало, в том числе и в отношении меня. Впрочем, когда он беседовал с вами, он и сам был еще довольно молод, хотя для него это не имело значения. Как бы то ни было, ему показалось, что вас достаточно легко будет выследить и подтолкнуть на путь воина. Но это оказалось куда более трудным делом. Он просто не учел вашу преданность письменности. Как в свое время и мою.

— Зачем вам надо подталкивать меня на какой-то путь? — хмуро спросил Кромлех. — И причем здесь письменность?

— Что касается последнего, — любезно пояснил Кастанеда, — работа с записями для воина-видящего — занятие весьма чреватое. Записывать что-то самому, равно как и пытаться понять записи других — значит фиксировать очень опасную часть самого себя. И чем сильнее мы становимся, тем губительнее становится эта часть. Воинам не следует иметь никаких материальных вещей, на которых концентрировалась бы их сила, а фокусироваться на духе, на действительном полете в неведомое. Расшифрованная вами древняя рукопись — гиря, не дающая вам идти по пути воина. Дополнительное и весьма обременительное имущество в мире, в котором вы не должны иметь ничего, помимо жизни и смерти.

— Что вам вообще за дело до меня? — неприязненно спросил Кромлех.

Он лежал в расслабленной позе, но глаза его внимательно следили за каждым движением собеседника. ЕВК был больным стариком, пьющим и курящим, но не сомневался, что одолеет стоящего перед ним крепкого молодого мужчину. Более того — понимал чутьем, что тот его опасается.

— Да, дон Хуан не успел вам тогда объяснить положение дел, а потом вы не давали нам такой возможности, — кивнул маг. — Дело в том, что вы можете исправить весьма несправедливый поворот истории. Речь идет о том времени, когда произошло разделение на новых и старых видящих. Вы называете эти события Конкистой.

— Каким образом я это сделаю? — бросил Кромлех.

— Дон Хуан принадлежит к очень древней линии видящих, — охотно начал объяснение Кастанеда. — Но таких линий раньше было много. И все они жадно собирали из мира силу — до тех пор, пока не стали очень-очень могущественными. Неизвестно, чем бы это закончилось — для них и для мира. Дела магов, конечно, мало касаются прочих людей, не наделенных истинным видением, но все равно очень влияют на внешний мир. В те времена в Центральной Америке, на юге Северной и на севере Южной, назревало нечто грандиозное, то, что могло пустить историю по совсем иному пути. Рождались новые народы, создавали цивилизации, развивалось особенное культурное поле. И в основе всего этого лежала магия видящих. Однако тут пришли испанцы, и большая часть линий видящих была прервана — их просто уничтожили.

— Почему это, раз они были такими могущественными? — спросил Евгений и тут же вспомнил, что уже спрашивал то же самое у дона Хуана.

Кастанеда пожал плечами.

— Древние видящие не смогли противостоять испанцам — несмотря на свои способности превращаться в животных, использовать силы природы и манипулировать духами. Культура испанцев была очень развитой и фиксированной, поэтому магия на них почти не действовала. Кроме того, они оперировали другим познавательным полем, иначе говоря, другой реальностью.

Евгению показалось, что последнюю фразу маг проговорил с потаенной злобой. Однако дальше вновь продолжал говорить свободно, рассудительно и слегка насмешливо.

— Линия дона Хуана — одна из немногих сохранившихся. Я ее продолжил, на мне она и закончится — так уж получилось... Сперва он рассчитывал, что ее продолжите вы, но вскоре понял, что вас никак нельзя направить на путь воина — из-за ваших фиксаций... Да и не нужно, по всей видимости. Вы и так стоите на магическом пути, не будучи при этом магом.

— И куда же он меня заведет?

Карлос вновь расплылся в улыбке.

— А мы не знаем, — объявил он, картинно разведя руками.

Евгений произнес несколько слов по-русски, которые Карлос, похоже, прекрасно понял, поскольку примирительно улыбнулся и сказал:

— Дон Эухенио, не надо ругаться. Мы не пророки, не ясновидящие, или как это у вас называется. Мы не читаем будущее. И прошлое тоже не читаем... Если бы вы были на моем месте, то осознавали бы историю, как непрерывный и единовременный процесс. Для нас нет понятий «было» и «есть», все здесь и сейчас. Мы представляем собой одно целое с древними видящими, и с теми, которые будут после нас. И даже с теми, которых в этом мире никогда не было...

— То есть, вы божественные существа, выходит? —