Договор с демоном - Сара Бреннан

Мэй подавила желание увернуться от огромной острой штуковины и без труда поймала нож за рукоятку. Затем она встала на колени — от травы в росе джинсы тут же промокли — и начала чертить. Лезвие свободно прорезало дерн, выводя углы и дуги. Это было сродни решению уравнений или чтению нот — сначала все кажется непонятным, но после недолгой тренировки символы запоминаются, и вот уже никакого труда не надо, чтобы увидеть четкую картину.

Закончив собственный круг, Мэй сделала еще один для Син, так чтобы они едва соприкасались, и только после этого подняла глаза. Танцовщица держала в руках яркий, пламенеющий плод и неотрывно смотрела на нее.

— Впечатляет, — сказала она.

— Спасибо, — ответила Мэй и вернула нож.

Син взяла его одной рукой, протерла и, ловко перебирая жар-плод пальцами, нарезала его на сияющие, манящие дольки. Золотой сок собрался у нее в ладони, а оттуда медленно побежал по запястьям, оставляя сверкающие дорожки вдоль вен.

Мэй вспомнила его вкус — после него несколько дней любая еда была как пепел. У нее вдруг защемило в груди от желания попробовать его снова.

— Порядок, — прошептала Син и поднесла дольку к губам Мэй. — Кусай.

Та наклонилась вперед, коснулась губой пальцев Син… Сок жар-плода брызнул ей на язык — прохладный и сладкий, как намек на любовь или приключение.

— Во-от так гораздо лучше, правда? — спросила танцовщица и подмигнула, кладя ломтик себе в рот.

— А можно еще? — выпалила Мэй и сама испугалась: так хрипло звучал голос, будто чужой.

— Нет, — ответила Син. — Ты в прошлый раз сильно перебрала.

Мэй вспомнила, как стояла напротив Ника в тени деревьев, стремясь к нему всем телом. Син тряхнула головой, как будто прочла ее мысли.

— Нику всегда требовалось больше, чем остальным, — тихо сказала она. — Теперь мы, кажется, знаем причину.

«Потому, что он не человек, — подумала Мэй. — И на меня ему плевать».

Син убрала кинжал в ножны, которые, судя по всему, были спрятаны у нее под тонюсеньким платьем. Правда, где именно — загадка: оно, казалось, неспособно было укрыть ничего, кроме тела. Син улыбнулась, как будто тяжесть кинжала за спиной ее приятно утешала.

— Посмотрим, сумеешь ли ты впечатлить меня в деле, — сказала она под первые удары барабанов. — Станцуем?

Музыка словно лилась ниоткуда. Потом Мэй увидела полуобвалившуюся стену и барабанщиков за ней — они сидели там, как в оркестровой яме. Кто-то играл на гитарах и флейтах, порождая довольно странное звучание. Трое певцов в передних рядах распевали, кто во что горазд. Один завел песню про Тинтагель, другой — про Ярмарку (припев был общий, «Купи, купи!»), а третий вообще нес поток бессмыслицы.

— То, Кенио, Теймар, — пропел женский голос, повышая тон, когда Син и Мэй взялись за руки. Изящные пальцы танцовщицы неожиданно для Мэй оказались крепкими и загрубевшими. Син завела ее в круги вызова — соприкасающиеся, но все же раздельные. Они с Мэй встали по обе стороны точки соприкосновения, не разнимая рук. Оказавшись в круге, Мэй сразу почувствовала перемену: земля под ногами словно загудела, как если бы прорезанные в земле линии сделались оголенными проводами. Пение вокруг стало громче.

Мэй уже не различала слов: все слилось в горячечную мешанину звуков и шума моря. Син опять подмигнула и разжала руки.

— Я призываю тень из леса, что заводит путника в трясину вдалеке от дома… — Ее голос выбивался из общей какофонии. Он манил, упрашивал, соблазнял, как покинутая в ночи возлюбленная. — Я призываю мечту, что отрывает людей от всего теплого, близкого и заставляет идти за собой. Я призываю ту, кто пьет кровь и восстает из пепла. Я призываю Лианнан!

С этими словами Син пустилась танцевать, и линии внутри кругов задвигались, замелькали, точно спицы велосипедного колеса, а Мэй пришлось поспевать за ними. Размытые тонкие нити сияли под ногами, и чувство от этого было такое, будто она на скользком тросе над обрывом, где одна промашка отделяет от жуткого, смертельного падения.

Ночной ветер взъерошил Мэй волосы. Она усмехнулась.

В поле зрения, сбоку, кружилась в танце Син: всполох белого шелка и прозрачного огня. Мэй оставалось только мечтать о такой грации, и все же она не унывала: чужое совершенство не только радует глаз, но и вдохновляет, как вызов.

Линии между мирами демонов и людей двигались так быстро, что почти растворялись в воздухе — словно сияющая вуаль протянулась на границе миров. Вуаль, которая вот-вот могла порваться. Круг едва не соскальзывал в зияющую рядом пропасть, как люк-западня под ногами. Пение звучало похоже на горестный плач; по толпе пробегал напряженный шепот. Девушки хрипло дышали в одном ритме.

Мэй подняла руки над головой, как Син на краю обрыва, озорно качнула бедрами и продолжила в этом духе. Мало-помалу танец подошел к логическому завершению, как любая пьеса или битва. Барабаны замедлили дробь, сердце у Мэй застучало спокойнее. Она переводила дух, восторгалась Ярмаркой, танцами и жалела, что никак не может продлить эту ночь.

У нее почти вылетела из головы причина, ради которой затевался этот опасный и волнительный ритуал, как вдруг она увидела демона, восстающего в пламени из точки соприкосновения двух кругов.

Женщина-демон появилась, точно темная богиня, завернутая в сияющее покрывало. Затем магия соскользнула, как если бы впрямь была покрывалом, и легла складками у ног Лианнан. Казалось, она стоит на облаке.

Мэй еще никогда не видела демона в женском обличье. До этого ей доводилось наблюдать только Анзу, и оба раза он выглядел существом мрака: в прекрасной наружности присутствовало что-то злобное и птичье. В отличие от него, красоту Лианнан ничто не омрачало: она лучилась, рыжие волосы мягко развевались вокруг, как второе облако, подсвеченное сзади невидимым пламенным закатом. Ее глаза были прозрачны, но таинственно сияли, словно магические кристаллы, готовые поведать Мэй будущее.

Талисман у нее на шее вдруг загудел и обжег кожу — ни дать ни взять пчела, упавшая за шиворот. Только тут Мэй заметила, что кожа Лианнан бела не человеческой, а скорее фарфоровой или бумажной белизной и чересчур гладка. Блеск ее глаз и огненно-рыжий цвет волос наводили на мысли о хищных цветах джунглей.

— Опять прекрасная танцовщица, — произнесла Лианнан. — О, и с маленькой ученицей.

Мэй на миг растерялась, когда услышала ее голос, потом поняла почему: обычно люди говорили с интонацией, живыми голосами, а Лианнан даже не открывала рта. За нее говорила магия. Линии сообщения в круге просто преобразовывали послания демонов в слова. Ведь все демоны немы, кроме одного.