Сказки на всякий случай - Евгений Клюев

— Что ж Вы ничего не помните‑то? — сказала Фраку‑со‑Стажем золотая Заколка‑для‑Галстука. — Мы же с Вами прошлой весной встречались — на приёме в одном посольстве! Там ещё подавали осетрину в вине… как такое можно забыть? И на жене посла было платье цвета свежей ветчины! А один дикий человек даже перепутал платье с ветчиной — отрезал кусок рукава и съел…

— Не помню, — сказал Фрак‑со‑Стажем.

— А я помню! — вмешалась Сумочка‑в‑Жемчугах. — И ещё помню, как мы с Вами, дорогой Фрак‑со‑Стажем, совсем рядом стояли — около одного праздничного стола, на котором был рольмопс!

— Кто был? — в ужасе спросил Фрак‑со‑Стажем.

— Рольмопс, — вздохнула Сумочка‑в‑Жемчугах. — Селёдка, скрученная в рожок. И залитая винным соусом.

— Бедная селёдка! — вздохнул Фрак‑со‑Стажем. — А впрочем… не помню…

Золотая Заколка‑для‑Галстука и Сумочка‑в‑Жемчугах переглянулись: память Фрака‑со‑Стажем, и правда, совсем никуда не годилась! Их оскорбляло, конечно, не то, что он не помнил событий, — их оскорбляло то, что он не помнит их. Да и сами посудите: разве по‑настоящему воспитанный гость забудет золотую Заколку‑для‑Галстука и Сумочку‑в‑Жемчугах?

— А вот меня‑то Вы уж, конечно, не могли забыть! — подлетел к Фраку‑со‑Стажем Шёлковый Галстук, весь в королевских коронах. — Мы с Вами, помнится, долго вместе у окна стояли, когда кофе подавали… с миндальными пирожными!

Фрак‑со‑Стажем изо всех сил напряг память, но… увы! Ни кофе, ни миндальных пирожных, ни самого Шёлкового Галстука, всего в королевских коронах, не обнаружилось в его памяти. И вот тут‑то Фрак‑со‑Стажем действительно расстроился.

«М‑да, — сказал он себе. — Память совсем сдаёт! Скоро меня, разумеется, забросят на чердак, где мне с такой дырявой памятью только и место. Поразительное всё‑таки дело: на ткани ни одной дырочки, а память — дырявая!»

Шёлковый Галстук, весь в королевских коронах, ждал ответа… а поблизости от него ждали того же ответа и золотая Заколка‑для‑Галстука, и Сумочка‑в‑Жемчугах. Фрак‑со‑Стажем хотел было сказать что‑нибудь вроде: «Да разве Вас забудешь!» — но вместо этого услышал, как сам же и произносит:

— И Вас, к сожалению, не припомню… Прошу извинить!

— Да‑а‑а… — во всеуслышание пропел Шёлковый Галстук, весь в королевских коронах. — В таком старом фраке уже стыдно и появляться!.. — Тут он насмешливо взглянул на Фрак‑со‑Стажем и спросил: — Надеюсь, это последний Ваш выход?

— Скорее всего, да, — тихо ответил Фрак‑со‑Стажем и отошёл к сцене, на которой Маленькая Скрипка исполняла какой‑то головокружительный этюд Паганини — самого сложного скрипичного композитора в мире.

Маленькая Скрипка впервые была в таком высоком собрании и страшно волновалась, от этого волнения струны у неё ходуном холили, а смычок дрожал. Впрочем, слушали Маленькую Скрипку, слава Богу, не очень внимательно. Да вот… оказалось, что только до поры до времени не очень внимательно: стоило Маленькой Скрипке споткнуться и на минуточку остановиться — взгляды всех присутствующих обратились к ней.

А она, оказавшись в центре внимания, издала некрасивый аккорд и примолкла.

— Что с Вами, Маленькая Скрипка? — В полной тишине голос спросившего прозвучал как гром среди ясного неба.

И тут Маленькая Скрипка расплакалась. Она горестно всхлипывала — и сквозь эти всхлипы с трудом можно было различить слова:

— Я забыла… я забыла, как дальше!

Всем стало неловко.

— Минуточку, — вмешался вдруг Фрак‑со‑Стажем. — Я помогу Вам. Я помню, как дальше!

…рассказывают, что таких аплодисментов никогда не слышала ни одна скрипка, а тем более — ни одна маленькая скрипка! А наша Маленькая Скрипка… мало того что без запинки доиграла этюд до конца, она ещё и доиграла его так, что почти все присутствовавшие навсегда потеряли покой!

— Ничего удивительного, — сказал Шелковый Галстук, весь в королевских коронах, Сумочке‑в‑Жемчугах. — Наверное, этот фрак когда‑то принадлежал дирижёру. Потому он и помнит музыку. Но зато, кроме неё, он ничего не помнит!

И Сумочка‑в‑Жемчугах от всего сердца согласилась с ним.

А мы, наверное, возьмём да от всего сердца и не согласимся. Ибо, в конце концов, каждый решает для себя сам, что ему помнить, а что — нет!

РАКОВИНА С ОКЕАНОМ ВНУТРИ

…и в один прекрасный день у двух диванных подушек просто лопнуло терпение — именно так внезапно оно всегда и бывает. Это, конечно, не означает, что диванные подушки взорвались, по комнатам полетели пух и перо, а все подумали, что настала зима, и стали натягивать на себя тёплые вещи… отнюдь нет! Терпение у диванных подушек лопается так же, как и у людей, а когда у людей лопается терпение, они просто‑напросто оказываются не в состоянии больше терпеть того, что прекрасно терпели раньше.

Вот и диванные подушки оказались не в состоянии больше терпеть присутствия в комнате Раковины‑с‑Океаном‑Внутри.

— У меня есть один знакомый жучок, он живёт где‑то в стене за моей спиной, — заговорщически сказала Первая Диванная Подушка Второй Диванной Подушке. — Его имя Древоточец. И сегодня я наконец попрошу его разобраться с этой раковиной.

— Дре‑во‑то‑чец, — по слогам повторила Вторая Диванная Подушка. — Что означает это имя?

— Ах, точно я не помню, — призналась Первая Диванная Подушка. — Но как раз сейчас он поедает стены нашего дома… у него, видите ли, очень мощные челюсти. Не знаю, когда именно, но однажды в конце концов он съест эти проклятые стены — и мы окажемся на свободе, под открытым небом.

— Скорей бы уж! — мечтательно вздохнула Вторая Диванная Подушка, совсем не задумываясь о том, что двум диванным подушкам делать на свободе, под открытым небом…

— Однако речь сейчас не об этом, — не позволила ей мечтать Первая Диванная Подушка. — Сейчас речь о том, что у нас с Вами лопнуло терпение.

— Ах, да! — тут же вернулась в реальность Вторая. — У нас именно что лопнуло терпение! Ибо каждый, кто приходит в дом, немедленно прикладывает ухо к этой уродливой раковине, которая валяется на подоконнике. В то время как уши, со всей очевидностью, существуют не для того, чтобы прикладывать их к раковинам, а для того, чтобы прикладывать их к подушкам. Потому мы и называемся — под‑ушки.

— И каждый не только прикладывает к ней ухо, — с яростью продолжала Первая Диванная Подушка, — но ещё блаженно улыбается и говорит: «Я слышу, как шумит океан!»

— И у нас, стало быть, лопнуло терпение, — подытожила Вторая Диванная Подушка и с недоумением закончила: — А при чем тут Ваш Древоточец, который поедает стены?

— Я попрошу его ночью заползти в эту раковину и посмотреть, что там у неё внутри на самом деле. Очень сомневаюсь, что там может поместиться океан… океан раз в пять больше, чем эта раковина!

— Значит, океана там не обнаружится — и тогда мы расскажем всем гостям, что ничего такого внутри у этой раковины нету! — наконец дошло до Второй Диванной Подушки.

Первая Диванная Подушка посмотрела на неё как на безумную.

— Да кто ж нам с Вами поверит, голубушка, если мы такое начнём ни с того ни с сего рассказывать‑то? Кому же не понятно, что ни одна подушка не может заглянуть внутрь раковины… они ведь, раковины эти, все извилистые внутри! Подушке в них ни за что не пролезть.

— Хм, но… но если нам всё равно никто не поверит, зачем же посылать туда Вашего Древоточца?

— А затем, что у него мощные челюсти, пуховая Вы голова! И этими мощными челюстями он прогрызёт в раковине огромную дыру. Тогда‑то всем и каждому даже без нас станет понятно, что океана не может быть в дырявой раковине.

— Вы гениальны, — просто сказала Вторая Диванная Подушка. — В мою пуховую голову такого злодейства никогда бы не пришло! — Она немножко помолчала и всё‑таки спросила на всякий случай:

— А не опасно посылать Вашего Древоточца в раковину? Вдруг там действительно океан?

Первая Диванная Подушка вздохнула и с презрением произнесла:

— Не хватало только, чтобы и Вы начали повторять эти глупости вслед за остальными!

Вторая Диванная Подушка очень смутилась и больше вопросов не задавала. А вечером обе они уже провожали Древоточца в раковину.

Древоточец оказался бравым малым, состоявшим почти из одних челюстей. Огромные эти челюсти с трудом размещались на микроскопическом рыльце и без конца двигались — Вторая Диванная Подушка даже испугалась, как бы Древоточец тут же не загрыз кого‑нибудь из них. А тот, увидев её испуг, произнёс с неприятной улыбкой:

— Не бойтесь, мадам! Я не прикасаюсь к подушкам. Не очень‑то большая радость — загрызть Вас, а потом услышать от родных и близких: у тебя, дескать, рыльце в пуху!

Сказав так, Древоточец бодро отправился заползать в раковину.