Имя нам – Легион - Александр Сивинских

Я замер.

Скотина успокоилась и продолжила трапезу. Вырывала из тела добычи изрядные куски мяса, и, дергаясь, прогоняла их по пищеводу. Горло при этом вздувалось, складки на нем натягивались. Распознать внешность добычи уже не представлялось возможным: «птичка» поработала на славу.

– Опаньки! – послышалось сзади. – Ни хера себе! А ну-ка, Капралов, отойди, я его сейчас грохну.

И тут на меня нашло. Злость какая-то. Злость на радостно-возбужденного, готового стрелять во все живое Волка. Я обернулся и сказал тихо:

– Только попробуй!

– И что будет? – ядовито спросил Волк. – Руки мне вырвешь?

Я не ответил. Он тоже замолчал, только улыбался снисходительно. Через минуту улыбка его стала жесткой, а в глазах появилось что-то вроде ненависти.

Я напрягся, ожидая взрыва.

– Волк, Капрал, что там у вас? – послышался в шлемофоне раздраженный вопрос Генрика. – А ну, прекращайте! Забыли, где находитесь?

Волк перестал, наконец, улыбаться и, процедив: «Ладно, потом поговорим», быстро пошел в сторону братской могилы рачьих сил вторжения.

И вот тут-то выскочил еще один онзан, живой и здоровый, с ружьем.

Я чисто автоматически поместил алую точку прицела в центр высветившегося на забрале контура и плавно спустил курок. (Это я говорю так: «спустил курок», на самом же деле, какой может быть курок у «Дракона»?)

У онзана реакция тоже была – дай бог! Он пальнул одновременно со мной, а может даже раньше. Длиннющая очередь перехлестнула Волка снизу доверху, ушла в небо и погасла. Волк, как онзан давеча, полетел в кусты. Я побежал к нему, истошно крича в микрофон на аварийной частоте: «Транспорт срочно на мой пеленг, здесь раненый!» и размахивая руками.

Транспорт спикировал, мы с Анатолием Анатольевичем втащили расслабленное тело Волка внутрь. Батал-куратор немедленно вогнал ему в шею, между шлемом и горловиной трико, ствол инъектора. Нажал раз, другой, Волк дернулся, вскрикнул и обмяк. Крови на нем видно не было. Анатолий Анатольевич сказал: «Жить будет. Посиди пока с ним, подержи».

Пандус поднялся, транспортер взмыл в воздух.

Торопливо, боясь не успеть, я начал снимать с Волка шлем. Черт его знает, что ему может прийти в голову, когда очнется в следующий раз. Возьмет, да прикусит усик микрофона. Тогда: «бах!» – и голова Волка испарится во вспышке самоликвидатора. Угробив вдобавок транспортер вместе с экипажем. И со мною, разумеется, в первую очередь.

Наконец я управился с хитрой застежкой и отбросил опасный предмет подальше.

По лицу Волка струился обильный пот. Кожа рдела неровными пятнами, рот раскрылся, и из него вырывалось хриплое дыхание. Не найдя в десантном отсеке ничего, что бы можно было подсунуть ему под голову, я принялся за ранец. Осторожно вытащил из-под тела, расстегнул, достал надувной спальный кокон, дернул кольцо инициализации. Раздалось характерное шипение, спальник развернулся, надуваясь. Я подождал, пока он примет нужную форму, переложил Волка на мягкую поверхность. Потом снял с раненого остатки амуниции, запихнул ранец со шлемом под кресло и уселся рядом, на пол.

Двигатели транспортера негромко гудели, корпус иногда вздрагивал по неясным для меня причинам, а в остальном – тишь да гладь. Можно было пройти ближе к кабине и посмотреть на побоище сверху, да только мне не хотелось.

Я поставил карабин на предохранитель и закрыл глаза, откинувшись назад, к чьему-то креслу. Всего двадцать минут назад я с восторгом ожидал начала молодецкой потехи, видел себя героем-снайпером, рисующим звездочки по числу уничтоженных врагов на прикладе «Дракона» и уж, конечно, не допускал мысли о собственной тошноте и нерешительности. А сейчас… Ребята выполняли за меня работу, на которую я подписался совершенно сознательно, а я валялся как лось, рядом с человеком, пострадавшим именно из-за моей нерасторопности.

«В тире, небось, не тормозил», – сказал я себе сердито, поднялся на ноги и пошел в кабину.

Анатолий Анатольевич сидел, уткнув лицо в намордник пушечного прицела, а Петруха забрался на кресло с ногами и азартно орал скороговоркой что-то вроде бей-бей, не жалей!

– Что там? – спросил я у него.

Он вздрогнул от неожиданности, а потом поманил рукой, иди мол, сюда, поближе.

– Ну, блин, потеха! Бородач, придурок, в своем репертуаре. На кулачках с онзаном машется! Он всегда так делает, – добавил Меньшиков с прежним восторгом.

Я протиснулся между креслами и вытянул шею.

Транспортер висел в трех метрах над землей. Внизу, в круге из десятка легионеров, шла самая удивительная рукопашная схватка, какую мне приходилось когда-либо наблюдать. Бородач, зажав в каждой руке по штатному тесаку, легко танцевал вокруг крупного малоподвижного онзана, нанося ему быстрые рубящие удары по ногам. Неповоротливость онзана объяснялась многочисленными порезами, которые уже успел сделать на его конечностях Бородач. Ракообразный солдат размахивал одной клешней (другая бессильно свисала вдоль тела) и бестолково хлестал усами. Вдруг Бородач неловко качнулся, видимо, споткнувшись. Онзан бросился вперед, метя достать уцелевшей клешней открывшуюся шею. Эти несколько шагов оказались для него последними. Бородач покатился по земле, сразу вскочил, оказавшись за спиной у противника. Зажал здоровую клешню под мышкой, тесаком, будто консервным ножом, подковырнул броневую «шапочку» макушки онзана и погрузил широкое лезвие в приоткрывшуюся полоску мягкой ткани.

Наблюдающие зааплодировали. Петруха от радости заорал не своим голосом, а я хлопнул батал-куратора по спине и сказал:

– Высадите меня.

Он посмотрел удивленно.

– Зачем? Здесь все кончено. Взвод направляется на зачистку третьего ареала. Так что, если раненый не нуждается больше в вашей помощи, займите свое место.

Волка погрузили в «девятку» – обозный транспортер, вместе с еще одним легкораненым легионером. Тот все рвался «отправиться с ребятами», и Бобсону пришлось применить силу, чтобы обуздать воинственного парнишку. Рыжий верзила обнял буяна за плечи и, легко подняв в воздух, начал говорить что-то успокоительное. Кажется, живописал, как ласково будет за ним ухаживать красавица Вероника. Парнишка недолго подергал ногами, и затих, смирившись.

«Девятка» развернулась с небольшим креном и быстро пошла к входу в канал, ведущий домой, на базу.

Мы сидели по своим местам молча, только Бородач весело насвистывал, протирая промасленной ветошкой лезвие тесака.

– Капрал, – прервал молчание Генрик, – что вы там с Вовкой не поделили?

– У нас разные подходы к проблеме контакта человека с окружающей средой, – отозвался я сердито.

– Другого времени не нашлось?

– Нет.

– Мудаки, блин! – ругнулся он, а потом добавил кое-что по-армянски.

Я не ответил, хоть и все понял.

Транспортер остановился напротив пучка щетины, украшающей макушку ближайшего перфоратора. Анатолий Анатольевич высунулся из пилотской кабины и объявил:

– Повторяю для тех, кто не в курсе. Наш ареал – третий. Там сейчас глубокий снег. Действовать будем с воздуха. Тем не менее, к десантированию будьте готовы, включайте обогрев костюмов. Сканеры лучше настроить на тепло – так мы онзанов даже под сугробами разглядим. Площадь зачистки обычная, три гектара. Раненых во взводе, надеюсь, не прибавится.

Он занял свое кресло, надвинул на лицо маску и погрузил руки до локтя в недра пульта. Над перфоратором воздух задрожал, замутился, вспух волнистым серовато-желтым облачком. Транспортер нырнул в пробитую штольню.

Для зрения, не вооруженного спецтехникой, пространство за оболочкой транспортера казалось непроглядным туманом. Снова хорошенько тряхнуло, и мы вылетели в ослепительную белизну и синеву.

Тундра, та же тундра. Только на этот раз она была как огромное заснеженное озеро.

Транспортер медленно закружился над равниной, точно хищная птица, высматривающая поживу. Вот цепочка следов, принадлежащих, по-видимому, паре мелких копытных. Вот бугорок, из которого торчит краешек зеленой ветки – карликовое деревце, не потерявшее листьев. Вот взбитый и истоптанный кем-то участок…

В середину этого участка и ударил плазменный разряд корабельной пушки, испарив разрывом внушительный объем снега. Когда пар осел, мгновенно обратившись ледяной крупой, взгляду предстали сразу три трупа онзанов. Они скорчились, переплетясь конечностями, на обугленных стволиках кустарника. Словно обнимались. Рядом валялась пищаль, блестели осколки стекла. Зачем рачьи первопроходцы брали с собой стеклянные, мало подходящие для подобных вылазок предметы, оставалось непонятно.

Транспортер, не задерживаясь, продолжил раскручивать «часовую» спираль. Последствия «выпадения» в этот мир осколков армии вторжения попадались все чаще. Простыня девственного снега была грубо вспахана глубокими бороздами, засыпана кусками дерна. Кое-где снег будто растопило потоками горячего воздуха. Еще четыре участка обстреляла наша пушка, и еще шесть чужеродных для здешней тундры трупов остались на выжженных пятнах.