Неукротимая Сюзи - Башельери Луиза

Конкретного хозяина у Скарамуша не было – его хозяевами были все двести двадцать два члена экипажа. А врагами для него были только крысы и… кок! За котом наблюдали, чтобы узнать, какая в ближайшее время будет погода. Если он проводил лапой у себя за ухом – это к дождю. Рулевой утверждал, что если приснится кот, то, значит, на следующий день жди сильного ветра… Едва ли не каждый член экипажа мог рассказать какую-нибудь историю, свидетельствующую о полезности этого кота и о его удивительных способностях. Если какая кошка и не пользовалась популярностью на «Шутнице», так это исключительно «девятихвостая кошка», ибо все знали, что этим словом называют орудие наказания недисциплинированных матросов, а именно кнут, состоящий из девяти узких ремешков, оставлявших на спине болезненные и долго заживающие раны. Некоторые из матросов испытали на себе это орудие наказания – на других судах и по приказу других капитанов.

Ракидель смотрел на кота очень ласковым взглядом, и когда его длинные пальцы поглаживали шерсть кота, воздух, казалось, наполнялся электрическим зарядом. Скарамуш был удивительным животным – существом на четырех лапах, умевшим завоевывать симпатии людей.

Первым на судне умер именно он. Еще до того, как кораблю встретился хотя бы один испанский галеон, весь экипаж отравился большим куском испорченного мяса. Все стали очень сильно мучиться животом – и матросы, и командный состав корабля, и священник, и врач, которому при этом приходилось заботиться не только о себе самом, но и обо всем остальном экипаже. В разных уголках судна слышались проклятия и стоны. Судно легло в дрейф. Повсюду чувствовалось зловоние. Сюзи и ее подруга Клод тоже пострадали. Когда у них начинались рези в животе, им приходилось в первую очередь думать о том, как бы не сделать ничего такого, из-за чего их товарищи по несчастью могли бы узнать, кто эти двое есть на самом деле.

Это бедствие длилось три дня и привело к двум жертвам, а именно к смерти Скарамуша и одного юнги, живот которого, по заявлению врача, и так уже был ослаблен какой-то бессимптомной болезнью. Один из матросов, управляющих парусами, сшил для этого несчастного саван из джутовой ткани, в который возле его ступней положили три пушечных ядра, чтобы те утянули его на морское дно – его последнее пристанище. Как и в день поединка между капитаном и первым помощником, весь экипаж собрался на палубе. Умершего положили в саване на большую доску, поставленную на фальшборт. Точно так же поступили и с трупом кота. Отец Лефевр прочел на латыни молитву:

Requiem aeternam dona eis Domine,et lux perpetua luceat eis.Psaume: Te decet hymnus Deus in Sion,et tibi reddetur votum in Jerusalem:exaudi orationem meam, ad te omnis caro veniet.Requiem eternam dona eis Domine:et lux perpetua luceat eis[77].

Потом он призвал присутствующих прочесть молитву, произносимую во время исповеди, на тот случай, если болезнь, терзающая их животы, вдруг отнимет у них их жизни, – как она в этот день отняла жизни «двух лучших из них». С Небесами было лучше не шутить! Все начали дружно каяться, и общее бормотание двух с лишним сотен голосов стало настолько громким, что иногда даже заглушало хлопанье парусов на ветру.

Confiteor Deo omnipotenti et vobis, fratres, quia peccavi nimis cogitatione, verbo, opere et omissione: mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa.

Ideo precor beatam Mariam semper Virginem, omnes Angelos et Sanctos, et vos, fratres, orare pro me ad Dominum Deum nostrum.

Misereatur nostri omnipotens Deus et, dimissis peccatis nostris, perducat nos ad vitam aeternam. Amen[78].

Затем доски, на которых лежали юнга Эрван Ле Гийу и кот Скарамуш, наклонили так, что оба трупа соскользнули с них и полетели за борт. Первый помощник капитана Антуан Карро де Лере услышал тихий всплеск, с которым эти трупы вошли в воду. Он еще раз всмотрелся в лицо капитана. Когда все молились, Ракидель даже не шевелил губами и не крестился. Тем не менее, когда трупы упали в воду, Сюзи заметила, что в глазах капитана блеснули слезы. Она затем долго задавалась вопросом, кого же оплакивал капитан: кота или тринадцатилетнего подростка, для которого это плавание стало в его жизни и первым, и последним.

Животы в конце концов болеть перестали. Капитан приказал, чтобы все оставшееся подгнившее мясо выбросили в море. Поскольку просо и мука во время шторма намокли, из еды оставались только сухари, состоящие из муки, жуков-долгоносиков и застоявшейся воды. Считалось, что их можно хранить в течение нескольких месяцев, однако они были твердыми, как древесина. Остатки еды делили поровну на весь экипаж под внимательными взглядами моряков.

Чтобы исключить жульничество, каждый матрос клал в специальную шапку свой «хохолок» или «метку» (то есть перо баклана или нить с множеством узелков), после чего содержимое шапки перемешивали, не глядя, и затем наугад раскладывали «хохолки» и «метки» по порциям еды. Потом каждый матрос брал ту порцию, которая ему в результате этого досталась.

Приходилось улаживать раздоры, которые начали вспыхивать из-за голода, терзавшего матросов после пережитого отравления. Клод рассказала Сюзанне:

– Несколько лет назад после того, как корабль «Вьерж дю Кап» очень долго плавал по Карибскому морю и не встретил ни одного торгового судна, которое можно было бы захватить и разграбить, его экипажу пришлось есть свою обувь, перчатки, кожаные карманы, крысиные испражнения и тараканов…

– Твой корабль, судя по твоим словам, обычно захватывал торговые суда?

Пиратство как таковое казалось первому помощнику капитана чем-то еще даже более удивительным, чем необходимость питаться крысиными испражнениями и тараканами. Марсовый усмехнулся:

– Дело в том, что корабль «Вьерж дю Кап» плавал под черным пиратским флагом.

– Так ты, Клод, была пиратом?!

– Еще каким! Я ведь и родилась среди пиратов. Лучше уж быть хорошим пиратом, чем плохим корсаром, и я могу тебе сказать, что Ла Бюз[79], который был капитаном того судна и который сейчас, наверное, плавает где-нибудь у берегов Новой Франции, – просто святоша по сравнению с Ракиделем!

– Ракидель, по крайней мере, – порядочный человек, а не какой-нибудь разбойник!

– Голод всегда берет верх даже над самыми порядочными людьми, и если мы не встретим испанца уже в ближайшее время, я не стану ручаться за поведение тех моряков, которые находятся на «Шутнице»…

– Ты боишься, что они поднимут бунт?

– Лично я, красавица моя, не боюсь ничего! – усмехнулся марсовый Клод Ле Кам.

Сюзи почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок: она отправилась в море вовсе не для того, чтобы увидеть, как матросы захватят и разграбят судно, которое она снарядила на свои деньги!

В течение еще нескольких дней честно делились оставшиеся запасы продовольствия, которые быстро таяли. Чтобы отвлечься от мыслей о голоде, приходилось находить себе и другим какое-нибудь занятие. На палубе частенько звучали барабаны и трубы. А еще раздавались песни.

Когда-то в Сен-Мало пришли(Наш Сен-Мало – отличный порт!)Большие с грузом корабли.На якорь встали – борт о борт.А кораблей тех было три,Их груз – пшеница и овес.Вот к ним три дамы подошли,Ведь на зерно всегда есть спрос.– Скажи, торговец, что почем?Почем пшеница и овес?Мы будем покупать втроемТовары – те, что ты привез.– Продам пшеницу я за шесть,Овес – три франка, так и быть.Еще ячмень и просо есть,Их не хотите ли купить?– Уж больно высока цена,Ты свой товар так не продашь.Мы платим сразу и сполна,Но ты сбавь цену – баш на баш.– Коль не продам, то уступлюВ цене, мадам, я лично вам,Красивых женщин я люблю,И вам всю партию продам!