Города-государства Древней Руси - Игорь Фроянов

Сын Мономаха Роман и года не княжил во Владимире. Он умер. И во Владимир на княжение из Киева прибыл другой. Мономашич — Андрей. Позиции Киева во Владимирской земле укрепились. В некоторых пригородах Владимира в качестве посадников обосновались пришельцы из поднепровской столицы. В Червене, например, посадничал киевский воевода Фома Ратиборич, о чем узнаем из Ипатьевской летописи под 1120 годом: «Приходи Ярослав с Ляхы к Чьрьвну при посадничи Фоме Ратиборичи и воротишася опять не въспевше ничто же»{114}. Засилье киевлян вряд ли нравилось местному населению. В 1123 г. «приде Ярослав Святополчичь с Угры и с Ляхы и с Чехы и с Володарем и Василком Володимерю, и множество вои бе с ним, и обиступиша город Володимер»{115}. Летописец неоднократно подчеркивает самоуверенность Ярослава, надеевшегося «на множьство вои». Осада кончилась неожиданно: два каких-то ляха подстерегли Ярослава, гарцевавшего у стен города, и смертельно ранили его. Через несколько часов князь скончался.

Среди множества воев Ярослава узнаются и жители пригородов Владимира. В татищевской «Истории Российской» говорится, что «Ярославец», двигаясь к Владимиру, взял несколько городов, которыми ранее владел{116}. Надо думать, что их воинство пополнило рать Ярослава. И вряд ли волощан гнали к Владимиру силой. Не исключено, что их участие в походе Ярослава на Владимир — выражение известного недовольства политикой главного города, проявлявшего чрезмерную уступчивость Киеву. Это, конечно, наше предположение. Более уверенно можно судить о том, что привело Володаря и Василька к союзу с Ярославом. На первый взгляд этот союз кажется противоестественным: вчерашние враги вдруг оказались друзьями. Но еще М. С. Грушевский подметил, что то был не случайный скачок в политике князей{117}. Их сплотила необходимость борьбы с Киевом{118}. Больше всего в Поднестровье опасались связи Волыни и Киева одной княжеской линией, ибо в результате для волостей Поднестровья складывалась невыгодная расстановка сил{119}. В сопротивлении Киеву отражались процессы социальной консолидации Юго-Западной Руси. Но могущество Киева здесь окончательно еще не подорвано. Никоновская летопись, завершая рассказ об осаде Ярославом Святополчичем Владимира, роняет характерную фразу: «Князь же Ондрей Володимеричь Манамашь утвердися в княжении во граде Володимери»{120}. С утверждением княжения Андрея упрочивалась и власть Киева над Владимирской землей. По-прежнему киевские князья распоряжаются владимирским столом. В 1136 г. киевский князь Ярополк вывел Андрея из Владимира и посадил в нем своего «сыновца» — Изяслава{121}. Представитель черниговского княжья Всеволод Ольгович, едва заняв киевский стол, «посла вое на Изяслава река иди из Володимеря, и дошедше Горины пополошившеся бежаша опять»{122}. В конце концов Всеволод все же посадил во Владимире сына своего Святослава{123}, а братьев родных и двоюродных наделил различными городами Владимирской земли{124}. Когда Изяслав Мстиславич занял киевский стол, он тут же велел Святославу Всеволодовичу покинуть Владимир{125}.

Несмотря на хозяйничанье киевских князей во Владимирской земле, развитие волостной жизни здесь не прерывалось. В первой половине XII в. заметен территориальный рост Волынской земли, происходит конкретная фиксация ее рубежей{126}. Усложняется и сама волостная система, внутри которой появляются городские центры, тяготеющие к независимости от главного города. В рамках старой Владимирской волости формируются более мелкие волости, возглавляемые своими городами, претендующими на автономию по отношению к Владимиру. В качестве примера назовем Луцк. В известиях середины XII в. он фигурирует наравне с Владимиром{127}. Для Мстислава Изяславича Луцк служит базой похода на Владимир{128}. В конце 50-х годов XII столетия город имел уже особый княжеский стол. Луцк превращается в суверенный волостной центр. В 1158 г. Ярослав Луцкий на равных правах с другими князьями идет на Туров{129}. Красноречивы и события 1174 г., когда сын Ярослава Осмомысла Владимир «выбеже» к Ярославу в Луцк. Ярослав Галицкий пригрозил Ярославу Луцкому войной, если тот не выдаст беглеца. Луцкий князь, встревоженный возможностью нападения, «пусти Володимиря». Примечательно, что Ярослав Луцкий боялся «пожьженья волости своей»{130}. Стало быть, вокруг Луцка уже сложилось устойчивое образование, т. е. волость, разорение которой — беда для главного города.

Луцк приобретает немалое влияние на Волыни, вовлекая местные силы в свои предприятия. Однажды «приде Ярослав Лучьскыи на Ростиславиче со всею Велыньско землею, ища, собе старешиньства во Олговичех»{131}. Необходимо подчеркнуть, что Ярослав пришел под Киев именно со всею землею, т. е. с народным ополчением Волыни, что дает возможность еще раз убедиться в демократическом характере военной организации, на этот раз послужившей опорой князю Ярославу в борьбе за Киев. Наличие же самой военной организации — признак известной налаженности общественного механизма Волынской земли. Заметим, кстати, что Волынская земля выступает здесь как самодовлеющее целое, противостоящее Киевской волости. Не имея за собой мощной поддержки волынской земщины и прежде всего Луцкой волости, Ярослав не сумел бы добыть Киев, а тем более учинить «тяготу кыянам». Луцк располагал собственными силами, куда входило рядовое воинство. В 1149 г., когда враждебное войско «поступиша к Луческу»{132}, из города вышли «пешцы» и стреляли в неприятеля, а со стен городских летели камни, «яко дождь»{133}. В бою под Луцком чуть было не погиб знаменитый Андрей Боголюбский, «зане обиступлен бысть ратьными» лучанами{134}. Шесть недель стоили враги у Луцка, люди в городе изнемогали, но не сдавались{135}. Во второй половине XII в. Луцк выделился в самостоятельную волость, о чем в летописи говорится достаточно определенно. Вот летописный текст: «Того же лета исходячи разболеся князь Мьстислав Изяславич в Володимери, бе же ему болезнь крепка, и начал слати к брату Ярославу рядов деля о детех своих, урядивса добре с братом и крест целовав, якоже ему не подозрити волости под детми его…»{136} Клятвенное обещание Ярослава Луцкого «не подозрети волости под детми» умирающего Мстислава Изяславича следует понимать как признание состоявшегося разделения Волыни на Владимирскую и Луцкую волости{137}.

Стремление Луцка, как и других древнерусских пригородов, к самостоятельности объясняется спецификой социально-политического строя, утвердившегося на Руси XI–XII вв. Непосредственная демократия, выражавшаяся в прямом участии народа в деятельности народных вечевых собраний, — важнейшая черта этого строя. Народоправство — вот тот молот, который дробил волости на части, создавая новые, более мелкие волости{138}.

Не все, естественно, пригороды Владимира достигли такой самостоятельности, как Луцк. Многие из них сохраняли зависимость от главного города, шли в фарватере его политики. Во время похода князей в 1157 г. на Владимир один из них «еха к Червну, червняне же затворишася в городе», и никакие увещевания не заставили их отворить городские ворота{139}. Жители пригорода не хотели идти вразрез с политикой главного города.

Характерные отношения пригородов с главным городом и его представителем князем видим в событиях 1150 г. Из летописи узнаем, что князь Изяслав, отправив своего брата Святополка во Владимир, сам пошел к Дорогобужу, «и вышедши Дорогобужьци с кресты и поклонишась… и пусти в город»{140}. Изяслав привел с собой венгров, что встревожило дорогобужцев. «Се, княже, — говорили они, — чюжеземьци Угре с тобою, а быше не сътвориле зла ни что же граду нашему». Изяслав успокоил дорогобужцев: «Яз вожю Угры и все земли, но не на свои люди, но кто ми ворог, на того вожю, а вы ся не внимаите ни во что же»{141}. От Дорогобужа князь пошел к Коречску, «и Корчане же вышедше с радостью и поклонишас ему»{142}. Все эти пригороды изъявляют покорность правителю главного города, показывая тем самым приверженность главному городу.

Связь главного города с пригородами не была всегда и везде, одинаковой. По отношению к Владимиру одни пригороды находились в более жесткой зависимости, а другие пользовались некоторыми привилегиями. Это обусловливалось уровнем социального развития самих пригородов как общественных организмов. Таким образом, становится очевидной неоднозначность зависимости пригородов от главного города: она могла быть и положительной и отрицательной. При неразвитости и слабости пригорода, особенно в начальный момент его существования, роль главного города была, несомненно, положительной, поскольку община волостного центра обеспечивала внешнюю безопасность пригородной общины. Но по мере того как пригород усиливался и стягивал прилегающие к нему земли, образуя свою собственную волость, зависимость от главного города превращалась в оковы, сдерживающие дальнейшее его развитие. Противоречия между главным городом и пригородом обострялись. И так продолжалось до тех пор, пока пригород, преодолев притяжение главного города, начинал жить как самостоятельная волость, или город-государство. Мы видели Луцк, достигший независимости от Владимира. Некоторые пригороды Владимирской земли во второй половине XII в. сумели обзавестись своими княжениями. Это — Берестье, Червен, Белз{143}. Возникновение княжений в упомянутых городах необходимо рассматривать как этап на пути приобретения самостоятельности и как проявление заметно продвинувшейся вперед консолидации местных общественных союзов. Данные процессы, происходившие во Владимирской волости, — признак зрелости волостной организации в целом, позволяющий сделать вывод о завершении к середине XII в. формирования города-государства в Волынской земле.