Мой любимый шотландец - Эви Данмор

нарушало лишь учащенное дыхание. Она покраснела так густо, что было видно с другого конца комнаты. Учитывая, что прошлой ночью его рука скользила между ее прелестных бедер, реакция на полуголого мужчину несколько чрезмерная. Он утер лоб и нехотя потянулся за рубашкой. Надевать тонкий хлопок на разгоряченное и мокрое от пота тело – то еще удовольствие.

Хэрриет застыла на пороге, прижимая к груди цветок.

– Я пришла поблагодарить за букет, – проговорила она, избегая смотреть ему в глаза.

Значит, насчет цветов Баллентайн не ошибся – по крайней мере, она здесь и разговаривает с ним, а не прячется в своих покоях. Хэрриет мало походила на ту дерзкую мисс, с которой он столкнулся у себя в галерее, и вместе с нерастраченной страстью это изрядно раздражало Люциана. Черт возьми, он даже не представлял, сколько времени и усилий понадобится, чтобы привыкнуть к жене! Особенно к жене из высшего света, воспитанной в столь абсурдном целомудрии, хотя их основное назначение – родить как можно больше наследников. Никакой логики. Прошлой ночью она сказала «нет», но была податливой и влажной, и сейчас глаз с него не сводит: ее взгляд украдкой обежал его плечи и задержался на тех местах, где рубашка прилипла к телу. Похоже, она и сама не понимает, почему это делает. Хэрриет крутила в беспокойных пальцах стебель цветка, а ее шея вновь пошла красными пятнами.

– Ловко у вас получается, – похвалила она, с трудом оторвав взгляд от его бицепсов. – Кулачный бой – ваше хобби?

– Да.

– Вам сломали нос на ринге?

– Да.

Если бы она спросила напрямую, он сказал бы правду: в бою без правил со скотиной-ирландцем, когда ему еще приходилось заниматься боксом для заработка. Ради нее он мог бы привести себя в порядок – приодеться и так далее, но сегодня утром Люциан решил, что изображать джентльмена незачем. Кого он обманывает? Сейчас ему хотелось поцеловать ее без разрешения – грубо обнять, прижать к потному телу – ему нравилось ее целовать. Розовые губы на бледном лице Хэрриет казались ярко накрашенными.

Она опустила ресницы.

– Не хотела вам мешать, – пробормотала Хэрриет. – Лучше я пойду.

– Пустяки.

Он бросил взгляд на часы возле двери. Как ни странно, время близилось к обеду. Люциан снял с рук повязки, скатал, затем распустил кожаный шнурок на затылке, удерживающий волосы в узле. Хэрриет внимательно следила за его движениями, и он сообразил, что как художница она гораздо более наблюдательна, чем обычный человек. Об этом стоит помнить.

– Вы уже поели?

Она виновато улыбнулась.

– Только что слегка перекусила.

– Любите вы поспать. – Удивляться не стоило – все леди наверняка спят до полудня.

– Да, – ответила она. – Работаю допоздна и терпеть не могу вставать рано. Вы не против?

– Нет. – Издерганная женщина за столом вряд ли украсит его утро. – В половине первого я собираюсь на ленч в Ист-Энде, – сказал он. – Составьте мне компанию.

Она заколебалась.

– Конечно.

Согласилась без энтузиазма, но все же. Хотя терпением Люциан не отличался, выжидать он умел.

Через час, когда экипаж въехал в солнечный Шордич, она держалась уже не столь чопорно.

– Здесь гораздо интереснее, чем в Вест-Энде! – воскликнула Хэрриет, почти касаясь носом оконного стекла. Снаружи веселую толпу манили флаги и вывески мюзик-холлов, раскрашенных в яркие цвета кофеен, небольших театров и уцелевших с прежних времен магазинов роскошной мебели.

– Это более оживленный район, – заметил Люциан, – и более известный. Королевский национальный театр, мимо которого мы скоро проедем, – один из крупнейших в Лондоне.

– Я о нем слышала. – Хэрриет повернулась к мужу. – Вам нравится театр?

Спрашивала она вежливо. Так разговаривают на светских приемах с недавно представленными джентльменами.

– Нет, – ответил Люциан. – Оперу тоже не люблю, – добавил он, предупреждая следующий вопрос.

Она ничуть не обиделась, скорее удивилась.

– Почему же?

Люциан задумался.

– Не привык, – наконец сказал он. – К чему слушать часами невнятное пение, если можно провести время с пользой?

– К примеру, заняться ценными бумагами, – откликнулась Хэрриет.

Это что – сарказм? С тех пор как она села напротив, Люциан не раз ловил себя на том, что глядит на нее во все глаза. Наверное, потому, что тесный салон был заполнен ее запахом. Сегодня от девушки вместо роз пахло жженой ванилью; аромат дразнил Люциана и заставлял смотреть на розовые губы и шоколадные глаза, на обрамляющие лицо рыжие кудри, подрагивающие от тряски на неровных участках дороги. Хэрриет прикрепила к корсажу цветок из утреннего букета – не совсем у сердца, но и не посередине. У его жены определенно склонность к дипломатии.

– Меня интересуют не только ценные бумаги, – наконец сказал он.

Хэрриет улыбнулась.

– Вы рассуждаете точь-в-точь как мой брат Закари. – Люциан вспомнил ярость юного Гринфилда во время заключения с его отцом брачной сделки и промолчал. – Мне вот любопытно, каким образом вы получаете сведения, позволяющие вам вкладывать деньги столь успешно, если вы все время держитесь особняком?

Он смерил ее ироничным взглядом.

– Между прочим, я общаюсь и с другими коммерсантами.

– Между прочим, о вас редко пишут в газетах, хотя ваше имя у многих на устах.

– О моем участии предпочитают не упоминать, по крайней мере так было до недавнего времени, – заметил Люциан. – Поэтому дела я веду под вымышленными именами или обращаюсь к посредникам. А уж значимые сведения собираю воедино сам.

– Читая «Экономист»?

– И «Экономист», и научные журналы. Еще я анализирую финансовые сводки и правительственные отчеты, влияющие на движение рынка. И только потом делаю выводы. – Люциан поймал себя на том, что трет шею. После долгих часов чтения он чувствовал себя так, словно отработал смену в шахте. Хотя его тело и характер больше годились для физического труда, богатство и силу он обрел благодаря чтению… Ирония ситуации дошла до него впервые. – Что касается ценных бумаг, то объективных балансовых сводок просто не существует. Нет ни правил, ни законов, ни железной логики, которая определяла бы цены на акции. Они как звери, готовые сорваться с цепи после долгого периода мнимого затишья.

Хэрриет понимающе кивнула.

– В моей семье идут жаркие споры, этично ли вообще торговать на бирже.

– Тем временем ваши близкие неплохо наживаются на акциях.

– Как выглядит ваш обычный день? – невозмутимо спросила она. – Я знаю, встаете вы рано и занимаетесь э-э… физическими упражнениями. Что дальше?

Люциан сказал первое, что пришло ему в голову:

– Вы весьма любопытны.

– Боюсь, что да, – пробормотала Хэрриет, опустив взгляд на руки.

– Как вы заметили, встаю я рано, – повторил он, желая занять ее разговором. – Разминаюсь, потом читаю газеты и подмечаю, какие новые компании появляются, какие консорциумы ищут вкладчиков, не назревают ли сбои в производственно-сбытовых цепочках. Просматриваю корреспонденцию, – включая сведения,