Пока смерть не разлучит нас - Джон Карр

— Сэр! — перебил его новый голос.

Дику понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, какие изменения происходили, так сказать, на фоне. До сих пор шлем констебля полиции Миллера мелькал туда-сюда за окнами. Только двигался чуть быстрее.

А теперь в раме разбитого окна возникло крупное лицо Миллера, которое выглядело бы почти комично, если б не его сильное возбуждение.

— Сэр, — хрипло обратился он к суперинтенденту, — можно мне сказать кое-что?

Хэдли раздосадованно оглянулся:

— Потом! Мы…

— Но это важно, сэр. Насчет, — он просунул в раму большую руку и показал пальцем, — вон того.

— Войдите, — разрешил Хэдли, и никто из присутствовавших в комнате не шевелился, пока в дверь из холла не вошел Миллер, почтительно остановившись у порога.

— Я вам мог бы и раньше сказать, сэр. — Бородавка на носу Берта выражала смелый упрек. — Только мне никто ничего не сказал про убийство. Я живу рядом с Гоблин-Вуд, сэр.

— Хорошо! Ну?

— Вышел вчерашней ночью очень поздно, сэр. Из-за пьяного, который скандалил на ферме Ньютона. Я всегда еду на велосипеде домой по дороге, потом по тропе к Гоблин-Вуд. И, — продолжал Миллер, — проезжал мимо этих коттеджей часа в три утра.

Молчание.

— Ну! — подстегнул его Хэдли.

— В одной комнате дома мистера Маркема, — кивнул Миллер в сторону Дика, — горел яркий свет. Я хорошо видел.

— Правильно, — подтвердил Дик. — Я в кабинете заснул на диване, а свет забыл погасить.

— Но, — многозначительно продолжал Миллер, — и этот коттедж полностью был освещен вроде рождественской елки.

Хэдли сделал шаг из-за стола:

— Что это вы говорите?

Миллер сохранял выдержку и упорство.

— Сэр, я правду говорю. Да, все шторы на окнах были опущены. Но изнутри проглядывал свет. И практически во всех комнатах — по крайней мере, какие я мог видеть, проезжая на велосипеде, — горел яркий свет.

Откровенное изумление Синтии Дрю, приподнявшейся в мягком кресле, более сдержанное смятение суперинтендента Хэдли, представлявшего себе пустой освещенный дом, где находится принявший снотворное человек, — все это в глазах Дика затмило чрезвычайное удовлетворение, проявленное доктором Гидеоном Феллом. Его «ага!» разнеслось по комнате под мелодраматическое эхо искреннего смешка, который свидетельствовал о его полной уверенности в себе.

Миллер прокашлялся.

— Я про себя подумал — порядок. Потому что слышал, джентльмен ранен, и про себя подумал про врачей, про сиделок, про всякий народ. И про себя подумал: не зайти ли взглянуть. А потом решил: поздно, можно и обождать.

Но, сэр, — продолжал Миллер, повышая тон, словно из опасения, чтоб его не перебили, — я видел, как кто-то стоит у парадных дверей. Знаю, темновато было. Только мне в глаза бросилась белая блузка или свитер, как его там назвать, и я совершенно уверен…

Хэдли застыл на месте.

— Белая блузка? — повторил он.

— Сэр, это была мисс Лесли Грант.

Глава 17

Синтия лжет? Или Лесли?

Направляясь домой по Галлоус-Лейн в сумерках, в призрачных шепчущих сумерках, где пререкались перед сном птицы, Дик Маркем старался разобраться.

Минуло восемь часов. Даже если поспешно побриться и ванну принять, на обед с Лесли в честь помолвки он все равно опоздал. Это будет выглядеть мелким предательством, раз уж Лесли придает событию непомерный романтический смысл. Но если речь идет о такой мелочи, как убийство, кто лжет — Синтия или Лесли?

Все это распроклятое дело слишком близко касается души и сердца! Слишком личное! Вызывает слишком много эмоций! Казалось, будто вызывающие доверие утверждения Лесли Грант, с одной стороны, и Синтии Дрю — с другой, уравновесятся сами по себе. А чашки весов постоянно колеблются.

Одна девушка излагает дело честно, с искренним взглядом, скрывая правду из благородных соображений. Другая прячет кошмарные мысли под красивой маской, но, возможно, застав ее врасплох, ты увидишь абсолютно другое лицо.

Ты хорошо знаешь ту и другую. Обеих недавно держал в объятиях, правда, Синтию исключительно в утешительных целях, и мысль о причастности той и другой к подобным делам представляется фантастической глупостью. Но игла шприца жалит, как кобра, ядовитым зубом, его держит чья-то рука, и кто-то при этом смеется.

Он не нарушит верности Лесли. Он в нее влюблен.

Но допустим, просто предположим, что в конце концов…

Чепуха! У нее нет никакого мотива!

Разве?

С Синтией дело нисколько не лучше. Он сам написал немало ученой белиберды насчет подавленных чувств и стремлений, весьма полезной, если требуются мотивы для пьесы и романа. Когда же нечто похожее происходит у тебя на пороге, когда потаенные эмоции выплескиваются тебе в лицо, ты подобен тому, кто праздно развлекался сатанизмом, а потом увидел, что за ним гонится истинный дьявол.

И в любом случае, как можно совершить преступление в запертой на ключ и на засов комнате?

Доктор Фелл, видимо, знает, но не говорит. Собственно, доктор Фелл с Хэдли удалились на конфиденциальное совещание в дальние комнаты коттеджа, откуда доносились крики, стук по столам кулаками, но никаких внятных слов. Дик на совещании не присутствовал. Его и Синтию держали в разных комнатах под бдительным присмотром Миллера. И теперь…

Безутешно топая по дороге. Дик свернул к калитке своего коттеджа. Дом темно маячил впереди с тусклыми в сумерках ромбовидными стеклами окон.

Проклятье, надо спешить! Лесли ждет. Обязательно побриться, сменить мятую одежду…

Дик, закрыв парадную дверь, вошел в сумрачный холл. Добрел в полумраке по коридору до кабинета, где еще не совсем растворились во тьме очертания книг и театральные мелодраматические афиши. Нащупал у двери выключатель. Щелкнул вверх, вниз, вверх и понял, что, несмотря на щелчки, свет не хочет зажигаться.

Снова проклятый счетчик со щелкой для шиллингов!

Миссис Бьюфорд, которая «ведет хозяйство», всегда скармливает чудовищу щедрую порцию шиллингов. Да ведь он сам прошлой ночью оставил свет включенным, запас иссяк, свет погас.

Пробравшись на ощупь через кабинет, Дик попал на кухню, а оттуда в буфетную, окна которой, наряду с кабинетными, смотрели на восток. Благодаря редкой удаче — не часто такое случается, — среди монет в кармане удалось найти шиллинг. Вслепую миновав раковину, он нашел счетчик, сдвинул защелку, сунул монету, услышал, как она упала. И в кабинете зажегся свет.

Дик стоял возле раковины в буфетной, тянулся к счетчику и через окно видел, как вспыхнул свет. Видел, как сияние залило его собственный сад, точно так же, как много часов назад видел свет, лившийся из окон другой гостиной…

Свет никто не включал, а он загорелся. Дик Маркем вцепился в края раковины.

— Ух ты! — вслух вымолвил он.

Вернулся в кабинет, огляделся и обратился к пишущей машинке.

— Хочешь знать, старушка, — осведомился он у машинки, — как создать впечатление, будто в запертой на ключ и на засов комнате зажегся свет?

И резко оборвал свой монолог.

Ибо у парадной двери стоял майор Прайс, изумленно подняв песочные брови.

Круглая веснушчатая физиономия майора Прайса с подстриженными песочными усами приобрела толерантное выражение. Сердечный, сочувственный взгляд заверял, что майор вполне ожидал увидеть автора сенсационных пьес за дружеской беседой с пишущей машинкой и абсолютно его понимает, даже если сам не имеет подобного обыкновения.

— Что вы говорите, дружище? — переспросил майор.

— А вы желаете знать, майор Прайс, — спросил Дик, — как создать впечатление, будто в запертой на ключ и на засов комнате зажегся свет?

Теперь его не заботило сохранение тайн. Ему хотелось громогласно открыть именно этот конкретный секрет.

В довольно-таки пучеглазом взоре майора Прайса вспыхнул неподдельный интерес. Поспешно взглянув через плечо, убедившись, что никто не подслушивает, майор вошел, закрыл за собой дверь кабинета. Дик по-прежнему был поглощен своим открытием.

— Я еще вчера вечером думал, — захлебывался он, — что во всех трех коттеджах на этой дороге стоят счетчики со щелкой для шиллингов. Клянусь богом, вот как это было сделано! Вот почему там зажегся свет и полночи горел!

Майор Прайс по-прежнему пребывал в недоумении.

— Лучше притормозите на минутку, дружище! Что и зачем было сделано?

— Берт Миллер, — объяснил Дик, — ехал на велосипеде мимо коттеджа Поупа прошлой ночью и видел, что везде горит свет за закрытыми шторами.

— Правда, дружище? И что?

— Кто-то, — растолковывал Дик, — включил везде свет и оставил гореть, пока в счетчике не кончились монеты. Тогда свет погас.

— Вон что! Дальше, будьте любезны…

— А потом этот «кто-то» выключил электричество везде, кроме гостиной. А утром в определенный момент попросту бросил шиллинг в счетчик в буфетной. И свет загорелся в гостиной, как будто его только что включили.