Неутомимая охотница - Кэтрин Коултер

В этой пещере оказалось не так влажно и мокро — вероятно, потому, что она была совсем невелика, зато мрак стоял, как в преддверии ада.

Хелен на миг остановилась и прислушалась. Бичем последовал ее примеру. Сердце снова билось испуганно, как много лет назад. В тишине стук казался оглушительным.

— Ничего страшного, — заключила она. — Просто летучие мыши хлопают крыльями.

Она подняла фонарь повыше и снова устремилась в глубину.

Летучие мыши?

Неизменно любознательный Бичем и на этот раз задался вопросом, каким образом эти твари ухитряются видеть в темноте. Вот сэр Джайлз Гиллиам знал ответы на многие вопросы, но ничего не мог сказать о летучих мышах. Да и кто в Оксфорде этим интересовался?

Пол действительно круто уходил вниз. Шаг-другой — и он выпрямился. Макушка не доходила до потолка дюйма на два. Хелен остановилась, опустилась на четвереньки и бережно поставила фонарь за землю.

— После того шторма я все тут обыскала. Вот эта стена почти рухнула, и из дыры вместе с грязью выпала шкатулка, — объяснила она. Голос звучал тихо, таинственно, словно из потустороннего мира. По спине Спенсера пробежал озноб.

— Отзвуки эха назойливо перекатываются в моем мозгу, — признался он вслух, — и нагоняют страх. Кажется, я становлюсь мистиком, Хелен. Еще немного — и начну возглашать гимны чужеземным богам.

Она взглянула на него. В свете фонаря ее лицо казалось застывшей гипсовой маской.

— Знаю. Это все пещеры. Мне самой не по себе. Обычно если я бываю здесь одна, то начинаю громко петь, чтобы не напугаться до смерти. А когда не дрожу от ужаса, посмеиваюсь над собой.

— Попробую последовать твоему примеру. Лорд Бичем опустился на землю рядом с ней.

— Значит, шторм обвалил стену, и оттуда выпала шкатулка. Взгляни на это.

Вдоль полуразрушенной стены, примерно в полутора футах от пола, шел узкий карниз.

— Он совершенно плоский, а это означает, что тут не природное образование. Думаю, кто-то прилепил его к стене, чтобы поддерживать шкатулку, а потом передумал и нашел другой тайник. Посчитал, что место слишком открытое. А карниз не стали разрушать, надеясь, что никто ничего не заподозрит. Смотри!

Карниз в двух местах подпирали небольшие булыжники.

— Господи! — неожиданно воскликнула Хелен, охнув от удивления. — Я тогда этого не заметила! — Она поднесла фонарь ближе, вынула из кармана плаща носовой платок и принялась вытирать камни. — Здесь высечена какая-то надпись.

Она тщательно смахнула песок и мелкую щебенку. Показались глубоко врезанные в гладкую поверхность буквы.

— Ну вот, — протянул Спенсер, — это не пехлеви и не латынь. Думаю, это старофранцузский. — Язык, на котором говорил Эдуард Первый?

— Именно.

— Погоди, Хелен снова поставила фонарь и извлекла из кармана связанные лентой бумаги и угольный карандаш, завернутый в белую тряпочку.

— Вижу, ты готова ко всему, Хелен.

— Да, — согласилась она, бросив на него взгляд искоса, — я люблю рисовать и подумала, что неплохо бы изобразить тебя на берегу, у залива.

— С удовольствием стану позировать, — обрадовался он, но Хелен почему-то отвела глаза. Не слишком хорошо рисует и потому смущается? Как приятно видеть присмиревшую амазонку!

— Обнаженным, — добавила она. — Возможно, во весь рост. Руки на бедрах, и мелкие волны омывают твои босые ноги. Ну как?

Бичем зачарованно уставился на нее.

— При условии, что ты стащишь с меня сапоги. Хелен, улыбаясь во весь рот, положила листок бумаги на карниз и подняла карандаш, ожидая, пока Спенсер начнет переводить.

— Слова находят друг на друга, так что понять смысл нелегко, — признался он и медленно продолжил:

— “Это либо благословение, либо ничто. Это одновременно здесь и не здесь. Это сияние его рассвета!” — Он осекся и нахмурился:

— Да, именно так, его рассвета.

Хелен нетерпеливо дернула его за рукав.

— Скорее, Спенсер!

— Дай подумать. Значит, так: “Оно всемогуще, но доказать это невозможно. Оно — нечто необычное, но никто не знает, что именно. Какие бы истины оно ни содержало, нам все равно их не понять. Мы боимся его власти. Закапывая его, мы молимся, чтобы дух его не погиб. Если же это зло, мы заклинаем Бога, чтобы оно убралось обратно в ад”. Это все, — заключил Спенсер, поднимая глаза. — Надеюсь, что я правильно передал смысл. Ты успела записать?

— Погоди. Я хочу скопировать перевод и оригинал. Она со всем старанием принялась за дело и, закончив работу, вздрогнула.

— Я замерзла. Словно душа оледенела. Что все это значит? Почему это было вместе со свитком? Он молча покачал головой.

— Где лампа? Почему ее здесь нет? Наверняка эта надпись на камне относится к лампе.

— Ты права. Больше ничего не подходит.

— В таком случае где она?

— Мне кажется, тамплиер, который подарил королю Эдуарду лампу, отдал ее вместе с кожаным свитком и шкатулкой. Кому-то еще в те времена удалось перевести свиток. Думаю, что когда король решил спрятать лампу, то по настоятельному требованию церкви просто положил ее в шкатулку вместе со свитком и замуровал в стене пещеры. И приказал кому-то сделать надпись на камне. Нечто вроде объяснения.

— Но это не имеет никакого смысла. Похоже, для них это осталось такой же тайной, как и для нас.

— Возможно. Но кто знает, вдруг они все же что-то поняли и испугались? Недаром говорят, что средневековый разум — настоящий лабиринт с невероятным числом поворотов и ответвлений, недоступных современному человеку. Что, если кто-то нашел лампу много лет назад и просто взял себе, а шкатулку со свитком оставил, посчитав, что они ничего не стоят?

— Да, — выдохнула она, — звучит логично. — У нее был такой вид, словно она вот-вот заплачет. — Значит, лампа пропала и ее следы потеряны.

— Но я вполне могу ошибаться, и она зарыта в другом месте. А вдруг в свитке написано, что шкатулку и лампу следует держать в разных местах? Если это так, там должно об этом говориться.

Судя по ее лицу, она хотела ему верить Беда в том, что он сам не знал, чему теперь верить. Странная головоломка на старофранцузском, высеченная в камне. А в стене пещеры, чуть повыше карниза, замуровали шкатулку с рукописью, возраст которой насчитывает тысячи лет.

Он вздрогнул, впервые ощутив, как сырость проникает до самых костей.

— Сейчас мы вряд ли сможем прийти к верному заключению, Хелен. Слишком много гипотез. Но клянусь, мы обнаружим истину.

— Ты чудесный партнер, — пробормотала она, стараясь улыбнуться. Он тут же забыл о лампе и сжал ладонями ее щеки.

— Три недели назад, мисс Мейберри, я жил счастливо, наслаждаясь бездельем и маленькими удовольствиями, которые дарит нам жизнь. Ho тут услышал, как ты говоришь с Александрой о наказаниях, и мое существование необратимо изменилось.