Покуда я тебя не обрету - Джон Уинслоу Ирвинг

«Кроненхалле» оказался великолепным рестораном, Джек глупо поступил, заказав только салат. Впрочем, ему все равно достались две трети папиного венского шницеля – Уильям не ел, а жеманничал.

– Ну слава богу, хоть Джек не забыл свой аппетит дома, не то что вы, Уильям, – с укоризной сказала доктор Крауэр-Поппе, но и папа, и сын пребывали в весьма приподнятом расположении духа.

Они сумели победить слово «кожа», которое, как выяснилось, было из тех механизмов, что можно остановить (не то что «шкура»), а также покинули туалет, не столкнувшись с самым страшным, – да, Джек видел в зеркале ужасное лицо «третьего человека», искаженное болью и скорбью, но понял, что папина реакция могла быть куда хуже – доктор фон Pop сказала, что все куда серьезнее, если папа видит себя в зеркале голым или что-то в этом роде. Джек догадался, что это и есть «термоядерная бомба», das ganze Pulver доктора Хорвата. Джек, конечно, столкнется и с этим, и, вероятно, очень скоро, – поэтому сегодня, в «Кроненхалле», он вполне был готов немного подождать.

Они коротко обсудили молодых медсестер санатория Кильхберг – они практически записывались в очередь брить Уильяма. Такая возможность выпадала каждое утро, и Джеков отец флиртовал с ними как одержимый.

– А почему ты не бреешься сам? – спросил Джек.

– А ты попробуй как-нибудь побриться без зеркала. А что до молодых медсестер, то я тебе советую как-нибудь побриться в их присутствии, это тоже весело.

– Уильям, если вы будете плохо себя вести, я вам пришлю Вальтраут, она умеет держать в руках лезвие, – сказала доктор фон Pop.

– Да ради бога, кого угодно, лишь бы не Гуго, – парировал Уильям.

Упомянув Гуго, он легко перевел разговор на тему секса с проститутками. Доктор фон Pop, конечно, была женщина умная и предвидела это, но поделать ничего не смогла.

– Ты не подумай, Джек, наши дамы против проституток ничего не имеют, – сказал отец, – им на самом деле Гуго поперек горла.

Доктор фон Рор, как обычно, тяжело вздохнула, а доктор Крауэр-Поппе закрыла лицо руками.

– Ты сказал «проституток», то есть ты посещаешь сразу нескольких? – спросил Джек.

– Нет, что ты, «сразу» – нет! Нескольких – да, но не сразу, а по очереди, – хитро улыбнулся папа.

Доктор фон Pop принялась вертеть в пальцах ложку и стучать ножом по столу, а доктор Крауэр-Поппе снова что-то обнаружила у себя в глазу.

– Папкин, мне просто любопытно – ты посещаешь все время одних и тех же проституток (я понял про «не сразу») или разных?

– У меня есть любимые дамочки, пара-другая, я к ним постоянно возвращаюсь.

– Вы имеете в виду, Уильям, что храните им верность в некотором роде, я правильно поняла? – спросила доктор Крауэр-Поппе.

– Но это безопасно? – спросил папу Джек.

– Я не занимаюсь с ними сексом, если ты про это, – ответил Уильям возмущенным тоном – Джек уже начал его узнавать.

– Это я понимаю. Я хотел спросить – в других смыслах это безопасно? Место, например, куда ты к ним ездишь, – там ничего такого не может случиться?

– Что ты! Ведь со мной Гуго! – воскликнул папа. – Разумеется, он ждет меня в соседней комнате.

– Еще бы! – усмехнулся Джек.

Доктор фон Pop уронила нож на пол.

– Вы все поймете, Джек, когда увидите Гуго, – сказала доктор Крауэр-Поппе. – С ним ваш отец в полной безопасности.

– А почему папа говорит, что он вам поперек горла? – спросил Джек.

– Вы все поймете, когда увидите Гуго, – сказала доктор фон Pop.

– Джек, меня не нужно жалеть, – сказал папа. – Не думай, я мастурбирую с проститутками не потому, что чего-то боюсь или с чем-то смирился. Это вовсе не акт смирения.

– Тогда я не понимаю, – сказал Джек.

Уильям опять положил руку на сердце, опять стал нащупывать точку с запятой. Руки снова были в перчатках – доктор фон Pop помогла ему их снять, пока он ел, а сейчас, когда они закончили, надела перчатки снова.

– У меня в жизни были все женщины, каких я только желал, – другое дело, что со многими я провел меньше времени, чем мне бы хотелось, – печально произнес Уильям. – Но больше я не могу. Я не переживу, если снова потеряю близкого человека.

И Джек, и врачи знали про татуировку памяти Карин Рингхоф – что она значит для Уильяма и где находится. Джек не знал другого – есть ли у папы татуировка по Барбаре, и если есть, то где. Возможно, папа помянул ее не словами, а нотами; надо будет спросить Хизер.

– Я понял тебя, папкин. Теперь я понимаю, – сказал Джек.

Интересно, папа прикасается хоть иногда к правому боку, там, где Якоб Бриль вонзил ему в тело гвоздь и пустил кровь, подумал Джек. Интересно, эта татуировка вызывает у папы такую же боль, как надпись про дочь коменданта и ее младшего брата, хоть когда-нибудь? Джек очень надеялся, что нет; из всех папиных татуировок только эта была цветная.

– Кстати, нам постепенно пора закругляться, Уильям, – нежно сказала ему доктор Крауэр-Поппе. – Что вы будете играть нам завтра, мне, Джеку и доктору Хорвату?

Хороший ход, папа, кажется, не ожидал – убрал правую руку от сердца, положил руки на стол, распластал пальцы, зашевелил ногами под столом; по глазам видно – он чувствует под пальцами клавиши, а под ногами педали. Он воображает себе орган размером с Аудекерк, а когда закрывает глаза – практически слышит его.

– Анна Елизавета, вы же не думаете, что я стану насвистывать вам завтрашние мелодии?

Значит, ей не удалось его обмануть; более того – и она, и Джек, и доктор фон Pop ахнули, ведь все они знали, что слово «насвистывать» может быть пусковым механизмом; доктор Бергер говорил Джеку, что папа терпеть не может, когда при нем свистят, – хотя, возможно, дело тут в самом свисте, а не в слове.

– Не