Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

рук, и в этот миг два десятка её солдат замерли, как, словно их сковал мороз. Маска женщины покрылась трещинами, крохотные куски посыпались на землю. Затем весь её доспех пронзили глубокие трещины. Раздался треск. Два десятка мечей выпали из окаменевших рук прямо к ногам наших бойцов. Всё закончилось быстро. Половина женской головы откололась и рухнула ей на плечо. От удара всё тело вдруг рассыпалось в прах. Воины, что застыли рядом с ней — на них обрушились стальные мечи, и они так же все превратились в пыль. Так, герцог Петрас одержал победу над «кровокожами». Но на этом их набеги не прекратились. Через пять лет они вернулись снова и снова получили достойный отпор.

— Герцог убивал всех своей рукой? — спросил Дрюня с чуть не прикрытым сарказмом. Колег, из-за избытка в своём желудке алкоголя, не придал особого значения наглости своего собутыльника.

— Нет! — причмокнул Колег, — Что за вздор! Из своей отрубленной руки он приказал сделать наконечник для копья. Так у нас появилось особое оружие, способное разить броню «кровокожих». Народ назвал оружие нашего спасения «Длань праха». Но новая битва не была такой же лёгкой как прошлая. В последний раз «кровокожих» было больше и убить их пришлось гораздо больше, прежде чем они все обратились в прах.

Мне вспомнился случай в Дрюниной пещере, когда та женщина в кровавом доспехе, что лежала на холодном полу, вдруг умерла после моего путешествия по её кишечнику. А после Дрюнин меч рассыпался в прах. Любопытно, но почему остальные воины тоже рассыпались в прах? Я, конечно, не спец в этих вопросах размножения «кровокожих», и свечку не держал, но думается мне, что в таких группах всегда имеется «кровокож»- мама, странствующая в окружении своих выродков. Убил её — убил всех. Других мыслей сейчас нет. Да и думать сил нет. Моё любопытство выискивало совсем иные нюансы.

Глава 12

Оружие.

Больше всего меня интересовал вопрос — каким оружием были вооружены воины этой деревни?

«Дланью праха» герцог смог поразить… убить «кровокожа»! А это не хухры-мухры заявочка, бля!

Допустим я вот такой сижу тут за столом, попиваю местной браги, покуриваю, а оказывается, что в любой момент обожравшийся синьки Колег может рухнуть со своего стула и сломать руку. Допустим. И допустим, я встану перед ним на колено, начну оказывать первую помощь, а он, от дичайшей боли начнёт своим открытым переломом вертеть у моего лица. Одно неловкое движение — и в горле у меня кость моего собутыльника. Типичная картина дворовых пьянок. Но не сейчас!

Колег запрокинул еще одну кружку, которой я потерял счёт. Огромный кадык заелозил под бледной кожей, словно живой кролик в теле питона. Тонкая блестящая струйка потекла с уголка губ. Осушив кружку до последней капли, он ставит её на стол, отрыгивает. Локон его сальных волос застревает у него во рту. Он жуёт их, причмокивая губами. А потом ладонью вытирает уставшее лицо, снимая глянец с израненных губ и вынимая влажную волосню изо рта.

Я смотрел на этого человека и испытывал отвращение. Весь его вид, каждое движения. Сейчас, в состоянии не стоянии он казался жалким. Но не мне его судить. У них тут свой быт, своя житуха. И все мы, в те редкие моменты, когда нам удаётся по-настоящему отдохнуть от всего: от смертей, от сражений и боли, вправе вести себя как нам угодно. Колег был измотан, длительный стресс высосал из него с десяток килограмм, что бросалось в глаза. Грязная рубаха была явно на пару размеров больше, а через огромный ворот мне были видны выступающие на блестящей коже рёбра. И шрам. Тусклого освещения в зале вполне хватило рассмотреть огромный синий шрам, рассекающий почти мальчишескую грудь от подмышки до подмышки.

— Что уставилась? — промямлил Колег.

Я оторвал взгляд от исхудавшего тела и поднял глаза. Колег говорил со мной. Озлобленные глаза должны были напугать меня, или навести жути, но мне хотелось рассмеяться. Я сдержал себя, мужик держится стойко, моральные силы ему еще понадобятся.

— Колег, — сказал я, не отрывая от него глаз, — в тот день, когда «кровокожи» наградили тебя этим шрамом…

— Это не награда! — взревел Колег и ударил кулаком по столу. Убрав глаза в сторону, он помолчал, уставившись в угол, а потом спокойным тоном промолвил, снова уставившись на меня: — Это не награда! Это мой позор! Я должен был замертво рухнуть рядом со своими друзьями! Но я выжил…

— Этот шрам ты заработал в бою, — остудил его Дрюня. — Такова твоя судьба. Носи его с гордость, и не прячь от посторонних глаз!

— Тебе не понять! Монстр…

Дрюня заметно напрягся, на губах хрустнула высохшая корка гноя, да и сам он весь издал противный звук, словно в огонь кинули освежёванную шкуру волка — и шерсть начала тут же вспыхивать, плавиться и трещать. Но «монстр» не двинулся. Так и остался сидеть, безобидно уставившись на Колега. Дрюня прекрасно всё понимал, терпению ему не занимать.

— Колег, в тот ужасный для вашей деревни день что вы сделали с трупами? — спросил я.

— Инга, я же тебе всё рассказал. «Кровокожи» словно осыпались пеплом. Тонкие куски отваливались от доспехов, а на землю падали хлопья залы. Если бы в этот день дул сильный ветер, армию «труперсов» в миг обратило бы в чёрную дымку, которая бы скрыла от солнца всю деревню.

— Колег, я про другие трупы.

— Про другие?

— Да, хочу знать, что вы сделали с человеческими трупами? С телами поверженных воинов, — уточнил я, чтобы в пьяной голове больше не возникло лишних вопросов.

— Что… что мы с ними сделал… — мужчина как-то мутно начал оглядываться по сторонам, словно не замечал нас. Воцарившееся молчание нарушал лишь треск углей в печи и мерное сопение Кары. Возможно, наш с Дрюней пристальный взгляд заставил хозяина успокоиться, замереть. Его глаза опустились на колени, которые он начал растирать руками. — Мы… мы сожгли трупы. Как и всегда. Отравлять землю, что нас кормит — преступление.

— И всё? — спросил я. — Вот так взяли и сожгли?

— Да, вот так взяли и сожгли! — на блестящем от пота мужском лице вздулись вены, как дождевые черви. — А к чему эти расспросы, Инга?

— Кости, — сказал я.

Закованное в гнойный доспех мускулистое тело Дрюни накренилось в мою сторону,