Говорящие с... - Мария Барышева

   - Так как насчет стриптиза? - вопросил Олег Георгиевич и принялся расстегивать ворот рубашки. Прищурившись, Эша сказала:

   - Еще не хватало! У вас отвратительное тело!

   - Ах, да, я и забыл, - его пальцы застыли на следующей пуговице, после чего ейщаровские ладони с размаху легли на его лицо, произведя звучный шлепок. - Я же такой урод! О горе мне, как жить-то на свете?! Не желаете ли вытереть об меня ноги, перед тем как я пойду плакать в какую-нибудь кладовку?

   - Посмотрите на меня, - велела Шталь, и Ейщаров, приподнявшись, с собачьей готовностью уставился ей в лицо. Знакомые яркие глаза смотрели терпеливо-выжидающе, но на мгновение Эша уловила вдруг в этих глазах нечто, что заставило ее похолодеть. Она уже видела эту безнадежную тоску - и видела ее отнюдь не в ейщаровских глазах. Это была чужая тоска. И чужим был человек, сидевший перед ней на ковре. Он даже не был человеком. Всего лишь идеальная копия, кукла, смастеренная ее собственной фантазией, оживленная ее собственным желанием и существующая благодаря собеседнику безумца. Кукла, внутри которой притаилась ядовитая гадина.

   Любишь?

   Никто не спасал ее. Никто за ней не приехал. Она все еще в мокром парке, а, может, уже и в каком-то другом месте, с зонтиком в руке, безвольная, покорная сомнамбула в компании еще десятка таких же. Кто знает, сколько уже прошло времени с тех пор, как этот проклятый зонт раскрыл над ней свой купол? Минута? Месяц? Кто знает, что там с ней сейчас делают? Эша уставилась на свои пустые ладони. Как закрыть зонт, которого у тебя нет? Она подняла голову, оббегая взглядом такие знакомые стены кабинета. За раскрытым окном на ветке рябины весело раскачивался взъерошенный воробей. Слышался шум машин, где-то в отдалении лаяла собака. Все было, как по-настоящему. Целый мир. Как закрыть целый мир?

   - Курить хочу, - глухо произнесла Эша, и Ейщаров, вскочив, вручил ей сигарету и поднес зажигалку, которая вспыхнула сама по себе. Эша глубоко затянулась, глядя на стоящее перед ней существо, которое сейчас представляло собой квинтэссенцию услужливости. Вкус у сигареты был абсолютно настоящим и дым выматывался из ее тлеющего кончика тоже совершенно по-настоящему и плел петли в по-настоящему жарком августовском воздухе. Эша прислушивалась к своим ощущениям и не могла найти ни единой шероховатости. Все было по-настоящему. Но это не было настоящим, как и создание напротив. Прищурившись, Шталь потребовала:

   - Попрыгайте на одной ноге.

   Искусственный Олег Георгиевич покорно исполнил требуемое - и исполнял до тех пор, пока Эша не махнула рукой.

   - Скажите: "Я сволочь, мерзавец и самовлюбленный эгоистичный придурок!"

   - Я сволочь, мерзавец и самовлюбленный эгоистичный придурок, - сокрушенно согласился эрзац-Ейщаров. - Гад ползучий, хам, извращенец и дегенерат.

   - Вы меня обожаете.

   - Я вас обожаю! - с готовностью подхватило существо, вновь переходя в коленопреклоненную позу. - Жить без вас не могу! Любое желание ваше - закон! Все сделаю, а также покончу с собой любым предложенным способом, если вы желаете полюбоваться моей агонией.

   - Вы меня ненавидите.

   - Я вас ненавижу! - "Ейщаров" схватывал на лету. - Убить вас готов!.. Так что, Эша Викторовна, может, все-таки, кофейку?

   - Позже, - Шталь спрыгнула с кресла. - Я сейчас буду ходить по кабинету и размышлять о тщете всего сущего, а вы будете ползать за мной и иногда целовать мои каблуки.

   - О, это мое любимое занятие после завтрака, - отозвался он, опять простираясь ниц, и Эша, не выдержав, улыбнулась змеиной улыбкой. Что бы ни творилось сейчас в настоящем мире, в этом было не так уж плохо. Вытворять что угодно с псевдо-Ейщаровым и хоть как-то излечить свое уязвленное самолюбие. С другой стороны, это не более действенно, чем бросать дротики в его фотографию. Неплохая психическая разрядка... но это все. Не слишком ли мало за такую высокую цену? Милый зонтиковый мир для Эши Шталь - забавная игрушка для капризного, самовлюбленного ребенка. Здесь можно издеваться над Олегом Георгиевичем, как вздумается. Вероятно, здесь есть и все остальные, и если она покинет этот кабинет, то в приемной сможет найти Михаила, который по ее желанию начнет наносить себе травмы различной степени тяжести. Где-то в этом мире живет Полина, которой нравится обнимать и целовать свою младшую сестру и которая не выражает свою любовь исключительно раздраженными криками и едкими замечаниями. Где-то здесь есть глупый мальчишка, который только ее, Эшин друг - и ничей больше - и не ноет по телефону о постоянной занятости своей обожаемой Инной... Да, где-то здесь есть много людей, которые принадлежат только ей... Какая разница, что они не настоящие? Об этом можно быстро забыть, ведь здесь все как по-настоящему. Здесь можно остаться надолго. Здесь можно остаться навсегда. Как это, вероятно, сделала дочь покойного Юрия Андреевича. Как это сейчас делают девушки из парка. Как это будут делать и другие после них.

   Но она этого не сделает.

   Эша воткнула недокуренную сигарету в пепельницу, при этом обжегши себе палец. Больно было чертовски по настоящему. На коже появилось крохотное красное пятнышко, которое выглядело очень настоящим. Поддавшись внезапному порыву, Эша схватила пепельницу и запустила ее в стену ейщаровского кабинета, и пепельница брызнула во все стороны. Никаких эмоций, никакого чувства вины, никаких голосов. Она всего лишь разбила большую и не больно-то красивую вещь. Еще одно желание - мир, в котором вещи вновь были всего лишь вещами. Мир, в котором не думаешь о том, понравится ли вещи то, что ты с ней делаешь. Мир, в котором не нужно любезничать с мебелью, клясться драгоценным камням, обнимать стиральные машинки, делать реверансы часам и заключать пакт о ненападении с одеждой. Мир, в котором дела насекомых не соприкасаются с делами людей. Мир, в котором природные стихии существуют исключительно по физическим законам. Мир, в котором нет - и никогда не было никаких Говорящих! Они не для этого мира. Они все тут перепутали. Они и в самой Эше Шталь все перепутали, причем совершенно непоправимо. Она изменилась. Слишком многое стало ее задевать. Ей стало слишком много дела не только до вещей, но и до людей. Они перестали быть исключительно собранием полезных и бесполезных для нее качеств. Это было ужасно!

   Эша взглянула на псевдо-Ейщарова, прильнувшего к ее ноге, пытаясь как можно лучше запечатлеть эту картину в памяти. Чудесная, все же, была картина. От этого трудно отказаться.

   Любишь?

   Нет, я не люблю. Я не твоя. И тебя мне не надо. Мне не нужен твой уютный мир. Я хочу обратно под дождь.

   Она вдруг ощутила ее в ладони - круглую маленькую ручку с петелькой, которую уже давно, может быть, годы сжимала намертво затекшими пальцами. И хотя ладонь по-прежнему была пуста, ощущения эти не были ложными. Она чувствовала ручку, чувствовала запах новой, влажной материи купола зонтика. Почти сразу же к этому примешались и другие запахи - духов, табачного дыма, выхлопных газов и дождя. Где-то совсем рядом был ветер, где-то кто-то мурлыкал какую-то песенку, где-то шумел двигатель... Искусственный мир истончался, и в этом было что-то невыносимо болезненное. Ее пальцы сжались еще крепче и наткнулись на кнопку. Нажать на нее теперь было совсем не сложно... и все равно для этого пришлось приложить усилие.