Еда Древнего мира - Олег Ивик

Плутарх пишет о спартанском царе Архидаме: «Человеку, обещавшему ему сделать вино более сладким, он ответил: “Зачем? Расходовать его станут больше, а общественные трапезы станут менее благопристойными”». А для своего кислого вина спартанцы придумали несколько неожиданное употребление: «...женщины обмывали новорожденных не водой, а вином, испытывая их качества: говорят, что больные падучей и вообще хворые от несмешанного вина погибают, а здоровые закаляются и становятся еще крепче».

Для проведения сисситий мужчины объединялись в группы примерно по пятнадцать человек; прием каждого нового члена сопровождался тайным голосованием. Плутарх описывает эту процедуру: «Каждый из сотрапезников брал в руку кусок хлебного мякиша и, словно камешек для голосования, молча бросал в сосуд, который подносил, держа на голове, слуга. В знак одобрения комок просто опускали, а кто хотел выразить свое несогласие, тот предварительно сильно стискивал мякиш в кулаке. И если обнаруживали хотя бы один такой комок, соответствующий просверленному камешку, искателю в приеме отказывали, желая, чтобы все, сидящие за столом, находили удовольствие в обществе друг друга».

Каждый участник сисситии ежемесячно вносил в общий котел медимн (52,5 литра) ячменной муки, восемь хоев вина (1 хой равен 3,28 литра), пять мин сыра, две с половиной мины смокв (вес мины в разное время менялся и составлял от 436 до 600 грамм) и незначительную сумму денег для покупки мяса и рыбы. Впрочем, значительных сумм у спартанцев быть не могло хотя бы потому, что с денежным обращением в Спарте имелась особая проблема, специально созданная все тем же Ликургом в целях очищения нравов. Законодатель отменил золотые и серебряные деньги, введя вместо них железные, причем металл специально портили, закаляя его в уксусе. После этого железо становилось хрупким, теряло свою реальную стоимость, и изготовленные из него «деньги» имели фантастически низкий курс. Это были большие куски металла, и, отправляясь за мало-мальски значимой покупкой, спартанец должен был вместо кошелька использовать телегу. Поэтому на деньги, которые вносили участники сисситий, особенно разгуляться было трудно.

Традиционным блюдом спартанцев считалась так называемая «черная похлебка», основными ингредиентами которой были кровь, свинина, бобы или чечевица и уксус. Блюдо это было на любителя, причем за пределами Спарты таковые любители больше нигде не водились. Плутарх писал: «Больше всего спартанцы ценят так называемую черную похлебку, так что старые люди даже не берут свой кусок мяса, но уступают его юношам. Говорят, что сицилийский тиран Дионисий купил спартанского повара и приказал ему, не считаясь ни с какими расходами, приготовить такую похлебку. Однако, попробовав, он с отвращением ее выплюнул. Тогда повар сказал: “О царь, чтобы находить вкус в этой похлебке, надо, искупавшись в Евроте, подобно лаконцу, проводить всю жизнь в физических упражнениях”».

Судя по всему, жителям Спарты нельзя было есть соленую и жареную рыбу. На этот счет у Плутарха есть не вполне понятное (по крайней мере авторам настоящей книги) сообщение о том, как некий спартанец, «придя в Афины, поразился, что афиняне продают соленую и жареную рыбу, берут на откуп и собирают налоги, предлагают публичных женщин, а также занимаются другими недостойными делами, не считая это зазорным». Что зазорного увидел суровый спартанец в соленой и жареной рыбе и почему она оказалась в одном списке с публичными женщинами, не ясно, -возможно, эти способы ее приготовления ассоциировались у лакедемонян с избыточной роскошью. Известно, что спартанцы рыбу ели, - вероятно, они готовили ее как-то иначе, дабы свести к минимуму удовольствие от еды.

Но даже и этот унылый паек был, по сообщению Ксенофонта, очень скудным, и получали его лакедемоняне, стараниями того же Ликурга, не вдоволь: «Пищу он позволил потреблять гражданам в таком количестве, чтоб они чрезмерно не пресыщались, но и не терпели недостатка...»

Дело Ликурга продолжили его последователи. Плутарх пишет, что, когда спартанский царь Агесилай проходил мимо острова Фасоса, «островитяне послали ему муку, гусей, медовые лепешки и другие виды изысканной пищи и напитков». С точки зрения авторов настоящей книги, гусей и медовые лепешки трудно назвать такой уж изысканной пищей. Тем не менее царь строго стоял на страже аскетизма. Он «принял только муку и приказал доставившим пищу возчикам везти все остальное назад, так как спартанцам эти лакомства не нужны». Когда же островитяне продолжали настаивать, царь приказал раздать запретную еду илотам, заявив: «Не годится, чтобы мужественные люди питались лакомствами, ибо то, что прельщает рабов, должно быть чуждо свободным»...

Афиней сообщает, что некий житель Сибариса, сидя со спартанцами за их общей трапезой, сказал: «Понятно, что спартанцы - самый храбрый из всех народов: кто в здравом уме, тот лучше тысячу раз умрет, чем согласится жить так убого».

Регламентируя свои застолья, лакедемоняне не ограничивались материальной стороной дела и уделяли немало внимания духовной составляющей. За столом приветствовались беседы на патриотические темы, особенно это касалось юношества. Плутарх пишет, что, когда мальчики заканчивали свой скудный обед, старший из них, должность которого называлась «ирен», «кому приказывал петь, кому предлагал вопросы, требующие размышления и сообразительности, вроде таких, как: “Кто лучший среди мужей?” или “Каков поступок такого-то человека?”».

Спартанцы старались собирать за одним столом людей разных возрастов, дабы молодежь перенимала традиции старших. Плутарх сообщает: «За трапезами бывали и дети. Их приводили туда точно в школу здравого смысла, где они слушали разговоры о государственных делах, были свидетелями забав, достойных свободного человека, приучались шутить и смеяться без пошлого кривляния и встречать шутки без обиды. Спокойно переносить насмешки считалось одним из главных достоинств спартанца. Кому становилось невтерпеж, тот мог просить пощады, и насмешник тотчас умолкал. Каждому из входивших старший за столом говорил, указывая на дверь: “Речи за порог не выходят”». Впрочем, дети спартанцев питались отдельно, и на сисситии их приглашали не для того, чтобы покормить, а для того, чтобы воспитать. Кормлением же детей спартанцы не злоупотребляли.

В семьях дети жили и питались до семилетнего возраста. Впрочем, далеко не у всех детей была семья в нашем понимании этого слова. Дело в том, что в первое время после свадьбы мужья и жены в Спарте жили раздельно. Собственно, свадьбы и свадебного пира у них тоже не было. Плутарх писал:

«Невест брали уводом, но не слишком юных, не достигших брачного возраста, а цветущих и созревших. Похищенную принимала так называемая подружка, коротко стригла ей волосы и, нарядив в мужской плащ, обув на ноги сандалии, укладывала одну в темной комнате на подстилке из листьев. Жених, не пьяный, не размякший, но трезвый и, как всегда, пообедавший за общим столом, входил, распускал ей пояс и, взявши на руки, переносил на ложе. Пробыв с нею недолгое время, он скромно удалялся, чтобы, по обыкновению, лечь спать вместе с прочими юношами. И впредь он поступал не иначе, проводя день и отдыхая среди сверстников, а к молодой жене наведываясь тайно, с опаскою, как бы кто-нибудь в доме его не увидел. Со своей стороны и женщина прилагала усилия к тому, чтобы они могли сходиться, улучив минуту, никем не замеченные. Так тянулось довольно долго: у иных уже дети рождались, а муж все еще не видел жены при дневном свете».

Но даже с той поры, когда супруги начинали вести общее хозяйство, и хозяйство это, и дети в значительной мере находились на попечении женщины, так как глава семьи большую часть жизни проводил в военных лагерях и походах. В родительском доме дети питались, надо думать, более или менее сносно, но без излишеств. В свое время Ликург провел земельную реформу и выдал гражданам наделы в соответствии с принципом «каждому по потребностям», а именно: «...каждый надел был такой величины, чтобы приносить по семидесяти медимнов ячменя на одного мужчину и по двенадцати на женщину и соразмерное количество жидких продуктов. Ликург полагал, что этого окажется достаточным для такого образа жизни, который сохранит его согражданам силы и здоровье, меж тем как иных потребностей у них быть не должно».

После того как мальчикам исполнялось семь лет, их отбирали у родителей - теперь они жили и питались в специальных лагерях. Ложем им служили подстилки из тростника, баню они посещали несколько раз в год, а одежду им почти не выдавали. По словам Плутарха, «в двенадцать лет они уже расхаживали без хитона, получая раз в год по гиматию, грязные, запущенные...». Плутарх пишет: «Ирен... командует своими подчиненными в драках и распоряжается ими, когда приходит пора позаботиться об обеде. Большим он дает наказ принести дров, малышам - овощей. Все добывается кражей: одни идут на огороды, другие с величайшей осторожностью, пуская в ход всю свою хитрость, пробираются на общие трапезы мужей. Если мальчишка попадался, его жестоко избивали плетью за нерадивое и неловкое воровство. Крали они и всякую иную провизию, какая только попадалась под руку, учась ловко нападать на спящих или зазевавшихся караульных. Наказанием попавшимся были не только побои, но и голод: детей кормили весьма скудно, чтобы, перенося лишения, они сами, волей-неволей, понаторели в дерзости и хитрости».