Колония - Бен Бова

На лунный паром тоже не смог попасть. Этот ход Кобб тоже предвидел. Но, подумал Дэвид, нажимая на педали, грузы перевозимые на этих паромах, не проверяются. Оба конца лунной трассы принадлежат корпорации «Остров номер 1». Из колонии было нечего возить контрабандой в бесплодную заброшенность лунных рудников — по крайней мере, такого, что не устраивало бы Кобба.

Он дожал на гребень гряды и катился теперь по грунтовой дороге, свободным колесом направляясь из леса к пастбищам, где травянистую равнину усеивали мелкие стада овец и коз.

Дэвид щелкнул имплантированным коммуникатором и запросил у компьютерных файлов информацию о грузовых трюмах паромов. Катясь свободным колесом вниз по склону, он привычно расслабил напряженные мышцы ног.

И разочарованно крякнул. Никаких грузовых трюмов у паромов не было. Отдельные стручки с грузом прикреплялись к внешнему корпусу парома и перевозились ракушкам на обшивке корабля. Грузовые стручки закрывались герметично, но зайцу пришлось бы два дня задерживать дыхание, пока паром одолевает четверть миллиона миль между «Островом номер 1» и Луной. И поездка эта будет к тому же холодной: пара сотен градусов ниже нуля, достаточно холодно, чтобы воздух затвердел… и человеческое тело тоже.

Вылетев со склона на равнину, Дэвид гнал электропед все быстрее и быстрее, рассеивая блеющую кучу забредших на тропу коз. Позади него тявкнул пес, и ветер прижал ему к груди тонкую рубашку, развевая сзади волосы.

Несколько сот градусов ниже нуля и никакого воздуха, повторил он про себя. По крайней мере, доктор Кобб не будет ждать, что я попробую этот маршрут!

На подготовку своего саркофага Дэвиду потребовалась почти неделя.

Работал он по ночам, в подвале электронной мастерской ближайшей к его дому деревни. Мастерская продавала жителям «Острова номер 1» полифонические звуковые системы и новые стереотелевизоры. Пройти мимо электронных замков и превратить подвальный склад в рабочее место было делом простым.

Воспользовавшись своим знанием кредитных систем компьютера, Дэвид приобрел цилиндрический грузовой стручок, скафандр космонавта, несколько баллонов с кислородом и пару генерирующих электричество топливных элемента.

Днем он старательно занимался своими обычными исследованиями и упражнениями. Он пунктуально являлся на регулярные медицинские тесты и обследования, полагая, что доктор Кобб наблюдает за ним, по крайней мере, время от времени.

Спать ему вообще едва ли доводилось. По дороге к Луне у меня будет уйма времени на сон, думал он. Пара дней — или вечность.

Ему не составило труда вторгнуться в компьютеризированные инвентарные системы, занимавшиеся всеми товарами колонии, и «позаимствовать» нужные предметы. Впервые Дэвид научился химичить с компьютерными системами, когда стал достаточно большим, чтобы посылать подарки на рождество. Все его юные друзья получали экстравагантные дары: целые библиотеки видеозаписей, планер с прозрачными крыльями, новые костюмы с Земли — и все от десятилетнего мальчика, без какого-либо кредитного счета.

Единственной его ошибкой была посылка доктору Коббу астрономического телескопа рабочих размеров. Кобб накапал на юного Санта-Клауса, и обрадованным было друзьям Дэвида пришлось вернуть свои «подарки».

— Где-то теперь эти друзья-приятели? — спросил себя Дэвид, изучая спецификации топливных элементов, только что принесенных им в подвальный склад. Друзья один за другим постепенно уплыли из его жизни. Он все еще виделся с ними, а с некоторыми даже часто. Но они теперь вели собственную жизнь, и старые дни детского и отроческого товарищества исчезли. Они бегали на свидания и женились, пока я проходил тесты у биомедиков. Дэвид покачал головой. Единственным его настоящим другом в теперешние времена был компьютер. Даже доктор Кобб повернул против него.

Эвелин была права, думал он. Я здесь один-одинешенек.

Он положил лист со спецификациями и оглядел разложенную им на полу склада добычу: открытый грузовой стручок, пластиковый цилиндр двухметровой длины, выстеленный изнутри тонким слоем из пеноматериала; скафандр с шаровидным прозрачным пластиковым шлемом; объемистые зеленые объемы с кислородом; приземистые, квадратные безликие белые топливные элементы.

Десять кило барахла, и их надо втиснуть в ящик на пять кило. Это было чересчур много. Он не мог втиснуть все это в грузовой стручок — во всяком случае, если хотел засунуть в него и себя самого.

Большую часть ночи он провел, проделывая расчеты; расход кислорода в час, утечки тепла сквозь изоляцию стручка, электрической энергии, потребной для обогрева скафандра и поддержания работы воздушных насосов.

Цифры наплывали на него как туман усталости. Дэвид зевнул прищурившись, глядя на экран компьютера, пытаясь увидеть иные цифры, лучшие. Но маленькие светящиеся красным, однозначные цифры не менялись.

Не втиснуть.

Он устало развалился на пластиковом стуле, стоявшем у полок с товарами, и уставился на бескомпромисные цифры.

Иди домой и ложись спать, сказал он себе. Ты ничего не изменишь оставаясь всю ночь на ногах и…

Спать.

Он вспомнил один из тестов, которому его подвергли в отроческие годы биомедики — что-то связанное с управлением его автономной нервной системы и снижением скорости его основного обмена веществ. О чем там шутили эти врачи? Индус… йог, вспомнил Дэвид. Трансцендентальная медитация, запрограммированная в компьютер!

Теперь он ясно вспомнил все это, внезапно потеряв всякий сон. Они подключили его к какому-то энцефалографу, но вместо записи электрических сигналов деятельности его мозга, эта машина накладывала волновое состояние его мозга в глубоком, глубоком сне. Трансе. Дэвид вспомнил, что выключился почти сразу же, как только к его голове приставили электроды. Позже ему рассказали, что он проспал шесть часов, едва дыша, и сердцебиение у него замедлилось до менее чем тридцати ударов в минуту.

Упаковав в надлежащий ящик все свое разбросанное снаряжение, Дэвид поставил его на задние полки склада. Грузовой стручок он приволок к задним полкам и оставил его лежать там на полу. За несколько дней его добро никто не потревожил, никто не задавался вопросом, почему оно там. На складах всегда скоплялось барахло, на которое никто не обращал внимание.

Дэвид поехал на электропеде обратно домой, и мотор мурлыкал, включенный на полную мощь, всю дорогу по темным извилистым тропам.

Очутившись дома, он не один час ковырялся в файлах компьютера, пока не отыскал примененную на нем много лет назад биомедиками программу теста ТМ. Там было все: техника, программа компьютера, результаты теста. Если бы я смог прокатиться до Луны в таком вот ТМ-трансе, то мне не потребовалось бы столько кислорода и тепла. Я смог бы втиснуть в грузовой стручок все, что мне надо.

Оторвав на миг взгляд от стола, Дэвид увидел, что уже занялся рассвет. Он подошел к постели, щелкнул имплантированный коммуникатором и подключился к программе, вызывающей транс. Она все еще была установлена на продолжительность в шесть часов.

С миг он гадал, так ли хорошо сработает его имплант, как всаженные ему в скальп электроды.

Но миг спустя он крепко спал, едва дыша, такой же неподвижный, как смерть.

14

Мама с папой отвезли меня в Брауэрвиль, и мы там попрощались перед магазином скобяных изделий Сэндерсона, пока водитель автобуса ждал, когда я займу свое место. Мама действительно держалась молодцом, никаких слез или чего-нибудь такого. От этого я почувствовал себя еще хуже, чем если бы она рыдала по мне.

Я диктую это здесь, в аэропорту Городов-Близнецов (Миннеаполис и Сент-Пол). Аэропорт этот старый, здесь не разрешают летать ничему крупному из-за всех толпящихся вокруг домов и фабрик. Мой самолет будет через час или позднее из-за этого проклятого дождя.

Но следующая моя остановка — солнечный Техас!

Джамиль аль-Хашими от души ненавидел сцены, с которыми ему придется столкнуться. Но, расхаживая по кабинету на первом этаже своего багдадского дома, он знал, что никак не может избежать этих столкновений.

Сперва ему придется выставить из своего дома архитектора. Это будет легко. Но потом ему придется иметь дело с Бхаджат, а это будет, как минимум, очень болезненно.

Он решительно затянулся сигаретой, вставленной в длинный тонкий мундштук из слоновой кости. Пороку курения он предавался только наедине с собой, и только когда бывал очень взвинчен.

Я делаю это все чаще и чаще, понял он. По мере того, как игра становится все опасней и достигает критической стадии, я опять впадаю в детские слабости.

Он сердито вытащил из мундштука недокуренную сигарету и раздавил ее в серебряной пепельнице на столе. В ней уже лежало четыре других окурка.

— Дурак! — обругал себя аль-Хашими. Слабак.